Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / < Вы здесь
"Язык - великая вещь... им разве что замки не откроешь"
Беседовала Елена Калашникова

Дата публикации:  17 Мая 2002

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Малыхина Елена Ивановна - литературовед, переводчик с венгерского.

В ее переводах публиковались произведения "Ответ", "Исполин", "Ники", "Милый бо-пэр!.." Т.Дери, "Шандор Петефи" Д.Ийеша, "Розовый сад" М.Бабича, "20 часов" Ф.Шанты, "Фанчико и Пинта" П.Эстерхази, "Траур" Л.Немета, "Семь сов" Д.Круди и др.


Русский Журнал: Как вы стали унгаристом?

Елена Малыхина.
Фото Елены Калашниковой
Елена Малыхина: Случайно. На романо-германском отделении университета я учила английский и испанский, а после учебы меня направили в "Международную книгу", которая при "Внешторге" занималась издательской деятельностью, продажей книг, связями с другими странами. В числе прочих "Международная книга" направила меня в Мексику - а там путч, и сотрудников, которых должны были сменить, оставили еще на три года. А мне, поскольку документы уже оформили, предложили Китай или Венгрию. Я выбрала Венгрию, и уже к концу первого года неплохо читала по-венгерски.

РЖ: Самостоятельно учили язык или на курсах?

Е.М.: Одно время с преподавателем, потом сама.

Оказавшись в другой стране, я всегда изучала местный язык. Например, отдохнув месяц в Эстонии, я знала минимум 100-150 слов: могла поздороваться и попрощаться, поговорить о погоде... Меня удивляют те, кто не знают языка, живя в чужой стране.

РЖ: Наверное, это закрытость большого народа.

Е.М.: Думаю, это гонор большого народа. Возвращаясь к переводу, в 1956-м вышел мой первый перевод и первая литературоведческая статья.

РЖ: Именно в Венгрии вы поняли, что хотите переводить?

Е.М.: Нет, еще в университете. Вернувшись в Москву, я поступила в аспирантуру МГУ, написала диссертацию, а потом 15 лет проработала венгерским редактором в "Художественной литературе". Писала статьи, переводила, издавалась в разных издательствах, причем у себя редко. Получилось так, что к большой части венгерской литературы я приложила руку - как переводчик, литературовед, редактор или составитель...

РЖ: У вас большой опыт работы в советское время. С точки зрения профессионала, благоприятна ли современная ситуация в переводной литературе для начинающих?

Е.М.: Молодые люди, которые могут стать переводчиками, проходят на всякой халтуре отвратительную школу - хотя вроде и язык, и какие-то деньги... но теряется понимание, что такое перевод, не требуется уважения к слову и мысли автора. На поденщине себя многие теряют, хотя талант все равно выкарабкается.

Переводчику необходимо чувство слова, оно может быть и у человека необразованного, из глубинки. Иностранный надо знать хорошо, но это молоток и прямой гвоздь, а без знания родного языка - так только по пальцам попадешь.

РЖ: Может, наоборот, для молодых людей такая работа - неплохая школа, они "набьют руку"?..

Е.М.: Набивать руку надо не с того конца. Боюсь, они разбивают себе руки.

РЖ: Что значит "не с того конца"?

Е.М.: Нужно ароматное художественное слово, надо почувствовать автора и свой долг перед ним - ведь здесь ты его представитель.

РЖ: Когда вы начинали переводить, вам кто-то помогал?

Е.М.: Тогда перевод давали на редактуру крупным переводчикам. Мою первую книгу "Будь добрым до самой смерти", которую Жигмунд Мориц написал в 30-е годы ХХ в., редактировала Немчинова. Она не знала языка, но благодаря профессиональному чутью все понимала.

РЖ: А переводчики помогали?

Е.М.: В самом начале мне помогли венгерский поэт Антон Гидаш и его жена Агнесса Кун, дочь Белы Куна. В аспирантуре Гидаш был моим научным консультантом, ввел меня в свою домашнюю библиотеку. Они жили здесь в эмиграции до 1959-го, в отличие от Агнессы, Гидаш очень хотел вернуться. Когда я стала разбираться в литературе, то во многом с ними не соглашалась, - они коммунисты, хотя и пострадавшие, у них социологический подход.

РЖ: Что такое, по-вашему, художественный перевод? Чего в нем больше - искусства или ремесла?

Е.М.: До определенной степени перевод - ремесло, а на высоких уровнях - настоящее искусство, как проза или поэзия... другое дело, что далеко не все оригинальное творчество высокого класса.

