Беспроигрышная компаративистика. Как уже ясно, еврокитайская утопия не изолирована во времени (далекое будущее) или в пространстве (неведомый остров, другая планета). Нет, имперский мир Ордуси, представленный во всем его вымышленном обаянии, соседствует с реальным миром сегодняшней, достаточно уродливой, "эгопрагматической" постхристианской цивилизации. А с другой стороны, рядом с "альтернативным" историческим вымыслом, ликвидирующим действительную историю нашей российской вселенной с ее европейскими корнями, предъявляется реально описанная укорененность в китайскую культуру, государственность, историческую традицию и т.п. По линии того и другого сравнения выбор читателя в пользу Великой Ордуси, можно сказать, обеспечен. "Хочу в Ордусь!" - о таких читательских письмах сообщают душеприказчики Хольма ван Зайчика, и им нельзя не верить.

Итак, удовлетворяется полуосознанный общественный спрос на "третий путь", - но так, чтобы, пройдя через ряд подмен, чающие его превратились в ордусских "единочаятелей". Вы ностальгируете по империи? - вот вам превосходнейшая, что с того, что не Российская. Начитались Солоневича, о "народной монархии"? Она тут как тут, умеренно народоправная, с введенными в здравые рамки выборами на "просительных участках", с допускаемой - в границах этики - частной собственностью, с высоко вознесенным государем и пышным двором; правда, государь, как в сказке Андерсена, - китаец, а дочь его - не цесаревна, а китайская принцесса (несказанной красоты). Традиционализм, почвенничество? (Вяч. Рыбаков побивает "клеветников Ордуси" именно этими понятиями.) Пожалуйста - но при условии отказа от прежних имен и топонимов, при согласии, что почва-то отыщется, но не ваша. Мультикультурализм, от коего обитателям евразийского материка не отмахнуться? Исключительно под опекой этического учения Конфуция, способного сделать средостения между культурами миролюбиво проницаемыми.

И тут выплывает самое главное, средоточное...

Многоконфессиональность Ордуси - невещественная основа ее процветания. У каждого своя вера, и все веры хороши. Ставить вопрос об истинной и ложной вере не только непристойно, но и социально опасно, ибо разуверившийся человек озлобляется; так в "Деле победившей обезьяны" разъярились - назовем их не романными, а подразумеваемыми именами - коммунисты и рыночники, лишившись невинных иллюзий по вине московского градоначальника, очень похожего на Ельцина. (В скобках замечу, что обилие актуальных политических намеков и масок делает романы ван Зайчика местами очень похожими на "Зияющие высоты" А.Зиновьева.)

Сами-то авторы, как и положено "желтолицым позитивистам", вернее, их бледнолицым побратимам, не верят ни в чох, ни в сон, ни в вороний грай. Культы и ритуалы для них - удобные социальные инструменты, обеспечивающие законопослушание и нравственную вменяемость подданных в частно-семейной жизни (общественная же, повторю, регулируется конфуцианством, которое, как подчеркнуто в самом тексте, - не религия, а этическое учение). Среди этого полезного инструментария предпочтение, естественно, отдается китайскому простонародному пантеону буддийских божеств и духов, всяческим воскурениям, гаданиям и кармическим перерождениям. Мусульманству отведена почетная роль ракетной ступени, которая, вознеся аппарат многоверия к вершинам дальневосточной мудрости, в двух последних романах практически отбрасывается за ненадобностью. Оно, мусульманство, сгодилось еще, чтобы опрокинуть завет единобрачия, данный (чего авторы, при всей их окитаенности, не могут не знать) не проклятыми католиками, а самим Христом.

Слово произнесено: христианство. Его - нет, мир Утопии его не вместил, и быть иначе не могло. Зато есть "православие". С многоженством, позволяющим авторам всласть порезвиться в сюжете: имеющая родить мусульманская жена православного Богдана (полностью - Богдан Рухович Оуянцев) подыскала ему временную, по контракту, младшую женушку - юную варварку-француженку, но та в конце концов уходит, не в силах, в своей ограниченности, принять ордусские семейные ценности ("Вы будете стонать за стеной, а я должна радоваться, что вам хорошо"). После чего духовный отец Богдана Кукша (есть, есть такое имя в святцах, но надобно же хотеть отыскать) накладывает на свое чадо суровую епитимью (!) за то, что тот не сумел сохранить мир да любовь в семье.

