Между объявлением лауреата Нобелевской премии в области литературы, состоявшимся 10 октября с. г., и террористической акцией, случившейся в Москве две недели спустя, на первый взгляд нет ничего общего. Однако же связь между ними - может быть, не прямая, но очень тесная - мне представляется очевидной. Нобелевская премия в самой невинной и мирной области неожиданно обнаружила зловещую символическую связь с фигурой своего учредителя - изобретателя динамита Альфреда Нобеля.

Аушвиц, антисемитизм и современная Европа

Лауреатом Нобелевской премии в области литературы за 2002 год, как известно, стал венгерский писатель Имре Кертес. Решение Шведской академии, обнародованное 10 октября, мировой литературной общественностью было воспринято скорее как неожиданное. Семидесятитрехлетний Кертес за пределами ограниченной жестким языковым барьером Венгрии известен мало: на английский переведено лишь два его романа (да и те, добавим, особым коммерческим успехом не пользуются). У нас - под эгидой фонда Сороса - вышла книга его коротких повестей "Английский флаг" ("Текст", 2001), да один очерк опубликован в изданном "НЛО" сборнике "Венгры и Европа" (2002).

Кертес - судя по отзывам экспертов - хороший писатель. Но, даже по мнению его адептов и почитателей, отнюдь не великий. Однако решение Нобелевского комитета никак нельзя счесть случайным и произвольным: премия в данном случае давалась не столько писателю, сколько Символической Фигуре. Кертес - венгерский еврей. Подростком он пережил Освенцим и Бухенвальд. Тема судьбы еврея - изгоя в современном страшном мире - сделалась основной темой его как писателя. Об этом и его самые известные романы - "Без судьбы" (1975) и "Каддиш по нерожденному ребенку"(1990). В то же время сам Кертес давно живет преимущественно в Германии (с германской культурой Кертес связан органически - он переводил на венгерский Ницше, Гофмансталя, Шницлера, Фрейда, Витгенштейна). И эта особенность биографии писателя пришлась как нельзя кстати в нынешних европейских обстоятельствах: живущий в Германии венгерский еврей Кертес смог предстательствовать перед миром от лица загадочной Центральной Европы как таковой.

А здесь куда как неспокойно! Мир еще не оправился от шока, вызванного политическим успехом крайне правых в Австрии. В объединенной Германии все выше поднимают голову коричневые. Появляются новые умонастроения и среди немецкоязычных "интеллектуалов". В 1999 году модный романист Мартин Вальзер выступил против культивирования комплекса немецкой вины перед евреями, назвав Освенцим "моральной дубинкой". В текущем году тот же Вальзер написал памфлетный роман "Смерть критика", в прототипе которого легко угадывается влиятельнейший критик Германии - еврей Марсель Райх-Раницкий, в годы Холокоста чудом избежавший Треблинки. Нынешний европейский контекст - причем не в последнюю очередь именно литературный контекст - сделал "проблему Аушвица" по-новому актуальной...

Давно существует убеждение (во многом справедливое), что Нобелевские премии русским писателям всегда выдавались не по литературным, а по политическим соображениям. Похоже, этот принцип становится универсальным. Нынешняя премия Имре Кертесу (с формулировкой: "за творчество, в котором хрупкость личности противопоставлена варварскому деспотизму истории") - не столько дань литературному таланту, сколько ответ набирающему обороты европейскому правому радикализму.

Левый либерализм как источник исламского терроризма

Но у выбора Шведской академии обнаруживается и еще один тайный смысл. Дело в том, что всплеск правого радикализма и антисемитизма в Центральной Европе левая и леволиберальная идеологии упорно пытаются увязать с положением дел в России, в частности - с так называемой "чеченской проблемой". И фигура Имре Кертеса используется в этой игре достаточно давно.

Само имя Кертеса едва ли не впервые стало известно русской аудитории из выступления Гюнтера Грасса на конгрессе ПЕН-клуба в Москве 23 мая 2000 года. В своей речи знаменитый левый немец, лаурет Нобелевской премии в области литературы за 1999 год, с волнением вспоминал об истреблении народов в двадцатом веке. Вспоминал он и о писателях, которые противостояли геноциду словом √ то есть тем, что рассказывали о бесчеловечных злодеяниях миру. Вспоминались Франц Верфель, Пабло Неруда, Солженицын... В этот ряд оказался вписан и Имре Кертес, давший "куда более яркую и впечатляющую, чем любые статистические сводки, картину повседневной жизни в лагере смерти Освенцим".

Все это хорошо и правильно. Но в пафосе пламенной речи Грасса содержался один важный и характерный нюанс: вспомнить об ужасах геноцида понадобилось главным образом для того, чтобы подвергнуть гневному обличению положение в России √ "в стране, чья военная мощь брошена против маленького чеченского народа". "Я уверен, - заканчивал Грасс, - что настанет день, когда если не чеченский, то русский писатель расскажет миру о страданиях чеченского народа...".

Итак, по мнению авторитетного и уважаемого социал-демократа, творчество Имре Кертеса, беспристрастно рассказавшего об ужасах Освенцима, должно послужить образцом для будущего живописателя злодеяний нынешнего российского режима! В этом головокружительном логическом ходе во всей полноте проявилась свойственное нынешним левым интеллектуалам Европы стремление представить геноцид эпохи Второй мировой и борьбу против исламского терроризма как явления одного порядка. Глупо? Да! Оскорбительно по отношению к памяти миллионов погибших евреев? Да! Но таковы реалии современного европейского интеллектуального климата, и от них никуда не деться.

Этот климат и нужно иметь в виду при анализе выбора Шведской Академии. Выступление Нобелевского лауреата Гюнтера Грасса помогает понять, что антироссийский пафос и скрытая поддержка "маленького народа" (читай √ исламских террористов) в решении либеральных академиков (и в манипуляциях левых членов Нобелевского комитета) явно присутствовали. Ну, пусть не очень явно, а лишь подспудно - в любом случае решение Шведской академии могло быть прочитано, между прочим, и как "благословение на терроризм". Судя по последующим событиям, именно так оно и было прочитано. Не прошло и двух недель после объявления нобелевского лауреата, как мы получили то, что получили.