...Хочу вот написать о том, как слово наше отзывается, то есть, увы, о том, что не отзывается оно почти что никак...

Просто провел два дня на родине, не слишком далеко от Москвы и все два дня поневоле литературно-просветительские разговоры разговаривал: однокурсницы и однокурсники (теперь, разумеется, школьные учителя или библиотекари), бывшие коллеги-преподаватели и просто знакомые с необычным пристрастием допрашивали: "Что почитать?" (с вариантами "а что сейчас читают?", "а кто такой Баламут, Балмет или как его там?").

То есть попал я в атмосферу не то чтобы книжного голода (Пелевин с Акуниным стоят в каждом магазине и передаются, из-за дороговизны, из рук в руки), но довольно-таки серьезного авитаминоза: "Ну, Пелевин, Акунин - это все-таки легкое чтиво. А что бы такое настоящее прочитать?"

Учтите еще, что эти люди (большая их часть) выпали из числа активных наблюдателей литературной жизни лет десять назад. Разговаривая с ними, приходится с усилием вспоминать, на чем же тогда, десять лет назад, коммуникация прервалась, на каких именах и книгах. И довольно, знаете ли, сложно оказывается строить мостик между, к примеру, Сергеем Калединым (которого еще смутно помнят в провинции) и Николаем Кононовым, про которого ровным счетом ничего не слышали. Тут и сам для себя пытаешься выстроить какой-то ряд, и быстро понимаешь, что непротиворечивой линии, вдоль которой можно расположить имена и явления, нет, - развитие было клочковатое, фрагментарное, к определенным датам, изданиям и "направлениям" даже в моей профессиональной памяти не привязанное. И легче всего оказывается просто имена рассыпать, не запинаясь на странных сопряжениях (это когда вслед за Азольским сразу почему-то вспоминается Сорокин, а "Самоучки" Антона Уткина оказываются в ряду с Баяном Ширяновым или бессмертным творением Спайкера и Собакки).

И наступает, между прочим, некий "момент истины": оказывается, далеко не все, чем забавлялись эти десять лет литературные и окололитературные круги столиц, хочется рекомендовать людям, живущим сейчас крайне трудно, на грани достойной бедности и настоящей нищеты.

Язык, знаете ли, иногда не поворачивается назвать и посоветовать прочитать что-то вчера или сегодня "модное": у людей, можно сказать, духовная жажда, им хочется чего-то питательного и освежающего, а в моде почти сплошь были блюда, состоящие из пикантных соусов и приправ - пресыщенный вкус дразнили, но утолению голода не способствовали, потому что не для того писались.

То есть вот еще что отчетливо понимаешь, занимаясь торопливым "литературным просвещением": в истории русской литературы никогда еще не было десятилетия, ознаменованного таким откровенным неуважением писателя к читателю, такой тотальной установкой на монолог: плевать, мол, я хотел, читаете вы меня или не читаете, понимаете или нет, а я свое скажу, самовыражусь на полную катушку. Словом, оглядываешься на прошедшее десятилетие, и с некоторой оторопью замечаешь, что едва ли не половина написанного за эти годы - типичные "письма без адреса" (даром что среди них много и талантливых, и даже блестящих).

Впрочем, "письма без адреса" - это еще честный вариант "развода" с читателем, в них нет хотя бы корысти. Гораздо хуже корыстная, просчитанная "адресованность": при внешней предупредительности (лукавое "чего изволите?") в ней все тот же "фунт презрения" к читателю, в котором целенаправленно культивируют средне-прохладный тонус отношения к литературе, потребительскую привычку к знакомым "брендам", - словом, грамотно (но и хищнически) эксплуатируют благородную российскую традицию.

Справедливости ради нужно заметить, что умные люди довольно быстро понимают, в какие игры с ними играют нынешние производители "мейнстрима", но деваться-то им некуда - иная литература не мозолит глаза на каждом лотке, про нее не рассказывают по телевизору.

А телевизор, к сожалению, стал главным источником информации для большинства людей, давно отвыкших выписывать газеты и журналы, ходить в библиотеки (которые тоже, впрочем, неприлично обеднели) и ездить за "дефицитом" в недальнюю Москву.

Откуда, к примеру, поразившие меня вопросы о "Баламуте-Балмете-или как его там"? Да все из того же ящика. По какой-то программе показали интервью (я-то не зритель, не видел), и народ взбудоражился новым для него именем - самое время развозить залежавшиеся тиражи всем давно надоевшего в Москве романа по градам и весям.

