Давно уже скачал себе на рабочий стол статью Марка Липовецкого "ПМС (постмодернизм сегодня)" из майского "Знамени", да все как-то руки не доходили. И вот прочитал, и сразу почему-то стало жалко Липовецкого: такая грустная получилась вдруг у него статья. Просто-таки героический арьергардный бой отступающей армии с наглеющими и превосходящими силами противника.

Начинает Липовецкий с исчезновения самого слова "постмодернизм" из актуального словаря критики:

"По моим наблюдениям, последний раз оно звучало более или менее серьезно в связи с практически одновременным появлением "Голубого сала" и "Genеration П". После этого, его если и употребляют, то примерно так же, как в году этак 96-м произносили слово "демократ" - с каким-то гнусным прононсом как нечто малоприличное (вроде ПМС)".

В этом зачине, да и во всем последующем изложении претензий Липовецкого к нашему нынешнему "позднему", как он выражается, постмодернизму, и впрямь слышится какая-то почти личная грусть, несколько странная в исполнении критика-теоретика. Как бы вот было у него "дело жизни", которому отданы лучшие годы молодости, в которое вложены немалые надежды, и вдруг само это "дело" начинает своему энтузиасту изменять, да еще со злейшими его врагами - тоталитарными мифами!

Я не буду здесь довольно длинную статью пересказывать (все-таки ссылки в Сети не симулякры какие-нибудь, а ведут к реальному тексту), процитирую лишь для особо ленивых абзац, в котором, на мой взгляд, заложено ее "зерно":

"Серьезнейшая проблема русского постмодернизма - проблема, в частности вызывающая и травму политкорректности - видится ... в разрыве между эстетикой и культурой в широком смысле, между языком постмодернистской литературы (и искусства) и языком, которым те же самые постмодернисты говорят и думают обо всем остальном. Первый язык был карнавалом взаимных разоблачений различных и всевозможных дискурсов и "правд" - своих и чужих, больших и маленьких. Второй ... строился на непреодоленной оппозиции между своим и чужими и потому оставался куда более "логоцентричным", чем язык собственно постмодернистской литературы: используя постмодернистскую деконструкцию в качестве метода отторжения "чужого", он кроил "свое" из достаточно заношенных стереотипов разнообразных "великих нарративов", скрывая швы иронией во всех возможных вариантах - от циничной до романтической. До определенного момента, когда постмодернизм оставался либо андеграундным, либо все еще маргинальным явлением, второй аспект не имел большого значения. Но когда постмодернизм становится мейнстримом, именно этот, общекультурный аспект не только выходит на первый план, но и начинает диктовать культурную моду и даже влиять на собственно художественные практики".

Приемы постмодернистского письма, короче говоря, успешно освоили почти все (в том числе и те, кого Липовецкий к постмодернистам не относит), а вот самого либерального и плюралистичного "духа" постмодернизма с его интересом к "другому" - воспринять не смогли, отчего и явились на свет такие чудовищные "мутации" постмодернистского искусства, как роман П.Крусанова "Укус ангела" или балабановский фильм "Брат-2", анализу которых Липовецкий отводит довольно много места. И Крусанов, и Балабанов (и многие другие современные писатели и деятели искусства), используя постмодернистские "стратегии", занялись чем-то диаметрально противоположным самому "духу" постмодернизма:

"Их задача пряма и серьезна: с помощью формализованных постмодернистских технологий выдавать на-гора новые мифологии, состоящие из старых стереотипов. Если западный постмодернизм, особенно в своей поздней фазе, прямо-таки демонизирует стереотипы - то русский поздний постмодернизм, напротив, на фундаменте самых грубых, но, значит, самых массовых стереотипов возводит свой коммерческий успех".

А еще Липовецкий довольно подробно недоумевает по поводу явного неуспеха в России такой западной и "постмодернистской" штуки, как "политическая корректность".

Читаю я все эти обиды Липовецкого на "неправильное" развитие русского постмодернизма - и тоже начинаю недоумевать (недоумевать - это еще не значит злорадствовать).

Насколько я понимаю логику постмодернизма (теоретик я плохой, гораздо хуже Липовецкого, и могу чего-то недопонимать), так он "деконструирует" все без исключения "Великие Нарративы", то есть для него разницы между "тоталитарным" и "либеральным" мифами никакой нет: то и другое есть модернистские утопии, подлежащие соответствующему обхождению.

Почему постмодернисты в России с особым цинизмом и азартом бросились "деконструировать" именно либеральный "Великий Нарратив" (благодаря которому, собственно, и на свет появились), более или менее понятно: был он для страны посвежее и казался поэтому конкурентом куда более серьезным, чем коммунистический или националистический. Ну, общими усилиями "деконструировали", и с некоторых пор "либералом" у нас быть или слыть - смешно, если не пошло. Во всяком случае, это совсем не та система взглядов, которой придерживаться престижно.

