Русский Журнал / Круг чтения /
www.russ.ru/krug/20021104_slovo.html

Дар слова
Проективный словарь русского языка

Михаил Эпштейн

Дата публикации:  4 Ноября 2002

Введение

...Слово управляет мозгом, мозг - руками,

руки - царствами.

Велимир Хлебников

Есть много разных типов словарей: толковые и энциклопедические, этимологические и орфографические, диалектные и индивидуальные, словари историзмов и неологизмов... Но все они описывают слова, которые уже были в употреблении, в той или иной степени вошли в язык.

Особенность проективного словаря в том, что он описывает ранее неизвестные слова, которые впервые предлагаются для употребления. Если традиционный словарь подводит итог бытованию слова в языке, то в проективном словаре жизнь слова только начинается. Отсюда оно может перейти в тексты других авторов, стать фактом языка, - а может остаться в словаре. Слова имеют свою судьбу...

1.

В 19-м веке русское языковое пространство быстро наполнялось. Словарь В.Даля лопается от изобилия слов, правда, и тогда уже обращенных скорей в прошлое, чем в будущее: к старинным промыслам, ремеслам, вещам домотканного быта. Но также и нравственные, умственные явления представлены обильно: корней немного, но сколько производных, на один корень "добр" - около 200 слов!

Однако в 20 в. язык пошел на убыль, вчетверо-впятеро, если не больше, поредела его крона, словолес облысел, и от многих корней остались черные пни. Самое тревожное - что исконно русские корни в 20-ом веке замедлили и даже прекратили рост, и многие ветви оказались вырубленными. У Даля в корневом гнезде "-люб-" приводятся около 150 слов, от "любиться" до "любощедрый", от "любушка" до "любодейство" (сюда еще не входят приставочные образования). В четырехтомном Академическом словаре 1982 г. - 41 слово. Выходит, что корень "люб" за сто лет не только не дал прироста, новых ветвлений, но напротив, начал резко увядать и терять свою крону.

В 1990-e гг. происходит, конечно, быстрое обновление словарного состава, но в основном за счет двух источников: (1) заимствования из английского языка и (2) наезд на язык уголовно-бандитской лексики и фразеологии, жаргонных и просторечных низов языка, которые въехали в публицистику, журналистику, литературу, сделав себе такую же "златоустую" карьеру, как и их златозубые носители.

Во всех словарях русского языка советской эпохи в общей сложности приводятся около 125 тысяч слов - это очень мало для развитого языка, с большим литературным прошлым и потенциалом. С языком происходит примерно то же, что с населением. Население России чуть ли не втрое меньше того, каким должно было быть по демографическим подсчетам начала 20 в. И дело не только в убыли населения, но и в недороде. 60 или 70 миллионов погибли в результате исторических экспериментов и катастроф, но вдвое больше из тех, что могли, демографически должны были родиться - не родились, не приняла их социальная среда из тех генетических глубин, откуда они рвались к рождению. Вот так и в русском языке: мало того, что убыль, но еще и недород.

Далевские слова в языке не восстановить, потому что многие связаны с кругом устаревших или местных значений; но в живом языке и корни должны расти, ветвиться, приносить новые слова. Знаменательно, что А.Солженицын, который в своем "Русском словаре языкового расширения" пытается расширить современный русский язык введением слов из В.Даля, вынужден его резко сокращать, не только прореживать далевский словник, но и сужать значения и толкования слов. "Лучший способ обогащения языка - это восстановление прежде накопленных, а потом утерянных богатств", - пишет Солженицын в предисловии к своему "Словарю".1 Хотя солженицынская попытка заслуживает большого уважения, но сейчас ясно, как никогда раньше, что язык не может жить одной только памятью и воспоминанием. Чтобы ответить на вызов времени, языку нужно воображение, способность творить новые слова и понятия, не ограничиваясь только восстановлением своего прошлого или заимствованиями из других языков. Язык жив до тех пор, пока его древние корни продолжают разветвляться и плодоносить в новых словах. Недостаточно пользоваться языком как орудием художественного или научного творчества; необходимо творческое обновление самого языка.

2.

Этой задаче и посвящается "Дар слова": читателю предлагаются слова, термины, понятия, которые могут войти во всеобщее употребление и стать знаками новых идей, научных теорий, художественных движений, стилей жизни и мышления... А могут и не войти. От самих читателей зависит, насколько "входчивыми" окажутся эти слова и насколько "сбывчивыми" те образы и идеи, которые они приносят с собой. "Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется", - в данном случае тютчевское выражение следует понимать буквально. Языку ничего нельзя навязать, но можно нечто предложить - в надежде, что не все предложенное будет отвергнуто.

