Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / < Вы здесь
Между Веллером и Марининой
Критический реализм - 7: Наль Подольский "Книга Легиона". Роман. "Октябрь". 2001. #7

Дата публикации:  17 Сентября 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Толстые журналы продолжают лысенковщину, скрещивая серьезный контекст и беллетристические дискурсы, ворону и пальто, яичницу и кактус. И если "Новый мир" пока что ограничился анонсом "нового романа Бориса Акунина", впрочем, через какое-то время благополучно исчезнувшим, то "Октябрь" взял и опубликовал роман питерского писателя Наля Подольского, не слишком и замаскированный под откровенно коммерческое чтиво.

Конечно, можно было бы сказать, что Подольский написал пародию (скорее всего, так оно и есть) на макулатуру, однако журнальный контекст сыграл с ним очередную литературную шутку, взяв и переиначив жанровую основу текста. Уж сколько мы твердили миру: периодическая система журнальных элементов предельно агрессивна и нужно подходить к экспериментам такого рода крайне осторожно... Иначе же получится, как с романом Владимира Шарова, чья невинная фантастика в контексте "Нового мира" получилась провокативно-зловещей.

Шаров и был заклеймен коллегами как местный клон Салмана Рушди и, казалось, отлучен от серьезной словесности, произраставшей тогда сугубо в ежемесячных оранжереях. Случилось это в начале 90-х, на самом излете отечественной литературоцентричности, и вышло самым что ни на есть дембельским аккордом журнального своевластия. После чего сито толстяков благополучно прохудилось, и наиболее свежие, радикально настроенные авторы начали выскакивать сразу же отдельными изданиями.

Теперь уже издательства, выпуская книжные серии на любой вкус, формируют собственные автономные контексты. Отчего-то только мало кто пытается сравнивать два этих нынешних литературных потока - журнальный и, собственно, книжный. Литература-то у нас нынче одна... А мы и попробуем это сейчас сделать. Тем более что роман Подольского - очень хороший повод.

Начинается он с серии самоубийств, прокатившихся по Петербургу. Следователь прокуратуры Маргарита Сафронова пытается найти в них закономерность, что ей, в конечном счете, и удается. Оказывается, есть некие гипнотические силы, которые заставляют людей сводить счеты с жизнью. Начинается неравная борьба, в которой на стороне прокуратуры действуют всевозможные колдуны и шаманы. Именно они и вычисляют подпольный центр, который транслирует смертельные лучи на город. Побеждает, разумеется, дружба, подпольный центр оказывается разгромленным и на последних страницах романа самоуничтожается: "И тогда, совершив вторжение в сознание командира военно-транспортного самолета, он взял курс на главную резиденцию Спецразума и ввел машину в пике". Короче, наши победили.

Все это, между прочим, здорово напоминает один из романов Александры Марининой, в котором некий злодейский облучатель, построенный на крыше закрытого НИИ, портил участковому милиционеру статистику правонарушений. Ибо сторона района, подвергавшаяся массированному воздействию излучений, неожиданно оказывалась средоточием самых разных бед. И в этом смысле Подольский, осознанно он это сделал или нет, воспользовался методой Бориса Акунина, который строит свои тексты на обломках чужих историй. Не только, кстати, классических, но и опубликованных ранее "Иностранкой".

Думаю, что все-таки умысел у Подольского создать некое улучшенное подобие майора Каменской существовал. Иначе, зачем нужно было делать главным действующим лицом военизированную женщину, коротающую досуг перед телевизором?

Однако, искушенный в литературных делах, он закрутил в "Книге Легиона" куда более густое, чем у Марининой, варево из мистики и тайн, эзотерики и завиральных религиозных теорий. Постепенно детектив перерастает в триллер с психоаналитической подоплекой, чтобы закончиться голливудским, по размаху, боевиком. С взрывами и пожарами, и финальным (см. выше) самолетом в пике.

Из-за жанрового разнобоя роман где-то с середины начинает пробуксовывать: слишком уж много нужно наворотить подробностей, чтобы концы сошлись с концами. Поэтому и следуют теоретические выкладки, сюжет сбавляет обороты, вянет. Возможно, это случается еще и из-за того, что "Октябрь", как объясняет сноска, печатает сокращенный, "журнальный вариант". А такой текст, как "Книга Легиона", завязанный на логику причинно-следственных отношений, должен быть отстроен от начала до конца.

"Журнальный вариант" - еще один специфический прием, с помощью которого нынешние толстяки пытаются приспособиться к особенностям текущего момента. Представляя вырезку из готовящихся к изданию книг, они, таким образом, постепенно превращаются в институции, обслуживающие издательства.

Что ж, тоже путь, тоже ниша.

