Когда я работал в "Знамени", люди, желавшие сделать мне приятное, говорили так: "Всегда начинаю читать ваш журнал с конца". В конце журнала, вестимо, располагался "Наблюдатель" - библиографическое обозрение, которое я придумал и вел шесть последних лет. Но вообще говоря, фраза эта (как и эта привычка - листать журнал с конца) - из разряда "общих". В конце любого журнала, как правило, сгружена всякая мелочь - не только библиография, но и письма читателей, и хроника, и некрологи, и поздравления, и всякого рода маргинальные, непонятного жанра тексты, которые редакция не знает, куда воткнуть.

А среди читателей, как и среди пловцов, есть такие, которые сразу ныряют (в глубины длинного романа, к примеру), а есть и которые долго разминаются на бережку, пробуют воду пяткой и вообще любят пляжи с пологим дном, чтобы в воду можно было неторопливо и осторожно входить. Такие вот и обгладывают журнальную книжку с конца, где относительное мелководье.

Ну и, разумеется, профессиональные критики "въезжают" в журнал преимущественно с черного хода - там худо-бедно отражается литературная жизнь, там предъявляется конкретная информация, там печатаются тексты друзей и врагов по цеху. Словом, там то, что и делает журнал журналом - самостоятельной единицей литературного процесса, а не оперативной параллелью дешевого книгоиздания.

У меня этот цеховой рефлекс тоже есть, но все-таки сильнее его привычка библиографа - прежде чем начать рефлекторно листать последние страницы, я все-таки пробегаю глазами содержание. И существует только одно исключение из этого правила - "Новый мир", где я сначала со смешанным чувством зависти и досады прочитываю рубрику Андрея Василевского "Периодика", а потом уже заглядываю в содержание.

Сейчас объясню и зависть, и досаду.

Первая имеет, так сказать, историко-биографическую природу, хотя целиком в эти рамки и не укладывается.

Но по порядку: знаменский "Наблюдатель" я задумал где-то в конце 94-го года, когда рецензионные отделы исчезли практически из всех "толстых журналов", кроме, разве что, маргинального "Континента" и консервативного "Нового мира". Но и "Новый мир" тогда зачем-то разрушил доставшуюся ему от советских времен простую и логичную двухчастную схему библиографического отдела: "Книжное обозрение" (пространные рецензии с названиями) и "Коротко о книгах" (рецензюшки без названий). И как-то вяло пытался экспериментировать на вдруг опустевшем пространстве: то вдруг запускаются "зеркальные" рубрики "Зарубежная книга о России" и "Русская книга за рубежом" (при полном обмелении остальной библиографии), то они бесследно исчезают и возникает непонятная "Книжная полка" (произвольный список недавних книжек, из которых разве что каждая пятая безлично аннотирована), то несколько полос раздела "Коротко о книгах" отдаются на откуп одному рецензенту, ну и прочие ужимки и прыжки, свидетельствовавшие одновременно и о желании что-то такое придумать, и о расплывчатости, несфокусированности этого желания.

Я же, затевая "Наблюдатель" и сочиняя длинные, подробные докладные по начальству с "картинками" (конкретными набросками содержания аж с арифметическими выкладками и разграничением "сфер влияния" отдела критики и своего будущего отдела), сразу решил: это будет классическая жесткая схема (которую набиравший силу книгоиздательский бум должен был сам наполнить не вполне классическим содержанием) плюс несколько нестандартных рубрик в качестве острой приправы к обязательному, традиционному блюду. В числе этих рубрик должна была быть и какая-то совершенно неформальная, свободно-развязная, субъективно-авторская (разумеется, никому бы не доверил - писал бы сам).

"Разминание" и всестороннее, очень вязкое обсуждение проекта "Наблюдателя" шло в "Знамени" почти полгода (чтобы сказать "да" или "нет", почему-то мало оказалось решения редколлегии - устроили общее собрание журналистского коллектива), и в ходе этого обсуждения не самым последним лицом редакции было категорически сказано: "В "Знамени" не было и не будет авторских рубрик! Мы делаем журнал коллективно!".

Ну, словом, когда я отправил наконец в набор первый выпуск "Наблюдателя", аккурат вышел 5-й номер "Нового мира" за 1995 год, в котором впервые появилась "Периодика" Андрея Василевского. Открыл я эту рубрику, и чуть не завопил, как Остап Бендер: "Увели девушку! Прямо из стойла увели!".

Не то чтобы именно это грезилось мне, пока я корпел над своим проектом, но искал я где-то рядом. Отсюда и зависть, и ревность, но и признание первенства и заслуги.

Скажу без тени иронии: Андрей Витальевич совершил тогда чрезвычайно редкое в журналистской практике (вообще очень консервативной, несмотря на внешнюю суету) открытие нового жанра, не побоюсь даже сказать, что это единственное настоящее "ноу-хау" в крупноформатной литературной журналистике 90-х годов.

Не знаю (не спрашивал), сразу ли понял Василевский, какую универсальную машинку он придумал, или постепенно проникался (судя по динамике развития рубрики - скорее второе) значимостью своего открытия, да это теперь и не важно.

Как эта рубрика устроена? Как все гениальное, очень просто: "записная книжка читателя" ("читательский дневник") делается достоянием публики. Причем неважно, подлинна эта "дневниковость" или срежиссирована: название текста (романа, рассказа, статьи, мемуарной публикации, рецензии, подборки стихов etc.) плюс несколько слов по его поводу; иногда - цитата; иногда (еще до Интернета было дело) - ссылка на другие тексты того же автора или по той же теме. Иногда - без слов (автор, название текста и место публикации сами образуют некое выразительное "высказывание").

