18 декабря : первый день симпозиума : часть II

Что такое Уксун* - это краткий
Диспут с очень пьяными речами.
Уксун, ведь культура наша
Русская в упадке,
Что же будет с родиной и с нами?
(туристический фольклор;
*Уксун-Йоки - речка в Карелии)

За некоторое время до открытия симпозиума "Достоевский в современном мире" мнение о нем выразил Козьма Прутков: "Нельзя объять необъятное", - сказал поэт в эксклюзивном интервью нашему корреспонденту, тем самым решив судьбу форума на все три дня его работы. Справедливость бессмертного афоризма применительно к конференции стала очевидна буквально на втором часу секционных заседаний первого дня: количество (по 5 секций в день, по 8-12 сообщений в каждой) заметно отражалось на качестве. Разумеется, предсказуем тот факт, что тема "Религиозно-философский опыт Достоевского" может вызвать меньший интерес, чем анекдотичная "Достоевский и постмодернизм": на одном заседании присутствует пять человек, на другом тридцать - это может говорить больше о слушателях, нежели о докладчиках. Однако это свидетельствовало в первую очередь о тотальной несбалансированности конференции: ее организаторы попытались буквально воплотить заявленный принцип "пусть цветут сто цветов", из-за чего как минимум треть "цветов" так и не выросла, а оставшиеся - прошу прощения за дурную метафоричность - не успели опылиться и принести плоды. Впрочем, из недоразумений и нестыковок симпозиума порой возникали настолько "достоевские" ситуации, что в этом смысле форум несомненно удался - писатель был бы доволен.

Недоразумения случались в основном двух родов: во-первых, практически на каждом заседании отсутствовал по неизвестным причинам кто-либо из докладчиков. (Так, на секции "Достоевский в реальном историческом контексте" количество сообщений сократилось вдвое.) Это не могло не сбить с толку выступавших и публику, поэтому заседания производили весьма "скомканное" впечатление. Во-вторых, докладчики (за исключением пунктуальных иностранцев) катастрофически не укладывались в регламент: многие из них проехали тысячи километров ради одного пятнадцатиминутного сообщения, и если в интересах дела возникала необходимость "ужаться" до 10-12 минут, это приводило авторов сообщений в ужас - по-человечески вполне понятный, но в большинстве случаев явно преувеличенный. Выпадение из программы тех или иных докладов не спасало дела - времени все равно не хватало; обсуждение сообщений, как правило, сводилось к минимуму или отменялось явочным порядком: "Аудиторию просили освободить до 18-00".

Впрочем, из вышесказанного должно следовать, что конференция получилась живой и в меру напряженной, а местами кипела и даже бурлила... но лишь местами. "Достоевский и зарубежная литература" - так называлось первое секционное заседание, на которое отправился ваш покорный слуга. Сиротливый вид скучающей аудитории с первого же взгляда напоминал довлатовское: "Сначала народу было мало. Пришел я - стало намного больше". Казалось, тема заинтересовала лишь специалистов: отсутствие же Е.Кацевой на месте председателя навело особо догадливых на мысль о том, что ее сообщение "Кафка и Достоевский" не состоится. Увы, заседание со столь выигрышной темой не стало "гвоздем программы" - оставалось искать его в другом месте.

Например, на секции "Достоевский и постмодернизм". Обсуждение заявленной темы было бы более актуально пять-шесть лет назад, когда термин еще не потерял остатки смысла, а попытка представить Достоевского постмодернистом выглядела скорее остроумной, нежели спекулятивной. Как заметил при подведении итогов ведущий Вадим Рабинович, общее впечатление получилось грустным, хотя в этом виноваты не столько докладчики, сколько методы современного литературоведения. Достоевский и Набоков, Достоевский и Маканин, Достоевский и Пелевин: эти сравнения, по выражению ведущего, носят скорее "беллетристический" - надуманный - характер, нежели научный. Рабинович несколько туманно предложил говорить в дальнейшем не об идеях, а о смыслах, и строго различать одно и другое. Хотелось ответить ему фразой из фильма братьев Коэнов "Человек, которого там не было", представленного московской публике в текущем месяце: "Адвокат призывал присяжных обращать внимание не на факты, а на их смысл - затем же доказывал, что в фактах нет никакого смысла". Действительно, обращать здесь внимание на смыслы было затруднительно: заседание с таким названием было обречено на то, чтобы стать вполне постмодернистской ситуацией (с налетом скандальности в духе Достоевского).