Но с Марининой Наль Подольский начнет конкурировать, когда "Книга Легиона" выйдет отдельным изданием. А пока текст этот встраивается в ряд, который предлагает своим читателям редакция данного конкретного журнала. Поэтому при чтении "Книги Легиона" вспоминаются другие опубликованные "Октябрем" тексты. И вовсе не романы П.Крусанова и С.Носова, рядом с которым Н.Подольский, скорее всего, займет место, выпустившись в "Нашей марке" издательства "Амфора", но более поздняя повесть М.Веллера "Белый ослик" (2001, #2), о котором мне в РЖ приходилось подробно писать.

И в том, и в другом тексте, фундаментом сюжетной застройки оказываются теории, интерпретирующие события Нового Завета. В повести Веллера современный Мессия пытается пройти путь Иисуса в Москве, у Подольского же главный адепт умозрительного легиона излагает свою версию жития Спасителя в Петербурге: "Вариант первый: Христос - просто святой, один из пророков, чье явление было генеральной репетицией Легиона. Вариант второй: Христос был предварительным, репетиционным воплощением Легиона. И, наконец, третий: Христос - лжемессия, самозванец".

В обоих случаях авторы намеренно эксплуатируют "энергию заблуждения", только в случае Веллера фигура Христа привлечена более оправдано: по образу Его и подобию и действует Кирилл, главный герой "Белого ослика". Действует для того, чтобы автор мог в финале высказать некоторую мораль. Для Подольского же Христос, как и Антихрист, Платон (так зовут помощника Марго), или Легион - пустые, ничего не обозначающие знаки знаков. Да, ассоциации излучаются (Марго! Платон!), но не несут в себе никакого значения. Все они накликаны в роман для того, чтобы сюжет бежал к своему завершению, рассеивая по ходу дела, блики случайных интерпретаций.

Прием этот хорошо усвоен современными прозаиками - вспомним уже упоминавшегося В.Шарова, "злоупотребляющего" в своих фантазиях историческими персоналиями, или хотя бы В.Исхакова, в "Екатеринбурге" которого многие персонажи носят говорящие имена и фамилии, фантомные ореолы которых, по всей видимости, должны придавать тексту дополнительные измерения.

На примере сопоставления Веллера и Подольского легко увидеть, что есть разные виды беллетристики и что, порой, легкость изложения совершенно не означает легкомысленности замысла.

Самоуничтожение Легиона в главе "Книга Легиона", венчающей роман под точно таким же названием, оказывается символом самоуничтожения самого текста, который по мере прочтения стирает сам себя. Ибо в финале, пройдя через многочисленные испытания невероятными событиями и еще более невероятными идеями, мы совершенно забываем о том, что же там происходило в самом начале.

Типичный, родовой признак pulp-fiction, главная задача которого - бессмысленное, бесконечное движение. Ради движения. В романах такого рода необходимо соблюдать всего одно условие: он должен, во что бы то ни стало, продолжаться-двигаться. Существенен сам процесс. А то, что в финале случится автоматически запланированное жанром разочарование - уже не суть важно.

Ибо, в случае коммерческой удачности проекта, Легион может легко воскреснуть для новых подвигов.

Совсем как его легендарный Соперник.

Но самое интересное в данном случае даже не это. С журналами-то все уже давно непонятно. Важно иное: как провокация по запуску вирусов коммерческой литературы отразится на общем контексте книжной серии, в которой "Легион" выйдет.

Потому как одно дело - читать П.Крусанова на фоне А.Левкина, и совершенно другое - на фоне Н.Подольского, с А.Марининой в весьма недалекой перспективе.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Мирослав Немиров, Все о поэзии 62 /14.09/
Брейк. Британия.
Мирослав Немиров, Все о поэзии 61 /12.09/
Босоножки.
Александр Агеев, Голод 52 /12.09/
Cовсем уж анекдотом показалась мне "особо ценная" мысль Данилкина об Акунине как о провозвестнике национального примирения - литература отсылается туда же, где спорт, мода и попса. Если это - "примирение", так оно достигнуто ценой жертвы тем самым "качеством", о котором так пекутся критики, обслуживающие книготорговлю.
Дмитрий Бавильский, Hа собственной шкуре /12.09/
Писатель не может одновременно являться субъектом литпроцесса и постмодернистом. Потому что выстраданный текст, каким бы игровым и разрушительным зарядом он ни обладал, не может быть обманкой. Так, Пригов и Сорокин, по моей классификации, никакие не пм, но наследники ВРЛ, а вот Маринина и Децл - самые ни на есть что.
Борис Дубин, Средняя литература для среднего человека /11.09/
Перемены в судьбе литературы парадоксальны: она освободилась от социального давления, но при этом утратила формы внутренней самоорганизации. Новых групп, заявивших о себе через журналы, не появилось, зато оформился своеобразный, плохо структурированный и вполне работающий механизм - тусовка. Видимо, это и есть сегодня ведущая форма организации в культуре вообще.
предыдущая в начало следующая
Дмитрий Бавильский
Дмитрий
БАВИЛЬСКИЙ
modo21@yandex.ru

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100