Еще раз повторю: гениально! Емкость такой рубрики практически беспредельна, география охвата ничем не ограничена (периодика на русском языке издается на всех континентах), свобода высказывания полная, обязательств перед читателем - никаких. Хочет автор - о маленькой статейке в маргинальной газете пишет серьезный аналитический абзац, а хочет - о длинном романе известного писателя говорит две вроде бы нейтральные фразы:

"Олег Смирнов. Месяц колосьев. Роман. - "Наш современник", 1995, # 1 - 2.

Военная проза. К 50-летию Победы".

Кто-то прочтет эти несколько слов буквально, а кто-то увидит отношение автора: вот роман, про который больше нечего сказать. Это отношение не навязано (иногда в подобных случаях оно есть, а иногда нет, то есть закономерность не выстроишь), никаких претензий предъявить невозможно, но какой-то мерцающий смысл все равно генерируется. Кто-то "принимает", как радиоприемник, эту волну, кто-то - нет. Чистая работа!

Но никто не запрещает тому же автору дать прямую оценку, использовать все градации иронии, вступить в полемику, изничтожить идейного или эстетического противника его же собственными словами, да и попросту дать классическую, бесстрастную аннотацию. Жанр позволяет все!

Я уж не говорю, какой находкой была эта рубрика для журнала. Ведь "Периодика" - простейший и эффективнейший инструмент влияния. Туда рано или поздно (это быстро превращается в привычку) заглядывают (помимо "просто читателей") все авторы газет и журналов (а это мощнейшая референтная и, главное, транслирующая группа) в надежде найти свое имя. Ища себя, волей-неволей знакомятся с мнением Василевского обо всем на свете. И все это в гомеопатических, быстрорастворимых и легкоусвояемых дозах, без натуги и занудства! Нет, сказка, а не жанр!

И непочтительный Слава Курицын, устроивший недавно "конструкцию Василевского", зря так легкомысленно стебался насчет "заметок", выстраивая издевательски-идиллическую биографию героя:

"Постепенно стал писать в журнал заметки (мне отчего-то кажется, что я видел его рецензию в легендарном молодежном номере "Нового мира" за апрель 1974-го, но в биографии сказано, что печатается Андрей с 76-го), потом статьи, но к последним быстро охладел, найдя подлинное признание в летучем жанре библиографической короткой заметки: до сих пор его рубрика "Периодика" в "Новом мэ" - один из образцов жанра; уверен, что благодаря Андрею на страницах журнала в последние годы появилась всякая милая чушь типа "наши публикации 10 лет назад", которая придает журналу уютную домашнюю ауру..."

Славик вообще человек легкий, для него два года туда, два года сюда - без разницы. Именно в том "легендарном молодежном номере за апрель" и напечатался Василевский, только номер-то был за 1976-й, а не за 74-й.

Ничего себе, кстати, был номерок:

И Евгений Попов, и Вик.Ерофеев, и Михаил Эпштейн, а в "Молодых-то голосах" - и нынешний депутат Бунимович, и Олеся Николаева на одной странице с Сергеем Бобковым (сыном Филиппа), и Алексей Дидуров, и Евг.Блажеевский, и Виктор Коркия, и Григорий Кружков. И еще куча всяких, оставшихся в неизвестности.

А рецензия Василевского (Славику, небось, запомнился прозаик Борис Василевский) на книжку Сергея Мнацаканяна - она на второй странице содержания, не стану уж сканировать.

Да и апрельский номер за 74-й тоже был не из рук вон плох, даром что верстали его аккурат во время высылки Солженицына:

Но Василевского тут и правда не было.

Ну да ладно, это уж я так - устроил интермедию с картинками, потому что не люблю нынешней приблизительности и неряшливости. Нас там "стояло".

А теперь можно сказать и о досаде, которую наряду с завистью я испытываю, читая новомировскую "Периодику".

К сожалению, изобрести совершенный инструмент - это одно, а пользоваться им на уровне его совершенства - несколько другое. Должно быть поэтому самолеты конструируют одни люди, а фигуры высшего пилотажа делают на них совсем другие.

С годами свежесть восприятия "Периодики" прошла, новизна и универсальность самого жанра перестали заслонять собственно содержимое. И стало понемногу бросаться в глаза вот что: все меньше коротких фраз с мерцающим смыслом, все больше цитат, причем некоторые (это 9-м кеглем!) занимают уже по полполосы. Все больше "консервативной" дидактики на самые неожиданные темы.

А самое досадное - это откровенное перетягивание одеяла на себя, то есть на журнал "Новый мир". Понятно, конечно, что главный редактор должен пропагандировать свой журнал, но пожалел бы изобретенный жанр! Нельзя же при всяком удобном и неудобном случае переводить стрелку в сторону "Нового мира". Вот как в последней "Периодике":

Виктор Астафьев. Два рассказа. - "Знамя", 2001, # 1 "Трофейная пушка" и "Жестокие романсы" - новые рассказы известного прозаика. См. также его рассказы "Пролетный гусь" ("Новый мир", 2001, # 1), "Пионер - всем пример" и "Венку судят" ("Москва", 2001, # 1).

Это самое "см.также" - лейтмотив "Периодики" последних лет. А когда сделать такую ссылку нет возможности (автор публикации не печатается в "Новом мире"), Василевский ревнив и несправедлив:

Андрей Дмитриев. Дорога обратно. Повесть. - "Знамя", 2001, # 1. Повесть о няне с лагерной татуировкой на предплечье.

Надо доказывать?