Русский Журнал / Круг чтения /
www.russ.ru/krug/20010418.html

Книги за неделю от 18.04.
Лиза Новикова

Дата публикации:  18 Апреля 2001

Ефим Эткинд. Записки незаговорщика. Барселонская проза. - СПб.: Академический проект, 2001.

Ефим Григорьевич Эткинд (1918-1999) по-русски называл себя незаговорщиком, а по-французски - диссидентом поневоле. В таком определении видится некоторый комедийно-мольеровский оттенок (Эткинд, кстати, был знатоком французской словесности). Только в комедии, которую долгое время ломала советская власть, круг действующих лиц и исполнителей был сильно расширен: вместе с разнообразными лекарями поневоле, мнимыми больными, жеманницами и мизантропами на сцену выпустили изрядное количество палачей. Эткинд это помнил, как знал и то, что роль ученого мужа, филолога, историка русской и зарубежной литературы, теоретика перевода и стиховеда не предполагала отсебятины. А он за кулисами общался с Солженицыным и Бродским и всячески "проводил идеологически вредную и враждебную деятельность", как сказано было в заключении ученого совета Педагогического института им. Герцена. Одной антисталинской фразы в эткиндовском предисловии к сборнику переводов, вышедшему в "Библиотеке поэта", хватило, чтобы готовый тираж пустить под нож. А чтения "Архипа" ("Архипелага ГУЛАГ") - чтобы заслуженного профессора уволить с работы и таким образом вынудить к эмиграции. Словом, ученый совет перевел Эткинда в университеты Франции, Америки и Испании.

Свои "Записки незаговорщика" Эткинд лишь условно выстраивает в драматической форме. Документально изложенные события 1974 года, когда профессора отлучали от студентов, выглядят абсурдистской драмой. Автору приходится постоянно делать разъяснительные отступления (вроде напоминаний о том, что такое показуха и проработка), чтобы хоть попытаться эту "кафку сделать былью". В том-то и дело, что даже наши самые-самые времена Эткинд не считал полнейшей "кафкой". Он не становился в привычную позу эмигранта-отрицателя, а вполне серьезно доказывал, что, кроме области балета, мы всегда были впереди планеты всей еще и в сфере детской литературы и пушкинистики.

Между максималистской установкой жить не по лжи и неизбежной компромиссностью Эткинд видел возможность маневра. В одной из новелл автобиографического сборника "Барселонская проза", написанного уже в эмиграции, действие происходит в 1951 году: Эткинд, уверенный, что ожидающий его в коридоре военный пришел с обыском и арестом, тихонько пишет прощальные письма. Выясняется, что парень с синими погонами - студент-заочник и только застенчиво просит принять у него экзамен. Идеалист Эткинд верил, что и на гэбэшных тузов может найтись более сильный джокер, будь то знание или остроумие.

Чарльз Диккенс. История Англии для юных / Пер. с англ. Т.Бердниковой, М.Тюнькиной. - М.: Независимая газета, 2001.

Именно знание и остроумие помогло в 1853 году Чарльзу Диккенсу. Собственный вариант "Истории Англии" он посвятил своим отпрыскам и явно старался, чтобы им все было понятно. Чтобы юные читатели лучше прониклись смыслом венчающей книгу формулы "Боже, храни королеву", Диккенс сразу предупреждает: английский трон - очень беспокойное место. Каждому правителю в его "Истории..." дается четкое определение: "Когда первая радость после избавления от Ричарда III поутихла, народ и дворяне увидели, что Генрих VII вовсе не такой славный парень, как им казалось". А вот про Генриха VIII: "И то, что был он кровопийцей и злодеем, настоящим извергом рода человеческого и запятнал историю Англии кровью и грязью, - чистая правда". Пусть и у нас про кого угодно говорят, что он спас мир и вообще славный парень, только бы внятнее прописали, что Сталин - бяка. Хотя бы и в дошкольных раскрасках.

Том Вулф. Нужная вещь / Пер. с англ. В.Быстрова. - М.: Торнтон и Сагден, 2001.

Как раз к дню Гагарина поспела книга про первых американских космонавтов. Том Вулф, известный американский журналист и писатель, в 60-70-х эпатировал публику яркими карикатурными романами. Названия у них обычно трудно переводятся на русский: "Конфетно-раскрашенная, апельсинно-лепестковая, обтекаемая малютка" иди "Радикальный шик и Умельцы резать подметки на ходу". Пока у нас выбирают более сдержанные заглавия: недавно вышли "Костры амбиций", а теперь и вовсе - строгая документальная повесть "Нужная вещь". В 1961 году американцы полетели в космос, роман Вулфа был написан в 1979-м - только тогда публика смогла подробнее узнать о жизни летчиков-испытателей, воспоминания которых использовал автор. Подняться выше Эмпайр-стейтс-билдинга, подняться выше всех - это настоящая американская мечта. Не важно, что она впервые была осуществлена другими.

Том Вулф подробно описывает будни пилотов, весь процесс подготовки полета первых "Меркуриев". Но чтобы читатели не заскучали, автор в виде приманки задает вопрос: "Что движет всем этим?" Оказывается, загадочная "нужная вещь", которая помимо маленькой зарплаты и большого процента смертельного риска обязательно должна быть у настоящего пилота. Сформулировать, что это такое, сам бравый пилот не может. Зато писатель в силах увлекательно расписать романтику преодоления, бравады, веселого безумия и захватывающего дух эгоизма. Да так, что любой читатель, будь он оператором аттракционов в парке Горького или журналистом, обязательно вообразит себя этаким смельчаком с "нужной вещью" в кармане. Что это за вещь: доблесть, известность, деньги, свобода слова? С английского слово stuff переводится и как "дрянь". Для Вулфа это в немалой степени - "раскрутка". Главное, чего лишаются семь героев-космонавтов с прекращением программы, - славы: "Может настать день, когда американцы, услышав их имена, спросят: "А кто это такие?" Заканчивается книга одержанным сожалением по поводу окончания холодной войны и гонки вооружений: вот это была крутая раскрутка!

Милорад Павич. Звездная мантия: Астрологический справочник для непосвященных / Пер. с сербск. Л.Савельевой. - СПб.: Азбука, 2001.

Раскрутка продолжилась, когда американцы стали бомбить югославов. Бомбы попали прямо в новый роман серба Милорада Павича. Бомбы мешают писателю сочинять и мешают его героям любить друг друга. Поэтому "Звездная мантия" - совсем небольшое произведение. Кроме некоторой модернизации в виде политизированности и интерактивности (читатель может продолжить историю по указанному интернетовскому адресу) все по-прежнему. Персонажи говорят по-французски, по-гречески, по-русски, путешествуют по чужим снам и возрождаются в разных временах подобно герою-героине Орландо. Астрологические прогнозы даются в романе сразу на все времена. Элитарность, интерактивность и народность прекрасно уживаются вместе. В общем, универсальный Павич.

╘ Лиза Новикова, 2001

╘ ИД "Коммерсантъ", 2001