Есть литераторы, не допущенные в этот бомонд. Есть - приглашенные. Есть те, кто чувствует себя на подобных раутах как рыба в воде - они здесь дома, они - хозяева. Есть великие и знаменитые, те, кто не видит для себя никакого смысла в посещении подобного рода мероприятий.

И есть Солженицын.

Когда я думаю, что я современник Солженицына, мне хочется ущипнуть себя за ухо, встать под холодный душ - проснуться. Этого не может быть. Ну почему же? Я слышал, что он живет в Троице-Лыково. Я знаю, что его секретарь приходит в редакцию "Нового мира", забирает журналы и приносит рукописи. В принципе, можно себе представить Солженицына, просматривающего мой текст в журнале... Все. Под душ!

В день 80-летия Солженицына я был в ЦДЛ. В тот вечер в этом доме были торжества по случаю двух юбилеев. Один в большом зале - пятидесятилетие, другой в малом - собрание, посвященное столетию. И нигде я не нашел даже упоминания о Солженицыне. Ни поздравительного плаката, ни-че-го. В этот вечер я почувствовал, что есть Солженицын - и есть все остальные. И это положение дел никак не зависит от того, "хорошо" он пишет или "плохо", профессионально он работает с историческими фактами или бессовестно их подтасовывает. Если он это делает, значит в этих "подтасованных" фактах больше правды, чем в "объективной" истории. Солженицын не историк.

А помню фотографию Коненкова рядом со своим автопортретом - огромным мраморным изваянием, очень похожим на скульптора, но превосходящим человека размерами во много-много раз. Подпись под фотографией (моя): Солженицын и "Архипелаг ГУЛАГ". История - это тот мрамор, из которого Солженицын делает свой автопортрет. И это памятник Времени.

Большую премию им. Аполлона Григорьева высокое жюри присудило Андрею Дмитриеву за повесть "Дорога обратно". Ольга Славникова и Леонид Зорин получили по малой - "рабочее место писателя".

Я болел за Славникову и даже расстроился.

Представить Солженицына на этом вечере я не могу. И не пытаюсь.