Но многоженство - эпатирующая мелочь. А вот как понимается религиозный синкретизм. Богдан "затеплил лампаду перед образом Спаса Ярое Око, преклонил колени - и трижды нараспев прочитав благожелательные надписи, свисавшие по обе стороны иконы, в течение получаса истово молился". Характерно, что в других случаях авторы разумеют под "синкретизмом" простую веротерпимость; в других - но только не в этом... Мало того, что на Соловках ("Дело лис-оборотней") фольклорная нечисть (лешие, водяные...) находится в строгом бюрократическом подчинении у китайского гения местности тудишеня, но к последнему вдобавок прибывает "с приказом от Небесного Владыки Святой Савватий". Превращая чтимого соловецкого святого в персонажа сказки, витающего над буддийским монастырем Вечно-истинного учения, а Северную Фиваиду - в твердыню все того же "синкретизма", авторы, конечно, не рассчитывали на умиление православных читателей, но правильно предположили, что таковых - ничтожное меньшинство и потеря невелика, зато многие прочие после этих забавных экзерсисов с особенной охотой устремятся в широкие врата Ордуси. Цена пропуска - почти нечаянный, почти безболезненный отказ от Христа.

Мне наверняка скажут, что из-за твердолобого догматизма меня покинуло чувство юмора. Споря с "клеветниками", Вяч. Рыбаков на юмор-то и кивает: дескать, перед вами "ироничная добрая сказка", а вы... Авторы ведь способны пошутить даже над трактатом "Лунь юй" или спародировать конфуцианские максимы: "Стоит фениксу хотя бы кончиком лапы увязнуть в болоте - и весь он полностью пропадет в болотной тине...". Вот именно: коготок увяз - всей птичке пропасть.

К юмору "Евразийской симфонии" (иногда высокой, иногда низкой пробы) я вполне восприимчива и сознаю его неотъемлемость в составе хорошо сработанной утопии. (Авторитетные исследователи и у самого Томаса Мора находят юмористическую амбивалентность.) Утопия неотделима от идеологии, ради идеологического внушения и создается (см. эпиграф). Но кто же станет заглатывать идеологический крючок без наживленного юмористического червячка?

Утопию С.С.Аверинцев определяет как "наиболее радикальную противоположность теистической идее спасения" (когда-то, в застойно-безбожные годы, эта сухая фраза из знаменитого пятого тома "Философской энциклопедии" не на шутку - ищущих спасения - воодушевляла). Но можно вспомнить еще одного современного апологета, признанного по совместительству превосходным юмористом. Я говорю о Честертоне, о его неувядаемой антитезе обтекаемого шара и угловатого креста. Утопия, Ордусь - это шар, всем приятный и потому всеми принятый. Здесь нет предельных дилемм, из-за которых лилась бы кровь (как это случается из-за всерьез понимаемой веры); здесь, в круглящихся стенах, места хватает для всех - и для либерала-плюралиста, и для монархиста-государственника, и для космонавта, и для йога, и для многоженца, и для однолюба, - и для Иеговы, Христа, Аллаха, Будды, поминаемых фактически как племенные божества, что не устраивало когда-то христианских первомучеников в веротерпимой Римской империи. Здесь, в мире благого компромисса и положительной посюсторонности, нет метафизического зла и "плохих людей нет". Бывают только "заблужденцы", слишком рьяно настаивающие на своем. Но их, без особой жестокости, наказывают или лечат. Отсекается все маргинальное, невместимое, заостренное, остается "Цветущая Средина". "Хочу, хочу в Ордусь!" Ни имя моей страны, ни история ее, ни исключительность моей веры не стоят этого обещанного благоденствия в безопасности и бестревожности. Ну, кто не потянется в Ордусь?! Разве что спросить у безумных почитателей Креста? Но их не слышно.

(В расширенном виде статья готовится к публикации в журнале "Посев")