Читатели могут спросить - и сам я спрашиваю себя: для чего языку наплыв новoобразованных слов? Что это - литературная игра? Пусть такому словотворчеству будет место в поэзии, но зачем онo обществу, стране, всем носителям языка?

Будущее может описываться в самых разных жанрах: гадание, пророчество, апокалипсис, утопия или антиутопия, политический или эстетический манифест, научная гипотеза, научно-фантастический роман или фильм... Но самый экономный, так сказать, минимальный жанр описания будущего - это новое слово, неологизм. Оно не только описывает возможное будущее, но создает саму эту возможность, поскольку расширяет сферу смыслов, действующих в языке. А что на языке, то и в уме; что на уме, то и в деле. Одно-единственное слово - это зародыш новых теорий и практик, как в одном семени заложены мириады будущих растений.

Здесь я хочу сослаться на Романа Якобсона, который обнаружил удивительную общность между генетической программой развития организма и лингвистической программой развития культуры и общества: "...Сейчас на повестке дня стоит рассмотрение временнОй, программирующей роли языка как моста, перекинутого от прошлого к будущему. Интересно, что известный русский специалист по биомеханике Н.А.Бернштейн в 1966 г. в заключении к своей книге удачно сравнил "запечатленные в молекулах ДНК и РНК" коды (которые отображают "процессы предстоящего развития и роста") с "речью как психобиологической и психосоциальной структурой", обеспечивающей предварительную модель будущего"". 2

Эта мысль о программирующей роли языка особенно актуальна в связи с недавним становлением на основе генетики новой дисциплины - меметики, которую можно определить как генетику культуры. "Мемами" называют единицы смысла или информации, которые через слова, образы, музыкальные фразы, крылатые выражения передаются из сознания в сознание.3 Мемы - это смысловые гены или вирусы, передатчики не биологической, а культурной информации. Примером таких мемов могут служить часто повторяемые фразы, лозунги, музыкальные мотивы, моды, поваренные рецепты, математические формулы, компьютерные алгоритмы, инструкции по производству и использованию определенных объектов, инструментов. По сути, вся история человечества может быть описана как эволюция мемов, их борьба за выживание, распространение, покорение умов, внедрение в духовную и материальную культуру. Религии, идеологии, политические системы, философские и художественные течения, идейные споры и повседневные разговоры - все это рассматривается меметикой как формы грандиозного действа, в которой несчетные полчища мемов борются за обладание знаковой вселенной. С этой же точки зрения, "функция языка - распространение мемов".4

Очевидно, что разные уровни языка обладают разной способностью воспроизводства, "репликабельности". Безусловным чемпионом среди языковых мемов является отдельное слово. Собственно, слово - это и есть главный мем, самый заразительный из всех "инфовирусов", или, лучше сказать, самый плодовитый из всех инфогенов. Путешествуя из сознания в сознание, слово насаждает там корни будущих мыслей и дел. Оно размножается гораздо быстрее, чем предложение или текст. Даже фразеологизм, афоризм, крылатое выражение не воспроизводятся так часто и повсеместно, как лексическая единица языка. Самый популярный текст, печатаемый миллионными тиражами, все-таки не сравнится в частотности со словами, которые по многу раз повторяются во всех текстах на данном языке. Новое слово - это мини-мем, он обладает наибольшей энергией продвижения, поскольку на минимум знака приходится максимум значения.

3.

Есть три вида деятельности в области знаков и слов: знакосочетательная, знакоописательная и знакосозидательная. Подавляющее большинство всех текстов, всего написанного и сказанного относится к первому виду. И Пушкин, и Достоевский, и государственный деятель, и пьяный забулдыга - все они по-своему сочетают слова, хотя число этих слов и способы их сочетания в литературе, политике, просторечии весьма различны. Грамматики, словари, лингвистические исследования и учебники, где описываются слова и законы их сочетания, принадлежат уже ко второму виду знаковой деятельности, описательному; это уже не язык первого, объектного уровня, а то, что называют метаязыком, язык второго порядка.

Третий вид - самый редкий: это не употребление и не описание знаков, уже существующих в языке, а введение в него новых знаков: неология, знакотворчество, семиургИя. К семиургии относятся многие элементы словаря В.Даля, значительная часть творчества В.Хлебникова и меньшая - А.Белого и В.Маяковского, но вообще этот третий вид знаковой деятельности находится еще в зачаточной стадии развития.

