"Hовая русская книга" - издание уже не новое, ибо два года для нашего пока еще формирующегося книжного и журнального рынка срок немалый. Впрочем, большая часть журналов "о литературе" (так называемых "толстых журналов") родились, получили и закрепили за собой свои ниши в советские годы, и (некоторые) до сих пор от наследия тех времен избавиться до конца не могут. Будем честны: "толстые журналы" читать немодно - модно читать "новые": "НЛО" и "НРК". Ибо мы переживаем очередную волну самоосмысления: искусство (и литературу) нынче делают (во всех смыслах слова) критики и исследователи.

Казалось бы, критики у нас довольно: почти каждое уважающее себя периодическое издание имеет рубрику вроде "Обзора литературы" или "Что почитать?" (в зависимости от "культурного статуса" и интенсивности желтизны). НРК же - первый (хотя название, как известно, позаимствовано у берлинской "Новой русской книги" 20-х гг.), кажется, и единственный журнал, ориентированный, в первую очередь, на научные рецензии (их же печатает НЛО, но в самом конце тома и едва ли не петитом - там акцент сделан на другом, и это очевидно). Уникальность НРК в ею же созданной нише и дает, наверное, возможность изданию поддерживать неизменное качество публикуемых материалов.

Научная рецензия, между тем, жанр сложный, требующий, с одной стороны, высокого уровня научной подготовки и знаний о предмете, а с другой - изящного пера и безупречного вкуса. Собственно научный текст не предполагает оценок, жанр рецензии на них строится; соответственно, и язык, и композиция у них изначально принципиально разные. Но "смешивать два этих ремесла" у авторов НРК, как правило, получается, и даже очень хорошо: исследователю полезно иногда освободить до известной степени полемический пыл от строгих стилистических и идеологических оков научных жанров (в них он все-таки, как представляется, недопустим, что, увы, не всегда выдерживается). К тому же, в идеале (впрочем, в НРК можно наблюдать и это), рецензент должен демонстрировать осведомленность в более широкой области, чем автор книги, чтобы вписать текст этого последнего в систему координат, заданную имеющимся уже контекстом (хорошо знакомым рецензенту и не всегда известным читателю) и, кратко осветив "историю вопроса", показать, наконец, читателю не только недостатки/достоинства издания, но и - главное - специфику его в ряду подобных. Причем указания на неточности, ошибки или упущения рецензируемого издания - поскольку идеальных книг не бывает - не только должны облекаться в пристойную форму научной дискуссии (хотя бы и приправленной изрядной долей иронии), но и должны быть рассчитаны на то, чтобы в свою очередь выдержать самую пристрастную критику.

Научная критика вообще намного более требовательна, чем художественная: в ответ на нападки критика автор-беллетрист всегда может сослаться на собственное видение мира, недоступное рецензенту, или - в ответ на упреки в дурном стиле - произнести невинное "я же шутил"; научное же сочинение изначально претендует на точность построений и формулировок. Еще более серьезными могут быть претензии к научным изданиям художественной литературы: текст, которым можно и нужно пользоваться исследователю, просто обязан быть безупречным. Поэтому в этой области даже придирки, кажущиеся читателю-нефилологу мелочными, весьма существенны. Серьезность требований к рецензируемому изданию обращается, таким образом, на саму рецензию. Именно этими соображениями руководствовался, кажется, Георгий Левинтон, публикуя в одном из первых номеров НРК остроумнейшую статью "Исцеление врачей", рецензию на рецензии, повлекшую за собой известный конфликт, который, впрочем, за давностию лет и вспоминать не стоит.

Несколько номеров назад мы увидели НРК в новой обложке, построенной более концептуально, чем предыдущая: на смену рамочке с вязью, внутри которой располагалось название, номер тома и год издания (как в старой, берлинской "НРК"), пришли прямые линии и - главное - имена авторов и их рецензентов. Самый способ их расположения на обложке говорит о многом: Лев Соболев, Екатерина Ларионова, Григорий Дашевский об Афанасии Фете, Александре Пушкине, Михаиле Айзенберге. Нас, таким образом, привлекают именами не только рецензируемых, но и рецензирующих. И действительно, подчас рецензия оказывается интересной не меньше своего предмета: НРК не позволяет себе ограничиваться пересказом, или обвинениями (пусть сколь угодно тонкими и изощренными), или - реже - похвалами; рецензент "НРК" создает свой текст, а не "паразитирует" на чужом.

Наконец, критика в НРК замечательна составом и количеством авторов: в обычных критических отделах журналов держат несколько штатных критиков, которые, за редкими исключениями, призваны "отвечать" за всю издательскую продукцию и потому либо выбирают из нее то, о чем могут говорить с более или менее открытым забралом, либо пишут "ничего обо всем". Ни то, ни другое не может устраивать читателя. НРК выходит из этого затруднения, удачно балансируя между профессиональными критиками (обслуживающими по большей части художественный отдел) и серьезными исследователями, максимально точно и полно отвечающими за "научную часть" рецензируемой продукции. Последнее чрезвычайно важно - да простит читатель наш пафос - для развития науки вообще: научный диалог находит себе место "здесь и сейчас", а не в библиотечных курилках и не годы спустя в томах избранных трудов. Специалисту по творчеству писателя NN, выпустившему, например, комментированное издание NN-ских сочинений, оперативно отвечает его непосредственный коллега, отмечая ошибки и недоделки. Читатель, таким образом, получает возможность иметь в виду несколько точек зрения на, по видимости, узкие темы, еще раз убеждаясь в широте и многообразии научного поля. Автор же, и так вынужденный ориентироваться на возможные возражения своих коллег, заранее зная об их пристрастии и об их осведомленности, не уступающей его собственной, получает печатный квалифицированный отзыв. В этом, в частности, и состоит медицинская, гигиеническая функция института научной рецензии - предугадать возражения, ибо критик-коллега не спит. Он же, впрочем, не только язвит, но и врачует.

Появление и устойчивая, как кажется, популярность НРК говорят о многом. Мы доросли, наконец, до хорошего критического издания: обычному "винегрету" толстых журналов, где поэзия разбавляется прозой и приправляется мемуарами с библиографией, чтоб никому скучно не было (что от скуки, впрочем, нимало не спасает), противопоставлена нарочитая точность и серьезность НРК (недаром журнал издается "Академическим проектом"). Качественная критика, оказывается, есть, и ее хватает на несколько номеров в год; людей, которым интересно читать и писать, довольно много. Кончину русской мысли (и литературы) опять приходится отложить на неопределенный срок.