Русский Журнал / Круг чтения /
www.russ.ru/krug/20021004.html

Истории новых иммигрантов
Ирина Перис

Дата публикации:  4 Октября 2002

Истории новых иммигрантов - одна из самых что ни на есть "исконно-американских" тем в литературе США. Иммигрантский опыт - часть коллективного мифа современной Америки. По популярности посоперничать с этой темой может разве только еще одна - человека, противостоящего стихии дикой природы. От "Моби Дика" написанного Мелвиллом в конце прошлого века до трехлетней давности "Совершенного Шторма" Себастьяна Юнгера - список бестселлеров в этом направлении растет также неудержимо.

Тем из американских читателей, кому бы хотелось померяться силами со стихией, в этом году приходится полагаться на уже известных авторов, а вот перед читателями, интересующимся иммигрантскими историями, возникла некая неизвестная величина. Имя новому автору Гари Штейнгарт, а его первому роману - "Сборник инструкций для русского дебютанта" (Russian Debutante's Handbook). Книга вышла в издательстве Riverhead Books, была весьма благосклонно принята критиками, воскресная "Нью-Йорк Таймс" поместила статью об авторе с фотографией во всю страницу, недавний номер известного литературно-публицистического журнала "Нью-Йоркер" опубликовал новый рассказ автора, а его рецензии начали появляться в центральной прессе США. Успех? Успех.

Успех этот абсолютно необходимый по законам жанра венец иммигрантской истории. В данном случае, успех иммигранта - героя романа на книжных страницах перекликается с сегодняшним успехом самого автора, которого в семилетнем возрасте родители привезли в США из Ленинграда. Получив образование в Оберлен-колледже, он жил в Восточной Европе, путешествовал по бывшему Советскому Союзу. Писать, как повествует о том статья в "Нью-Йорк Таймс", он начал "в стол", для себя, а контракт на опубликование романа был почти что счастливой случайностью.

Американская критика описала главный конфликт романа следующим образом: в центре его стоит персонаж так называемого "бета-иммигранта". В отличие от "альфа-иммигрантов", которые наделены избытком жизненных сил, характером, упорством, и волей к достижению успеха в самом что ни на есть американском смысле слова, "бета-иммигранты" этими качествами не обладают. Но существовать им приходится в условиях, где они, говоря словами Штейнгарта, не могут позволить себе "роскоши провала". Им нужно преуспеть не меньше, чем "альфа-иммигрантам", в каком бы разрыве с их внутренними амбициями пресловутое преуспеяние ни состояло.

Казалось бы, замечательная посылка для хорошей книги. Той, что разрушает стереотипы и расширяет границы читательского представления о возможных вариантах обстоятельств, характеров, ситуаций и т.д. Действительно, во многом образ иммигранта, начавшего с нуля и усилием воли выкроившего для себя на новой земле место под солнцем, уже стал в американской литературе своего рода клише. Почему бы теперь не взглянуть на тех, кто в меньшей степени предрасположен к выживанию в условиях иммиграции?

Примерно с такими мыслями я усаживалась за роман. Но знакомство с его героем, Владимиром Гиршкиным, увы, не стало для меня откровением. Напротив, великое разочарование поджидало меня по прочтении книги. Все выше приведенные замечательным образом сформулированные проблемы в романе если и затрагиваются, то настолько поверхностно, что ни о каком разрушении рамок привычных образов говорить здесь не имеет смысла.

Нам предлагается история трансформации типического аутсайдера в преуспевшего мошенника. Из героя с внушительным списком индивидуальных недостатков, которые делают его в начале романа "существом из плоти и крови", к его концу персонаж превращается в пустую карикатуру, теряющуюся среди таких же карикатур. Добро бы, если роман можно было отнести к жанру сатирического произведения - тогда, как говорится, с него и взятки гладки. Но нет, главный его персонаж вожделеет читательской симпатии, его терзания вопиют о сочувствии, его внутренний мир высвечивается ровно настолько, чтобы дать нам понять: Владимир метит в позитивные герои. Однако же, заручившись у читателя этой самой симпатией, автор не знает, что с ней делать дальше, и начинает безудержно развлекать нас, возводя фантасмагорические замки на том месте, где изначально лежала, казалось бы, твердая почва реальности.

Действие первой части книги происходит в Нью-Йорке, где двадцатипятилетний сын - "бета-иммигрант" преуспевающей мамаши - "альфа-иммигранта" трудится на ниве вспомоществования вновь прибывшим в Америку. Эта работа для него не имеет ни смысла, ни финансовых перспектив. Он беден. Он одинок. Он разочарован. Его личная жизнь ограничивается общением с двумя существами - его подругой Шалой, зарабатывающей себе на жизнь в секс-клубе не совсем аппетитными занятиями с клиентурой, и его другом по колледжу Баобабом, который, в русском варианте книги в соответствии со своими умственными способностями назывался бы, несомненно, "дубом". Они живут в богемно-обшарпанных кварталах Ист-Виллидж.