И еще типичный "телевизионный" вопрос: а кто такой Шаталов и зачем он так невежливо книжки в корзину выбрасывает? Отвечаешь: Александр Шаталов - милейший человек, талантливый поэт, спорадический издатель. Вкус у него хороший, но специфический, а уровень информированности оставляет желать лучшего, поэтому ориентироваться в современной литературной жизни, основываясь на рекомендациях его передачи "Графоман", вряд ли можно. Но других передач нет, говорят мне, и это чистая правда: телевидение литературу не любит, а литераторы, дорывающиеся до эфира, торопятся рассказать "о своем, о девичьем". А также о том, что читать стало совершенно нечего. Такая вот странная пропаганда изящной словесности.

Поневоле вспомнишь недавнюю повесть Владимира Маканина "Удавшийся рассказ о любви". Там главный герой как раз ведет на ТВ "литературную" передачу и все повторяет, что литература умирает. "Зачем это повторять?", - спрашивает героиня его начальника. "Как это зачем?.. Сферы влияния. Телевидению выгодно, чтоб люди не читали. Меньше читают - значит больше смотрят. Створаживаем словесность", - отвечает он.

Ну, судя по тому, что люди еще ждут от телевидения информации о литературе, зависимость чтения от смотрения не такая уж жесткая, и вряд ли наше телевидение созрело до того уровня осознания собственных интересов, чтобы вести хоть в чем-нибудь планомерную корпоративную политику. Но чисто стихийно именно так уже сложилось: сделать передачу о литературе зрелищной трудно, а значит и напрягаться незачем. Я думаю, пресловутое бросание книги в корзину, которым завершается шаталовский "Графоман", - единственный эпизод передачи, который нравится его телевизионному начальству. И не потому, что книга - враг ТВ, а потому что "картинка" динамичная.

А вообще, если о "пропаганде и агитации" говорить, то удивительно действенными оказываются самые простые, элементарные, архаичные формы. Вот, к примеру, приезжал я месяца два назад и на традиционный вопрос "что бы такое почитать?" ответил кому-то "навскидку": "Да вот во втором номере "Знамени" маленький роман Леонида Зорина "Трезвенник" - усваивается легко, а штучка на самом деле со своими секретами и не лишена интеллектуального обаяния". Ну, может, не этими словами, но в таком примерно смысле я тогда выразился. И вот приезжаю на днях, а мне докладывают: "Трезвенника" уже полгорода с удовольствием прочитали, и второго номера "Знамени" в библиотеках не достать, потому что библиотекари теперь всем его рекомендуют.

Какой чудный, недорогой механизм для настоящего пиара! В ситуации затяжного кризиса критериев, когда даже критики далеко не всегда знают, "что такое хорошо и что такое плохо", человек с некоторым литературным авторитетом в глазах слушателей (это я про себя) называет с уверенностью некое имя, и этого достаточно, чтобы оно передавалось потом по цепочке и чтобы указанный текст прочитали несколько десятков человек. А поскольку среди них - школьные учителя, вузовские преподаватели и библиотекари, то зона трансляции все время расширяется. Главное - не надо никаких аналитических "с одной стороны, с другой стороны", никаких благородных сомнений: смотреть в глаза, говорить с обезоруживающей уверенностью в своей правоте, добавить пару запоминающихся формул (именно то, на что указываешь, будут искать и, значит, непременно найдут в тексте).

Короче говоря, от этого скромного открытия я несколько обалдел и потому не ленился все два дня диктовать целые списки - с выходными данными (если помнил, конечно), с краткими характеристиками (вот уж было мучение - в двух словах сказать, что такое сорокинский "Пир", под каким соусом воспринимать "Голую пионерку" Кононова и на какой странице шишкинского "Взятия Измаила" наконец-то "проймет").

Можно было, конечно, сердиться на своих собеседников - никуда не годится, когда образованные вроде бы люди, наученные в университете, как и где искать нужную информацию, дожидаются какой-то "оказии" (хотя бы в моем лице), но что толку сердиться? Не они же виноваты в тяжелейшей инфраструктурной катастрофе, которая разрушила в том числе и культурные коммуникации.

Я сам (а меня и служба, и профессия торопили) восстановил свой "дореформенный" сектор обзора не столь уж и давно, да и то во многом с помощью Интернета, чего ж говорить о людях, которые кормятся с мозолистой длани нашего нищего государства?

Все это я к чему говорю? Обычно, когда квалифицированного, опытного критика спрашивают "А что происходит в литературе?", ему хочется ответить сердито, имея в голове некий "гамбургский счет": "А ни хрена интересного не происходит!".

Не надо так отвечать! Правду-матку мы можем резать и на всяких междусобойчиках. А в атмосферу надо говорить: "Вот вышел новый роман Мамлеева. Очень интересно! Но еще лучше Ольга Славникова в "серой серии" "Вагриуса". И посмертную книжку Кривулина не пропустите", - и так далее, сколько дыхания хватит.