Мне позвонила из Израиля давняя ученица - я посылала ее сыну в подарок том "Всемирная литература" Энциклопедии для детей издательства "Аванта+". "Что вы сделали с нашим Иосифом? Он не двенадцатый, а одиннадцатый сын Иакова. И братика Вениамина в первый раз увидел не в Египте, а раньше - их мать Рахиль умерла от родов еще на пути в землю Ханаанскую. А вообще-то книга отличная. Если бы у меня такая в детстве была, я бы от многих комплексов избавилась. Всего не прочесть, а представление иметь хотелось..."

Все правда. Ошибки есть - во всяком случае, во всех томах, которые я читала. Видимо, они неизбежны (издание коммерческое, сроки жесткие, всегда что-нибудь доделывается впопыхах, участвует в работе много народу разной степени добросовестности и разной квалификации), что не освобождает от жгучего стыда, когда обнаруживаешь ошибки в уже готовой красивой книжке. Так в томе "Искусство" репродукция поясного портрета крестьянина Мины Моисеева работы Крамского (оригинал - в Третьяковской галерее) сопровождается описанием портрета этого же крестьянина в полный рост из музея в Киеве. Во второй части "Русской литературы" поменяли местами две цифры в именном указателе и таким образом сделали известного пушкиниста М.О.Гершензона моложе на 27 лет, а в уже упомянутой первой части "Всемирной литературы" рядом с датами жизни Лукиана - "около 120 - около 180" неизвестно откуда возникло продолжение "до н.э". И это, к сожалению, лишь отдельные примеры, а не полный перечень.

Но справедливо и другое: книжки Энциклопедии для детей "Аванты+" задуманы и сделаны словно бы в ответ на отчетливое ожидание многочисленных читателей. При этом у тех, кто причастен к созданию этих книг, нет единого представления о читателях и, соответственно, о Главной Задаче. Одни считают, что Энциклопедия адресована тем, кто еще ничем не интересуется, но кому надо дать шанс. Точнее, у нас есть шанс его заинтересовать, заманить и приобщить. И даже помочь в трудную минуту. Отсюда легкость стиля, интонация непринужденного разговора, картинки вроде комиксов (а иногда, к сожалению, и в духе журнала "Крокодил" 50-х годов с красноносыми алкоголиками в майках и с авоськами) для наглядного изображения отвлеченных научных понятий. Другие уверены, что за книгу возьмется лишь тот, кто хочет узнать больше о том, что ему уже интересно или нужно. И поэтому главное - полнота, точность, научность.

Некоторые с горечью констатируют, что тома становятся все менее детскими. Есть авторы, рекомендующие свои статьи студентам; есть абитуриенты и студенты, успешно сдавшие экзамены, которые черпали знания из Энциклопедии; ходят слухи и о кандидатском минимуме... (Если последнее правда, то виновата в этом не чересчур научная Энциклопедия, а, видимо, условия сдачи или изменившиеся представления о минимуме.) Но есть и рассказы мам о сыновьях-старшеклассниках, читавших ночь напролет, один - "Биологию", другой - "Технику". Есть и рассказ папы о дочке-пятикласснице, которая за время болезни прочитала все дополнительные очерки в томе "Всемирная литература" (дополнительные очерки - в издательстве их называют сюжетами - помещаются на цветных плашках, обычно они проще и занимательнее основного текста статьи). А один мой бывший ученик, ныне студент-историк, сказал так (о томе "Искусство"): "Хорошая книжка. Во-первых, удобно: все вместе и с иллюстрациями. Во-вторых, рассказано человеческими словами; почти не рискуешь нарваться на что-нибудь вроде "с глубочайшей экспрессией". Хотя бывают и менее лестные отзывы (правда, я знаю о них из третьих рук, этих недовольных читателей не видела, но не сомневаюсь, что они есть - иначе быть не может): про Шекспира слишком сложно, непонятно; вводные статьи неинтересные... Значит, на ожидания этих читателей том "Всемирная литература" (или данные статьи тома) не ответил.

"Идеал - он тем прекрасен, что вовек недостижим", - пел несколько лет назад в нашей школе учительский квартет о выпускниках на празднике последнего звонка. Как нет идеального выпускника, так не может быть книги, равно интересной и нужной всем без исключения. Поэтому для меня и некоторых моих коллег по "Аванте+", делавших "Всемирную литературу", естественно было представлять в качестве адресата не абстрактного тинейджера, а своего ученика-старшеклассника или знакомого подростка. Получилось в конечном счете, что я как методологический редактор работала на себя же - учителя.

Известно: "сколько сердец, столько родов любви". Представлений о литературе вообще и о соответствующем школьном предмете в частности, наверное, меньше все же, чем учителей, однако достаточно много. Коллектив, работавший над томом "Всемирная литература", считает, что очень важно видеть, как сделано произведение. А потому нельзя ограничиваться только сведениями о героях и идеях; биография же и личные качества писателя рассматриваются во вторую очередь (другая точка зрения, и у нее не меньше прав на существование, представлена в томе "Русская литература", там каждая статья о писателе - прежде всего литературный портрет). Отсюда внимание к вопросам поэтики, к жанру, языку, даже звучанию; из тома можно узнать, например, как звучит древнекитайское или арабское стихотворение. Необходимым оказывается разговор о проблемах перевода, нередко сравнивается работа разных переводчиков, особенно если речь идет о стихах. Мы не притворялись, что делаем книгу для всего человечества. Читатель нашей книги - школьник, знакомый и продолжающий знакомиться прежде всего с литературой русской. И поэтому наши авторы писали и о том, как отразилась зарубежная классика в русской поэзии, и о личных взаимоотношениях русских и иностранных писателей.

