Русский Журнал
/ Круг чтения / www.russ.ru/krug/20011115_kalash.html |
"Не почтовые голуби наслаждения" Беседовала Елена Калашникова Григорий Дашевский Дата публикации: 15 Ноября 2001
Русский Журнал: Какие из своих переводов вы любите больше всего или считаете, что они удались лучше других? Григорий Дашевский: Я люблю не переводы (свои или чужие), а книги. Из тех книг, которые я сам переводил, мне больше всего нравится "Насилие и священное" Рене Жирара. Требование "создать русского Шекспира", как и родственный лозунг "создать современную "Войну и мир", - осмысленно, пока остается персональным идеалом пишущего человека, и нелепо, когда возводится в общезначимый стандарт. А общезначимым стандартом для перевода может быть только добросовестное ознакомление с подлинником, а не создание "равноценной ему книги" и тем более - не его "замена". Теперь эти лозунги уже негде и некому произносить, но они продолжают определять представление о переводе. Недостижимый идеал превратили в общеобязательное требование, и понятие "добросовестный ремесленник", которое для переводчика должно быть похвалой, стало звучать осудительно - в результате таких ремесленников действительно все меньше. Есть или талантливые люди, чьи переводы - настоящая русская проза, или неграмотные мошенники, не знающие ни родного, ни иностранного языка. Поэтому, скажем, издатель, если ему нужен всего-навсего грамотный текст, заказывает перевод путеводителя или политической статьи человеку, который может перевести Джойса или Малларме. Переводчику Джойса это скорее выгодно, но, вообще говоря, это варварская растрата сил. РЖ: Какие авторы и какие жанры "не ваши", вы не взялись бы за их перевод? Г.Д.: Почти все авторы и почти все жанры; проще сказать, за что бы я взялся. РЖ: А какие "ваши"? Г.Д.: Где нет фантасмагорий, игры слов, шутливого тона, бесконечных цитат; где мысль, история или картина автору важнее, чем его собственная образованность, остроумие или виртуозность. Это касается и поэзии, и художественной прозы, и не художественной. РЖ: Считаете ли вы кого-то своими учителями в области перевода? Г.Д.: Да, двух человек. Во-первых, Николая Алексеевича Федорова, который преподавал у нас в МГУ латынь: он не учил нас переводить, но на его уроках, когда мы читали латинских авторов, делалось ясно, что значит "понимать текст". Во-вторых, переводчика Виктора Петровича Голышева. РЖ: Чем, по-вашему, перевод поэзии отличается от перевода прозы? Г.Д.: Перевод поэзии стихами, по-моему, имеет смысл только тогда, когда у переводчика есть желание и умение делать с родным языком что-то новое - аналогичное тому, что сделал автор оригинала со своим. Такие переводы есть, например, у Анатолия Гелескула, Андрея Сергеева, Алексея Прокопьева. А для просветительских целей лучше было бы переводить прозой. Общепринятая практика переводить так называемым "размером подлинника" приводит лишь к тому, что 99% переводов не приносят ни удовольствия - потому что это плохие стихи, - ни пользы - потому что ради стихотворности, ради размера и рифмы искажается даже буквальный, поддающийся переводу смысл. Не говоря уже о том, что сам "размер подлинника" всегда имеет лишь условное отношение к форме оригинала, которое каждый раз надо продумывать заново. Когда это условное отношение принимают за естественное равенство, стихотворный перевод превращается в бездумную и лживую (хотя часто и виртуозную) рутину. РЖ: Много ли, на ваш взгляд, в отечественной литературе переводов устарело, надо ли делать новые? Г.Д.: "Устарелость" перевода, по-моему, - это не абсолютное, а сравнительное свойство: читая книгу в оригинале, ты видишь, что она живее и современнее, чем ее русский перевод. Поэтому устаревают переводы классических или первоклассных вещей, а не средней беллетристики - но лишь тогда, когда эту "неустарелость" оригинала есть кому заметить. Чем больше людей будут для себя читать хорошие иностранные книги, тем чаще будут появляться новые переводы и, соответственно, устаревать переводы прежние.
|