Я хочу сформулировать аксиому литературной критики, да простят мне коллеги такую самонадеянность (ведь не простят): "Всякое суждение литературного критика либо субъективно, либо неточно". Или другими словами: точное суждение всегда субъективно, а объективное - неточно.

Точное суждение о тексте возможно только в том случае, если ты этот текст любишь, если он проник в тебя, стал частью тебя самого. Но тогда ты неизбежно, фатально субъективен.

Стремясь к объективности оценки, мы последовательно устраняем себя из суждения - и тем самым неизбежно отдаляем себя от текста. Мы ухватываем только общий контур, и только этот контур мы может интерпретировать в объективных общих терминах, терминах понятных не только нам, но и другим читателям. Становясь объективнее, мы становимся приблизительнее.

"Гамбургский счет", в моем понимании, - это точная, а не объективная оценка текста. Это тот счет, по которому вещь оценивается не для кого-то, а для себя.

О вещах самых близких, самых твоих говорить очень трудно - иногда невозможно. Чтобы говорить, нужна дистанция. Нужен какой-то зазор объективности, а значит - приблизительности. По последнему счету можно судить только самые близкие тексты, самых близких авторов. Этот счет работает только здесь. Оценка, кстати, может быть уничтожающе негативной. Любовь - она крайне требовательна. Хотя, сразу нужно признать, негативная оценка любимого автора - большая редкость.

Свои собственные тексты оценить вообще нельзя. Человек слышит себя совершенно не так, как другого. Собственный поиск и выбор в гораздо большей степени иррационален, чем поиск чужой структуры. В первом случае преобладает синтез и интуиция, во втором - здравый смысл и воспитанный вкус.

Когда критик оценивает литературный ландшафт и процесс, он рассматривает выколотую окрестность - сам он из процесса устранен. Нет стихотворения более чужого, странного и даже непонятного, чем собственное, когда ты смотришь на него извне глазами критика.

Когда мы опускаемся на микроуровень слова, когда используем душу собственную и самочувствование как инструмент - и по возникающим тонким вибрациям пытаемся восстановить структуру и хаос чужого творения, мы не можем быть объективны. И мы привносим в прочтение очень много от себя, но именно здесь критик должен быть предельно скромен, его задача не только войти в ближайший контакт с текстом, но и не исказить текст своим присутствием. Исключить это присутствие полностью нельзя, но стремиться к этому необходимо.

Приближаясь к тексту, мы его неизбежно искажаем (и чем ближе - тем больше), так неужели можно делать это намеренно?

Точное понимание и интерпретация - это конгениальное сотворчество. Нельзя быть конгениальным всем и каждому, а оценить объективно можно практически любой текст.

Для того чтобы стало возможным точное и объективное суждение, должно пройти время. Предмет исследования должен отдалиться от нас на такое расстояние, с которого его уже могут детально рассматривать многие, а не один-два. Тогда начнется объективный и точный разговор. Разговор литературоведов и историков литературы. Но они - зрители. А критик, он все-таки игрок. Пускай и на лавке запасных.