У нас потрясающие переводчики: Голышев, Яхнина, Суриц, Кутасова - с югославских языков... Венгерской литературе с переводчиками повезло - Гусев, Россиянов, Середа, который переводит Эстерхази, а это работа не для маленьких, Воронкина... В советское время большинство переводчиков венгерской поэзии работали с подстрочниками - Левик, Пастернак, Николай Чуковский, Самойлов, Корнилов... я сама много работала с Натэллой Горской, Леонидом Мартыновым.

РЖ: А где, по-вашему, в переводе грань между ремеслом и искусством?

Е.М.: Тут так же, как в случае с талантом и гением: в какой-то момент чувствуешь, что этот человек делает так, как никто... но это не умаляет тех, кто работает с мастерством, самоотдачей, с глубоким знанием родного языка.

Сейчас модны разговорчики о том, что переводить надо слово в слово, - это полная чепуха, в другом языке строка точно так же никогда не ляжет, музыка не зазвучит.

РЖ: Е.В.Витковский в предисловии к книге переводов Владимира Летучего ("Новые стихотворения" Рильке) написал: "Сами слова "гениальный переводчик", видимо, почти бессмысленным, лишь очень немногие исключения... Валери в переводах Рильке... или же Осип Мандельштам в переводах Пауля Целана... заставляют заподозрить, что переводчик гениальным все-таки, хоть и очень редко, но бывает". По-вашему, можно ли говорить о гениальности переводчика, и были ли такие переводчики в истории русского перевода?

Е.М.: Несколько лет назад я переводила романизированную биографию "Шандор Петефи" Ийеша. Автор анализирует отдельные стихотворения поэта, и когда рядом цитируешь их русские переводы, вдруг оказывается, что перевод известного своим небуквализмом Пастернака в совершенстве отвечает анализу Ийеша, пронизан теми же чувствами, что и оригинал, а перевод Левика, куда более "точного" переводчика, - нет.

РЖ: Какой перевод в вашей практике самый сложный?

Е.М.: Все сложные. Я всегда хотела переводить сложные тексты.

Недавно я перевела потрясающую книгу Петера Надаша "Конец семейного романа". Этот автор, на мой взгляд, равен Эстерхази. Роман меня настолько увлек, что я решила: "Переведу, и будь что будет". Пока его так и не напечатали. Несколько небольших вещей Надаша у нас переводили, но в России он почти неизвестен. В Америке один журнал проводил опрос насчет самых популярных книг, и читатели поставили его "Книгу воспоминаний" на десятое место; в Германии собираются издать полное собрание его сочинений... а в "Иностранной литературе" мне говорят: "Книга прекрасная, но читатель ее не прочитает".

РЖ: Большая?

Е.М.: Всего 7 листов. Да, ее трудно читать. По словам одного издателя, "эту книгу не купят - в ней нет абзацев".

Эпизоды жизни главного героя - мальчика - сменяют воспоминания о семье, история рода, который ведет свое начало чуть ли не от Моисея, и от деда к внуку передает знание о конкретных людях, а потом узнаешь, что все происходит в мгновение смерти мальчика, на котором кончается род. Наверное, вчитаться в нее трудно, но после 20 страниц не оторваться. Отец мальчика, страстный коммунист, говорит своему отцу, воплощению мудрости в романе: "Я не буду помогать людям, которые не верят в нас", - а при Ракоши он сам попадает в тюрьму, мальчика забирают в воспитательный дом, где он случайно - и одновременно не случайно - погибает.

РЖ: Ю.Я.Яхнина работает с переводным материалом так: "Я обычно начинаю с черновика и над ним работаю довольно быстро. Для меня важен ритм, я стараюсь не задерживаться на отделке каждой фразы, а сохранить "музыку" текста. Лексику я обычно, почти подсознательно, слышу сразу, мне несвойственны провалы в другие стилистические слои, если только они не заданы оригиналом. А потом начинается длительный и мучительный период - превращение черновика в окончательный текст". А вы как?

Е.М.: Точно так же. Думаю, как и любой серьезный переводчик. С самого начала надо уловить интонацию и ритм, иначе потом не найдешь, с чего начать и как двигаться дальше. Детали можно пропустить, оставить на потом. Сразу видишь, что эта фраза легла чуть-чуть не так, но вначале, чтобы не разрушить движение текста, на ней не стоит останавливаться.

РЖ: У вас бывало, что текст вначале понравится, а потом вы вчитались - и разочаровались в нем? То есть отношение меняется?

Е.М.: Бывает по-всякому. Выбирая текст, читаешь его не просто так, а примериваешься, смотришь, как лучше сделать фразу. Когда читаешь - все происходит быстро, во время перевода время замедляется, и отдельные куски, фразы кажутся такими длинными... будто перетягивают на себя всю суть произведения. Поэтому перевод надо отложить, ни в коем случае не править тут же, чтобы сошлись все временные сдвиги. Иногда накатывает отчаяние: "Так ли я делаю?.."