Забавно, что от доклада к докладу степень "ПМ" нарастала. Так, С.Ипатова представила сообщение на тему "Вечность как банька в интерпретации Достоевского и Пелевина"; анализируя приснопамятную строфу из раннего Вавилена Татарского "Что такое вечность - это банька, // Вечность - это банька с пауками", докладчица заключала, что идея Свидригайлова о вечности как о "баньке" явилась основополагающей в романе "Generation "П", переведя его в трагическую плоскость и придав ему метафизический оттенок. Т.Бузина в докладе со скромным названием "Абсолютизация относительности, Достоевский и постмодернизм" утверждала, что "ПМ" как таковой был предсказан автором "Бесов" и "Записок из подполья". По мнению Бузиной, постмодернистское "отрицание без утверждения" впрямую наследует идеям "подпольного парадоксалиста", а размывание понятий о добре и зле и выход идей за их рамки - столь характерные признаки "ПМ" - восходят не к чему иному, как к роману "Бесы": по сути дела, Петр Верховенский был постмодернистом, настолько смело и широко он интерпретировал идеи своего отца. Доклад венчала ссылка на личную беседу автора с федеральным прокурором США. Типа, круто.

Из общего контекста, слава Богу, несколько выпали два доклада, посвященные проблеме двойничества соответственно у Достоевского и у Набокова-Газданова-Соколова, а также сообщение "Об одном мотиве Достоевского в творчестве В.Маканина". Последнее, впрочем, запомнилось долгим вступительным словом Б.Улановской, которая образно назвала себя и соавтора В.Новоселова "двумя валенками с левой ноги Достоевского". Зато доклад Л.Ельницкой "Роман "Игрок" как постмодернистский текст" достойно завершил заседание - автор "Игрока" мог бы потирать руки от удовольствия. По утверждению докладчицы, вышеупомянутый роман представляет собой типичное произведение "ПМ": картина мира в "Игроке" дана в нарочито парадоксальном преломлении, сам же роман содержит переклички с "Пиковой дамой", "Маскарадом", сочинениями Стендаля и Гофмана.

К сожалению, автор сообщения повторил ошибку большинства участников конференции: мало кто из них ориентировался на слушателя - практически все "озвучивали" тексты, предназначенные для чтения. Соответственно, при восприятии с голоса главное зачастую тонуло во второстепенном и общеизвестном, а о каких-либо технических сокращениях, неизбежных в подобной ситуации, речь не шла вообще. Поэтому, когда прозвучало слово "регламент", докладчица дошла лишь до того, что "русскому нечего противопоставить иностранцу, кроме душевного хаоса" (устный комментарий В.Рабиновича по этому поводу, увы, невозможно процитировать в печати). Если Игорь Волгин хотел скандала, то он его получил, поскольку все говорили уже хором. "Вы же не умеете строить доклад, вы говорите нам тут о том, что все мы знаем, вместо того, чтобы перейти к главному!" - воскликнул Р.Г.Назиров, автор многих известных работ о Достоевском. "Я как раз собиралась перейти к главному, а вы мне мешаете. Здесь, по существу, происходит постмодернистская вещь - не доклады, а игра в доклады", - отчасти справедливо заметила Л.Ельницкая.

"У нас не остается времени на дискуссию, - подключился Волгин, - вы сами лишаете нас возможности обсудить ваш доклад". "Но как же вы можете обсуждать то, чего не выслушали целиком!" - возмутилась докладчица и в течение некоторого времени продолжала чтение вслух одновременно с дискуссией. Подводя итог, Волгин по существу повторил слова докладчицы: сама ситуация заседания кажется ему постмодернистской; если Достоевский становится объектом "ПМ"-игр и героем "интеллектуальной беллетристики", это свидетельствует о превращении истории в миф, следовательно - о гибели культуры. Волгину возразил Назиров, по мнению которого Европа лишь сейчас начала понимать русскую литературу. "Именно потому, что литература мифологизировалась", - резюмировал Волгин и закрыл самое нескучное заседание симпозиума.

На этом закончился первый день форума. Между прочим, на открытии Евгений Евтушенко обратился к Русской Православной Церкви с просьбой вернуть Льва Николаевича Толстого в ее лоно. Не правда ли, вполне постмодернистский жест.

Окончание, возможно, последует