В пятницу решил-таки нарушить свое несколько затянувшееся затворничество и сходить на объявление тройки лауреатов премии имени Аполлона Григорьева. Как-никак, не чужая премия - нами, критиками, придуманная и еще ни разу меня лично сильно не разочаровавшая. Привычная досада при "оглашении всего списка" не в счет: критики тоже люди, и у каждого - дружбы, амбиции, обязательства. Но чем хороша именно эта премия: какие бы экзотические имена ни светились в первоначальном списке, к Татьяниному дню их смывает начисто, и тройка призеров почти всегда очень внушительная, причем интрига сохраняется до масленицы - имена равноценные, и никогда не угадаешь, кто из объявленных получит главную премию.

Словом, пошел. Переступаю порог, а там всех встречает Андрей Василевский, главный редактор "Нового мира" и нынешний президент АРС'С. И говорит он мне с подозрительной радостью: "Ага, вот и он! Пришел наконец-то!" А потом с еще большей радостью: "А мы его во втором номере ругаем! А мы его во втором номере ругаем!" И я что-то так опешил, что не сообразил расспросить: кто, за что? Теперь вот сиди и жди второго номера "Нового мира", чтобы понять, отчего это Василевский так обрадовался. Должно быть, мокрого места от меня не останется. Да и то сказать: сам я "Новый мир" через раз ругаю, а люди ж там не бесчувственные работают. Ну, дело житейское, ужо почитаем.

Церемонию начали с поминания недавно ушедших писателей - Юрия Давыдова, Виктора Астафьева. Оба были лауреатами нашей премии три года назад, как раз я и был тогда председателем жюри и помню, что очень трудно было решить, кому из них двоих дать главную премию, поскольку масштабом они друг другу не уступали. На Давыдове мы тогда сошлись потому, что он написал вещь не только сильную, но и необычную. И все-таки была какая-то неловкость в том, что Астафьев - второй, и получит "рабочее место писателя". Мне все казалось - оскорбится и откажется. Но обошлось. Зато какой замечательный спич выдал Юрий Владимирович на вручении: об Аполлоне Григорьеве, о беспросветной его нищете, о парадоксе самой премии имени нищего литератора... Уж на что невыигрышный, скользкий жанр - благодарственная речь, а у Давыдова все получилось естественно, достойно, искренне. Андрей Немзер в своем некрологе очень точно сказал: Давыдов был "великолепным мастером устного рассказа и публичного выступления (всегда начинающегося запинками и оговорками и разрешающегося победительной и радующей самого рассказчика остротой)".

Помянуть ушедших - дело святое, но потом распорядители начали откровенно взращивать напряжение в зале: последовало еще несколько вполне ритуальных, то есть малосодержательных речей. Разве что и.о. председателя жюри, Игорь Виноградов, поведал, что список, первоначально выбранный жюри, состоял из семи позиций, да представительница Росбанка Аня Парщикова вызвала оживление в зале, рассказав о том, что отныне номинатор, угадавший лауреата большой премии, тоже будет получать премию: тысячу долларов.

Словом, до заветного конвертика с тремя фамилиями дело дошло минут через сорок, когда в Овальном зале уже дышать было нечем.

Тройка, однако, получилась, словно по моему заказу: Андрей Дмитриев, Ольга Славникова, Леонид Зорин. Между тем рассматривались, как Виноградов доложил, еще и "Недвижимость" Андрея Волоса, и "Карагандинские девятины" Олега Павлова (вот уж пронесло!), и "Страх" Олега Постнова (виноват, пропустил, но прочту), и "Ностальгия по Японии" Владимира Рецептера.

Словом, ура! Зоринского "Трезвенника" я номинировал (стало быть, попал в число соискателей "номинаторской" тысячи баксов), Славникову я номинировал на премию имени Белкина, а Андрея Дмитриева с сожалением уступил, ежели помните, Андрею Немзеру.

В некотором роде, маленький триумф журнала "Знамя": надо было видеть, как Андрей Василевский, главный редактор конкурирующего издания, читал список лауреатов: "Андрей Дмитриев, повесть "Дорога обратно", журнал "Знамя", 2001 год, номер первый; Леонид Зорин, роман "Трезвенник", журнал "Знамя", 2001 год, номер второй...". Тут из зала крикнули: "А что было в третьем номере?".

Дальше началось столпотворение журналистов вокруг Дмитриева и Славниковой (Зорина в зале не было), и я сбежал, совершенно удовлетворенный, и размышлял по дороге о "номинаторской" добавке к основному премиальному сюжету. То есть не о деньгах думал (у победителя наверняка несколько номинаторов, так что и без того скромная сумма распылится до полной несущественности), а о том, какие коррективы неожиданная щедрость Росбанка внесет в следующий "длинный список". Наверняка, станет он короче и строже, что и хорошо, и плохо.

Я, правда, надеюсь, что критики-академики не поддадутся соблазну целиком отдаться игре в "угадайку", не станут, номинируя тот или иной текст, просчитывать его шансы на успех, но соблазн есть соблазн...

Тут ведь в чем дело: никакое решение никакого жюри не есть истина в последней инстанции, заставляющая всех остальных критиков склонить перед его решением голову и считать отныне, с пятницы начиная, Дмитриева, Славникову и Зорина первейшими на Руси писателями. Субъективность решения жюри входит в условия игры, и награждать критика за то, что он "настроился на волну" именно этого жюри, как-то странно. И вообще, "экспертность" этой работы - и номинирования, и заседания в жюри - несколько у нас педалируется и утрируется. Критик в обеих этих ролях все-таки не только оценщик, не только устроитель какой-то иерархии, но и просветитель, и агитатор: желая обратить внимание на интересного ему писателя, он может номинировать заведомо "непроходной" текст, и вот эта немаловажная составляющая любого премиального сюжета ставится нововведением как бы под сомнение. Ты номинируешь многообещающий, но пока еще слабый по сравнению с другими текст талантливого юноши - значит, ты плохой эксперт. Вот этого хотелось бы избежать.

Хотя и понятно, откуда родилась идея этой премии: на каждом заседании АРС'С непременно начинаются разговоры о том, что критики распределяют премии, а им самим никто премий не дает. Обычно Немзер пресекает эти разговоры вопросом: "А кто будет судить критиков? сами критики? Это невозможно!" На том и кончаются разговоры. Но отчего бы, собственно, критикам не судить критиков? Ведь рецензии критики друг на друга исправно пишут, и не считают, что делать это за них должны театроведы или телеобозреватели.

Кстати, в тот день я ушел из Овального зала, обогащенный новой книжкой Александра Архангельского "Политкоррекция". Каковую довольно быстро прочитал, и навела она меня на разные мысли. Об этом - в следующем "Голоде".