А времечко-то идет, и к потреблению литературы и критики (этой - в особенности, и прежде, чем литературы) обращаются мальчики и девочки, все менее и менее отчетливо понимающие, чем различаются между собой все эти ужасные, посягающие на их интеллектуальную свободу (а что такое "свобода" в постмодернистском контексте? - та же модернистская утопия, то есть плюнуть и растереть) "Великие Нарративы". А между тем конкретная российская "жызнь" как-то вот до сих пор не очень похожа почему-то на французскую: "тоталитарные мифы" здесь, может быть, и развенчаны (ну, хоть вербально-формально), но обычаи и образ жизни подавляющего большинства населения вполне себе тоталитарны. И ежели рассчитывать здесь на серьезный коммерческий успех, то у наших постмодернистов никакого иного выхода просто нет, как только играть со всеми этими "стереотипами". А потом удивляться, что "жызнь" (которая, вообще-то, обязана быть "текстом") на эти игры как-то уж очень живо откликается, постмодернистской "иронии" не понимая. Отдельные особи даже начинают вполне "внетекстуально" всяких там "чурок" и "черных" мочить, подражая "брату" Даниле.

Не тот, словом, народ опять попался (этак обычно про либералов и прочих "русофобов" шутят).

Опять же я не злорадствую, а пытаюсь свое недоумение до читателя донести: теоретики (типа Липовецкого) и идеологи ("идеологом" Липовецкий назвал в своей статье Курицына) постмодернизма должны были эти и подобные "мутации" своего "дела жизни" предвидеть? Почему "разрыв между эстетикой и культурой", о котором пишет Липовецкий, так его удивил и стал внятен ему лишь сейчас? Способы "продвижения" постмодернизма в России (это как раз сфера "культуры", а не "эстетики") были по-модернистски тоталитарны, речь все время шла не об искусстве, а о литературной власти, отчего постмодернистская "металитература" (критика, журналистика и откровенный пиар, в котором та и другая в конце концов просто слились) объемно была больше собственно "литературы", а в качестве "литературы" всерьез рассматривались сочинения невыразимо жалкие, зато "правильные".

Я лично все 90-е годы к постмодернистскому "буму" относился довольно спокойно, случалось, и защищал его от разного рода "ретрокритики", особенно сильной в начале десятилетия. В свое время, думал я, мы постмодернизма не минуем, но пока недурно бы исчерпать возможности когда-то прерванного у нас в развитии модерна. Все серьезное, что в литературе 90-х появлялось, вполне для меня укладывалось именно в рамки "высокого модерна", по определению М.Эпштейна, или, по его же определению, "серьезной эклектики". А преждевременно родившийся постмодернизм ("несерьезная эклектика") ощущался как еще одна лаборатория, "кузница приемов", которыми наш "высокий модерн" может пользоваться. Этому ощущению не противоречила, а только укрепляла его некоторая "шизофрения" знаковых фигур русского постмодернизма: в "жызни" они самоопределялись как типичные либералы, чуть ли не буржуа и благонамеренные налогоплательщики (Слава Курицын этак не раз высказывался), и лишь в "эстетике" гнобили "модернистские утопии" и "деконструировали" свод либеральных ценностей. Между тем "аутентичный" постмодернизм, то есть западный, прежде всего французский, - теория все-таки очень "левая" (в прямом политическом смысле), гораздо более враждебная либерализму, чем коммунизму. И то, что наши пионеры постмодернизма не были готовы воспринять ее "целостно" и последовательно, как-то успокаивало.

Но времечко, повторюсь, шло, и стали появляться очень даже "целостные" и последовательные, вплоть до воинствующей антибуржуазности, постмодернисты, и куда ж им было деваться в России, как не примкнуть к пестрой антилиберальной коалиции, где теперь всякой твари по паре? Вот и имеем мы сегодня то, что имеем: "Господина Гексогена" в издательстве "Ad marginem", и жыдоборца Пирогова в "Экслибрисе", и упертого догматика Кирилла Куталова там же. Кирилл, к которому я, видит бог, относился прежде с симпатией, набросился вдруг на критиков с какой-то пролеткультовской ожесточенностью: почему, дескать, нарушили дискурсивную дисциплину, и вместо того, чтобы дать эстетическую оценку романа Проханова, пустились в посторонние литературе рассуждения? Почему, словом, не по Бурдье живете? Да потому, прости господи, что всякий нашенский критик - это давно "умерший" в теории постмодерна "автор". То есть "личность", а отнюдь не единица "новой субъективности", про которую Марк Липовецкий пишет, что она есть "комбинация из искусно (или, наоборот, демонстративно грубо) установленных зеркал и хаотично плавающих осколков мифов (поэтических, культурных, исторических) о "подлинной субъективности". Эта самая "комбинация" вполне бы, может быть, прохановский роман скушала, но "подлинная субъективность" взбунтовалась: кому ж хочется такое дерьмо жрать, да еще о своих ощущениях публике сообщать? Даже Слава Курицын роли до конца не выдержал - Проханова скушал и высокий балл для "Национального бестселлера" ему дал, но на Ольшанском сломался: текст про него написал такой, что не только бедный Митя поежился.

Но вернусь к Липовецкому: погрустив и пообличав, критик выразил и кое-какие надежды. Абзац, им посвященный, начинается так: "К счастью, поздний постмодернизм в России не исчерпывается неототалитарной тенденцией. Есть Б.Акунин, который..." Оборву цитату здесь специально, чтобы вы статью все-таки прочитали. От себя добавлю: наверное, Липовецкий еще не знает, что фильм по Акунину собирается снимать Никита Михалков...