Хотелось, чтобы возникло ощущение единства литературы - несмотря на пространство и время, разделяющие ее создателей, - и при этом не закреплялась иллюзия, будто люди всегда и везде одинаковы. В томе нередко сталкиваются разные взгляды на описываемое явление; приводятся любопытные и иногда взаимоисключающие суждения об одном и том же. Многие интересные сведения, в том числе цитаты, дающие пищу для ума, помещаются на полях рядом с основным текстом. Так, рассказ о новейшей японской литературе и ее интересе к русской классике снабжен сообщением на полях о том, что первый перевод "Капитанской дочки" А.С.Пушкина на японский язык вышел под названием "Сердце бамбука и думы бабочки". А статья о философских и эстетических воззрениях экзистенциалистов сопровождается высказыванием М.Л.Гаспарова: "Экзистенциализм - удел душевных складов двоякого рода: во-первых, это толстокожие, душевно ожирелые (как Дионисий Гераклейский, которого нужно было колоть иглой сквозь дикое мясо, чтобы он очнулся для государственных дел), которым нужна гурманская встряска, чтобы что-то воспринимать; во-вторых, тонкокожие, которым так мучительно каждое соприкосновение с миром, что они вынуждены искать в этих муках наслаждения. А для остальных анестезией в соприкосновении с миром служит мысль - этой терапии учил нас Сократ, которого экзистенциалисты не любят". Кто захочет - подумает над этими словами и, может быть, их поймет. Не захочет и не подумает - так тоже не страшно.

Хорошо, если том Энциклопедии делает картину мира более яркой, сложной и полной. Однако с его помощью можно решать и более простые задачи.

Зарубежную литературу почти не изучают в школе, даже в гуманитарных классах. Но мало кто так и не узнал за школьные годы, что Татьяна Ларина "влюблялася в обманы и Ричардсона, и Руссо". В чем же заключались эти "обманы"? (Кажется, громадные романы Ричардсона так и не переведены на русский язык, но и переведенную "Новую Элоизу" Руссо вряд ли одолеет старшеклассник.) Почему Овидий Назон, римский поэт, окончил "свой век, печальный и мятежный, в Молдавии, в глуши степей, вдали Италии своей" и как именно он воспевал "науку страсти нежной"? И что это за "напев Торкватовых октав?" Можно поручить отличнику приготовить доклад, используя институтский учебник. Но почти наверняка в этом случае в классе прозвучит прочитанная по бумажке ученая речь с множеством непонятных слов и громоздких синтаксических конструкций. А отсылая учеников к "Всемирной литературе", я знаю, что перед ними скорее всего будет живой, внятный и достаточно информативный текст.

Серьезного, но не очень закаленного читателя, обратившегося за информацией, отталкивает избыточная игривость интонации, но при этом оскорбительным кажется условный литературоведческий язык - ведь дети с нами ни о чем таком не уславливались. Вот и пришлось, работая над томом, выступать от лица предполагаемых читателей и просить уважаемых авторов по-простому разъяснить, что они имели в виду (мне, по правде сказать, и от себя лично иногда хотелось бы это спросить, да взрослому учителю и редактору полагается все понимать без разъяснений, а тут такой удобный случай). Будь у нас достаточно времени, темных мест осталось бы гораздо меньше и детям не пришлось бы довольствоваться очень приблизительным пониманием таких фраз, как "постижение действительности через призму мифологического сознания". В лучших текстах "Всемирной литературы" простота изложения не отменяет необходимости размышлять. "Почему и поныне читатели с радостью следят за его (Робинзона) успехами в домашнем хозяйстве, а перечень корзин и горшков им интересен не меньше, чем список кораблей у Гомера?" - спрашивает автор статьи о Даниеле Дефо. В этом вопросе, конечно, есть доля лукавства - вряд ли многим очень уж интересен список кораблей, - но такой формулировкой читатель словно бы включен в хорошую компанию и вместе с нею приглашается к размышлению об эпохе, влияющей и на читателя, и на литературного героя, и о "великом значении простых и привычных вещей".

Во втором разделе второй части тома, посвященном литературе XX века, проблема стиля встает острее - очень уж труден для понимания материал. Тех, кто прочел Дефо, среди наших читателей несравненно больше, чем тех, кто одолел "Улисса". Надо ли вообще писать в детской книге о недоступных ребенку вещах? Или о том, что можно счесть вредным, опасным? Ведь в произведениях XX века речь нередко идет о смыслоутрате, о потере всяческой опоры, о кошмаре бытия. Да и в судьбах писателей много такого, о чем трудно говорить с детьми. Как объяснить взаимоотношения Верлена и Рембо? Нужно ли сообщать о том, что столько писателей добровольно ушло из жизни? Авторы и редакторы отважились на попытку рассказать подросткам о главных произведениях последнего столетия и их создателях. Они очень старались сделать тексты доступными, хотя некоторые статьи написаны все-таки словно впрок, для читателя взрослеющего. Не исключено, правда, что какие-то из них не смогут понравиться ни в каком возрасте. "Идеал - он тем прекрасен, что вовек недостижим".