РЖ: Переводчик не может вложить себя в каждую страницу большого текста - остальное на ремесле, да?

Е.М.: Не знаю... Иногда в оригинале встречаются выбоины, над ними подчас думаешь намного дольше и с горечью: "Не вытяну как следует..."

РЖ: Это ощущение провала на стилистическом или энергетическом уровне?

Е.М.: И так, и так. Энергетический уровень от нас вроде не зависит, но на мастерстве стиль можно удержать.

РЖ: Наверняка, часто нелегко переводить названия?

Е.М.: Конечно. Некоторые названия переводить бессмысленно, но это не самая серьезная проблема. Буквализм, как и казацкая вольница, тут не нужен.

РЖ: А что для вас в переводе сложнее всего?

Е.М.: Почувствовать автора самой и чтобы его почувствовали другие.

Если зайти в наш книжный магазин, можно подумать, будто пишут только по-английски и по-немецки... Так сложилось, что из-за политических пертурбаций небольшим странам на западного читателя выйти легче. Малые народы бережно относятся к своей истории, и в начале перестройки бывшие соцстраны рассердились на Россию, а сейчас образуют разные фонды, например, в помощь переводчикам, и не только русским.

РЖ: Н.С.Мавлевич: "Есть такая мистика, с тобой случается то, о чем переводишь". В вашей жизни происходили какие-нибудь перемены под влиянием переведенных произведений?

Е.М.: Я подолгу живу в мире героев, иногда они возникают как реальные лица, и непонятно, сон это или нет... будто видения. Не так давно мне предложили перевести пьесу Петера Мюллера "Лугоши. (В тени вампира)". Олег Табаков увидел инсценировку этой пьесы в Венгрии, и захотел поставить ее у себя в театре. Когда я заканчивала этот перевод, случайно за завтраком по радио "Свобода" услышала, что граф Дракула, понимая, что наследников у него уже не будет, объявил о том, что усыновит любого, кто докажет свое благородное происхождение. А тут еду в троллейбусе и вижу афишу мюзикла "Дракула". Вот такие совпадения, причем имя Дракулы до этого мне почти не встречалось...

РЖ: Подобное состояние вживания, наверное, более характерно при переводе больших произведений?

Е.М.: Зависит от книги, насколько она в тебя проникла. Я много переводила Тибора Дери, дружила с ним, хотя он был лет на 30 старше.

РЖ: Моя мама в прошлом году как раз прочитала его "Двух женщин".

Е.М.: Пусть ваша мама прочитает "Ники", ей еще больше понравится. Я очень люблю его книги, они живые. В "Милом бо-пэре" героиня выходит замуж на сына автора, "милый" она говорит по-венгерски, а "свекор" по-французски - "бо-пэр".

РЖ: Вы нашли своего автора?

Е.М.: Их много. Тот же Тибор Дери, Янош Пилински, Магда Сабо, Дюла Ийеш. Мои венгерские друзья удивляются, как это я перевела роман Иштвана Этвеша "Сельский нотариус", написанный в первой половине XIX в. Какие только проблемы не поднимает в этой книге Этвеш, классический барин в венгерке, с усами и трубкой!.. Таких писателей немало.

РЖ: По словам Е.А.Костюкович: "Чем больше перевод и чем больше единовременная порция работы, тем быстрее он движется".

Е.М.: Пожалуй, да. Поначалу смотришь на текст с ужасом, особенно если есть сроки: "Это невозможно так быстро сделать", а потом словно раскручивается какой-то мотор... а все потому, что ты вошел в интонацию, понял ход мыслей автора.

РЖ: По-вашему, стилистика, манера переводчиц в целом чем-то отличается от подхода к переводному тексту мужчин?

Е.М.: Эти проблемы меня как-то не интересовали. Перевод и актерство считаются более женскими занятиями - женщины лучше приспосабливаются к любым ситуациям. Но как посмотришь работы наших первоклассных переводчиков, становится понятно, что это не так.

РЖ: То есть перевода гендерный аспект не касается?

Е.М.: Думаю, и не может касаться. Тут важна личность, а разве можно сказать, какая личность у женщин?! Все разные - одни блистательно умные, другие предельно глупые... Как эмоционально переводят мужчины, когда этого требует подлинник! Переводчики - независимо от пола - в отличие от чеховской "душечки", проникают в самую суть произведения.

РЖ: У каждого человека свои предпочтения. За перевод каких авторов, жанров или произведений вы не беретесь?

Е.М.: Я бы не взялась переводить произведения людей, которых не уважаю. Даже если эта небезынтересная книга. Мне не приходилось переводить книги, затрагивающие тему ксенофобии или торжествующей антигуманности, когда то, о чем пишет автор, не вызывает в читателе возмущения. Ксенофобия для меня - порок номер один.