Познакомившись случайно с Франческой, интеллигентной и хорошо устроенной дочерью профессорской четы, Владимир не долго думая бросается в объятья новой подруги, дружелюбного внимания ее родителей и их уютной квартиры. Его новая любовь и приемная семья дают ему то, о чем он только мог мечтать, - чувство состоятельности, уверенности в себе, принадлежности к "мейнстриму". Беда только, что все это выходит Владимиру не по карману... Пытаясь выкарабкаться из финансового кризиса, в который повергли его расходы на поддержание стиля жизни его нового окружения, он попадает в переделку, грозящую ему крупными неприятностями. В спешке покидая Нью-Йорк, герой улетает в некий зашифрованно-узнаваемый город под названием "Права" (Прага).

С перемещением действия из реального в вымышленное пространство роман становится все более и более плоским. Сюжетная канва вплетает в себя фантасмагорическую ногу статуи Сталина, возвышающейся над частью города, банду русских мафиози, которых Владимир на время очаровывает-завоевывает-подчиняет, группу американских экспатриантов, предающихся во вновь открывшейся западным взорам Восточной Европе усладам артистических дерзаний. Появляющиеся на страницах персонажи становятся откровенными клише. Русские богобоязненные бандиты в тренировочных костюмах с калашниковыми наперевес и золотыми крестами на шеях; их возлюбленные, которых - а как же иначе? - они впервые встречают в публичных домах; разговоры о том, насколько жесток может быть Владимир, этот благовоспитанный еврейский юноша из либерального американского колледжа.

Но не нужно с замиранием сердца ожидать момента, когда ему придется на деле доказать им свою жестокость. В романе Штейнгарта нет ничего схожего с бабелевским "Гусем". К чему в фантастической Праве психологическая правда грубого реализма? Автору достаточно заставить бандита открыть рот и сказать: "Я жесток", и читатель поверит, потому как эта реплика прекрасно подтверждает усвоенную с детства истину - бандиты жестоки. А герою, чтобы быть принятым "жестокими" за своего, остается только подпевать им в унисон. Все очень просто - и психологически настолько же правдоподобно, насколько правдоподобными бывают сказки для детей семилетнего возраста.

В целом, надо заметить, роман переполнен стереотипами. В нем - все и вся, кто только ни населяет американское поп-сознание. Есть толстая безвольная Шала, есть фрондерствующий поэт - избалованный наследник преуспевающего отца-бизнесмена, есть похотливый венгр, деятель искусств и прощелыга, совращающий молоденьких девиц, есть русский доктор, занимающийся надувательством страховых компаний, есть молодая американка с фигурой атлетической лепки и с врожденным чувством моральной правоты, взрывающая динамитом в конце романа безумную сталинскую ногу... Во что, как ни в еще один стереотип, превращается в конце книги и сам герой, умиротворенно рассуждающий о том, что пусть не он, но его чадо будет самым что ни на есть стопроцентным американцем на американской земле?

Неоспоримым достоинством романа являются его юмор и живая форма изложения. Если бы автор отстранил героя от читателя на сравнительно большую дистанцию, в какой-то степени, наверное, книга бы читалась как произведение школы Ильфа и Петрова. Но увы - четыреста пятьдесят страниц текста разбавлены сиропом эрзац-психологизма, с описанием некоего подобия "движений души" Владимира Гиршкина и иже с ним. Автору не удалось усидеть на двух стульях литературы и развлекательной, и серьезной. Диву даешься, читая отзывы американских критиков, которые сравнивают роман Штейнгарта с прозой Набокова и Достоевского (!!!), очевидно, вытягивая из запасников памяти имена либо никогда не прочитанных, либо хорошо забытых русских классиков. Если по духу своему книгу Штейнгарта можно с чем-то сравнить, так это с американскими комедийными телесериалами. В ней примерно ровно столько же глубокомыслия и словесного щегольства.

Не ставя автору в упрек его видение мира - это вещь сугубо индивидуальная, хотелось бы отметить, что демонстрирует он это видение на материале преимущественно русском, где быть "экспертом" ему положено по праву. В этом отношении знаменателен его недавно опубликованный в "Нью-Йоркере" рассказ "Шейлок на брегах Невы". Картина, представленная в нем, могла бы быть заготовкой ко второй части "Русского дебютанта". В фокус попадают те же самые мотивы: криминальные персонажи и их морально деградирующее окружение. С хорошим темпом развивающееся повествование не предлагает читателю ничего, кроме списка избитых истин: Россия дикая страна. В ней правят бандиты. Человеческое достоинство можно купить за деньги. Русская душа загадка.

Для кого-то из американских читателей, я надеюсь, все это покажется поверхностным и бесполезным. Но для большинства рассказ станет подтверждением собственных убеждений из списка приведенного выше. Читателю комфортно у привычной картины мира. Он чувствует, что всегда был прав, что интуитивно, не стараясь особо, постиг суть России. Маэстро Штейнгарт, кажется, становится великим мастером стереотипа. В данном случае его литературные изыски очень удобно накладываются на стереотип геокультурный.

Решится ли автор изменить тактику в будущем и оставить безопасную территорию царства шаблонов и предсказуемых конфликтов? В этом случае, с его даром рассказчика и стилиста, у него наверняка получилась бы хорошая книга. Может быть, даже великий американский роман. Как всякий новый иммигрант и неравнодушный читатель, я могу только желать осуществления этой перспективы. Как и желать автору настоящего - не коммерческого, а по гамбургскому счету писательского успеха, который бы, увенчав собой еще одного иммигранта, снова утвердил в реальной жизни вечную тему американской литературы.