РЖ: Вы принципиально не переводите поэзию?

Е.М.: Нет, просто не чувствую себя поэтом, другой образ мышления.

РЖ: Может, поэт-переводчик иногда должен чувствовать себя поэтом?

Е.М.: Кто переводит поэзию - если только они хорошие переводчики, значит, и неплохие поэты. Как человек, знающий иностранный язык, но не владеющий родным, он прокарабкается через все страницы, но не полетит...

РЖ: Были произведения, которые вы хотели перевести, но по каким-то причинам это не получилось?

Е.М.: Конечно. Я много переводила просто так, без заказа. Перевод "Ники" Дери, например, пролежал у меня 8 лет, напечатали его только в 1986-м.

РЖ: Многие переводы лежали у вас подолгу, или это исключение?

Е.М.: Боюсь, долго пролежит книга Надаша, а она наверняка кому-то нужна.

РЖ: Существует ли понятие, дисциплина "теория перевода" или ее придумали в советское время? По мнению В.Б.Микушевича: "...это что-то выдуманное, хотя сам ею занимался. Многие занимались теорией перевода в то время, когда эстетика и литературоведение у нас в значительной степени были запрещены".

Е.М.: Нет, это не надуманное понятие, это подпорки, которые помогают избежать примитивных ошибок. В одном из изданий "Мастерства перевода" на эту тему была статья Юлианы Яхниной "Три Камю".

РЖ: Да, редкий по своей ясности пример замечательного разбора трех переводов.

Е.М.: Как ясно она объясняет, почему хороша эта фраза и нехороша другая, и видно, как "нехорошая" фраза разрушает ход мыслей автора. Причем все три переводчика "Тошноты" - профессионалы...

РЖ: Мы с вами говорим о разных вещах. Несомненно, начинающим полезны статьи, в которых человек делится опытом, как он справился с такой-то трудностью, а я имею в виду теоретические работы, например, статью Вальтера Беньямина "Задачи переводчика", которая скорее для переводчиков со стажем, ведь именно от них зависит, подверстают ли они под теорию практику.

Е.М.: Наверное, это так и есть. Во всяком случае, с помощью теории гвоздь не забьешь.

РЖ: Но все-таки в художественном переводе нет универсальных и объективных критериев.

Е.М.: Да, это решение в каждом конкретном случае. Плохо, когда кто-то думает, что может переводить потому, что хорошо знает иностранный язык. Если он не оправдает собственных надежд, то станет человеконенавистником... а все из-за ошибки в выборе пути. Может, ему надо было стать техническим переводчиком или синхронистом. Ведь иностранный язык - великая вещь, им разве что замки не откроешь.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Дмитрий Бавильский, Музыка над нами /08.05/
Катахреза #11: незаметные герои литературной повседневности. Иной раз случается чудо: находятся негромкие книги, чья замысловатость и трудность - не из-за недостатка, но из-за избытка таланта или жизненных сил. Такие медленные и трудные тексты нужны как остановка в пути, передышка-переход к очередным трудовым и творческим свершениям основных наших ньюсмейкеров.
Семен Липкин, "Тем, кого я переводил, я часто советовал, что убрать, где расширить..." /07.05/
Интервью с переводчиком. Подстрочник поэмы Стальского по части истории был очень беден, и я решил разбить поэму на главы. Он ответил: "У меня есть большой мешок, на дне мешка много дорогих вещей, у меня нет сил поднять их, даю тебе мешок, поднимай их сам". Перевод напечатали в "Правде" и во всех книгах о Сталине и революции.
Дмитрий Бавильский, Мне скучно, бест /30.04/
Катахреза #10: Лучшее - не значит лучшее. Литература 90-х одной ногой увязла в советском прошлом, а другой ноги у нее вроде бы как и не было вовсе, висела некая не оформившаяся еще культя, смысл которой становится понятен только сейчас.
Олег Постнов, Дневник писателя-6 /29.04/
Под сенью Пушкина в цвету. "Тень Баркова-2002" - это реальный прорыв сквозь косность пушкинистики старой и безграмотность новой. Это - первый действительный шаг к созданию полного комментированного собрания сочинений А. С. Пушкина.
Владимир Губайловский, О ямбе /27.04/
Оставаясь в традиции, быть собой гораздо тяжелее, чем уходя в пограничные минималистские области. Но и в этих областях быть самим собой почти невозможно. Прием здесь обычно исчерпывается однократным применением. Слово - однократным употреблением. Не всякая страничка из записной книжки - стихи, а только первая.
предыдущая в начало следующая
Елена Малыхина
Елена
МАЛЫХИНА
cheslav@mail.ru

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100