Существует предубеждение, что творение новых знаков, новых единиц языка - это процесс коллективный, безымянный, соборный, что субъектом словотворчества может выступать только целый народ. Это верно (и то лишь отчасти) по отношению к определенной эпохе развития языка, которая сейчас, возможно, подходит к завершению. Когда-то ведь не было и индивидуального литературного творчества, песня и сказка передавались из уст в уста, а потом, с возникновением письменности, появились и индивидуальные авторы литературных произведений. Точно так же и сейчас, с переходом к электронной словесности, завершается фольклорная эпоха в жизни языка, у слов появится все больше индивидуальных авторов.

Собственно, и в прежние эпохи индивидуальное словотворчество было важным фактором обогащения языка. М.В.Ломоносов ввел такие слова, как "маятник, насос, притяжение, созвездие, рудник, чертеж"; Н.М.Карамзин - "промышленность, влюбленность, рассеянность, трогательный, будущность, общественность, человечность, общеполезный, достижимый, усовершенствовать." От А.Шишкова пришли слова "баснословие" и "лицедей", от Ф.Достоевского - "стушеваться", от К.Брюллова - "отсебятина", от В.Хлебникова - "ладомир", от И.Северянина - "бездарь", от А.Солженицына - "образованщина"...

Но до создания Интернета трудно было проследить истоки новых слов, зафиксировать, кто их впервые стал употреблять и в каком значении. С появлением Сети это делается простым нажатием клавиши в поисковом моторе. С другой стороны, интернет делает возможным и мгновенное распространение нового слова среди огромного количества читателей. Новообразование может быть подхвачено на лету, и его успешность легко проследить по растущему из года в год и даже из месяца в месяц числу употреблений. Именно прозрачность интернета в плане чтения и проницаемость в плане писания делает его идеальной средой для отслеживания и распространения новых словесных, да и графических, изобразительных знаков. Интернет делает с языком то, что когда-то письменность сделала с литературой: превращает его из фольклора в область индивидуального творчества.

Можно предположить, что знакодатели со временем будут играть в обществе не меньшую роль, чем законодатели. Это два дополнительных вида деятельности, потому что закон подчиняет всех общей необходимости самоограничения, а новый знак создает для каждого новую возможность самовыражения. Нужна и соответствующая наука, которая занималось бы методами создания новых знаков. В семиотике обычно выделяются три раздела: семантика (отношение знака к значению и означаемому), синтактика (отношение между знаками) и прагматика (отношение между знаками и пользователями). Но нет специального раздела, посвященного созданию новых знаков, т.е. отношению между знаками и отсутствием таковых, семиотическим нулем, знаковым вакуумом. Можно было бы назвать этот раздел семиотики "семиОника" (как "бионика, электроника, соционика, культуроника"). Семиургия - это деятельность по созданию новых знаков; семионика - это наука о создании новых знаков, четвертый основной раздел семиотики.5

4.

Знакотворчество и словотворчество - это не просто создание новых знаков и слов. С каждым новым словом появляется и новый смысл, и возможность нового понимания и действия. Мы чувствуем и действуем по значению слов. Мы спрашиваем себя: "Любовь это или не любовь? А может быть, то, что мы испытываем, точнее назвать жалостью, или дружбой, или вожделением, или уважением, или благодарностью? - и выбрав точное слово для своих чувств, мы и действуем в соответствии с этим словом: женимся или разводимся, встречаемся или расстаемся, объясняемся в любви или в нелюбви. В греческом языке было около десятка слов, обозначавших разные типы и оттенки любви, некоторыми мы пользуемся и поныне ("эрос", "мания", "филия", "агапэ"). А в русском (да и во многих других европейских языках) - на все только "любовь": и к родине, и к мороженому, и к женщине... С новыми образованиями от того же корня, преломляющими его через смысловую призму иных суффиксов: "любь" или "любля" (которые войдут в Проективный словарь) - появляется не только новый слой значений в языке, но и новый оттенок в спектре чувств, действий, намерений...

Вспомним, какое колоссальное воздействие оказал советский идеологический язык на жизнь нашего общества и всего мира. Казалось бы, всего-навсего пустые сотрясения воздуха, но по ним строились гиганты социндустрии, коммунальные хозяйства и квартиры, система сыска и наказания, пятилетние планы, будни и праздники, трудовая дисциплина, нравы партийной и производственной среды... Излишне говорить о роли слов в ту эпоху - но ведь это было не завышением роли слова, а скорее, занижением самих слов, которые сводились к заклинаниям-идеологемам, с убитым корнем и смыслом, который не подлежал пониманию и обсуждению, а только исполнению. В постсоветском обществе на место идеологем должно придти вольное корнесловие, которое может предоставить простор для смыслополагания в действиях. Культура отчаянно нуждается в словах с ясными корнями и множественными производными, чтобы она могла понимать себя - и в то же время усложняться, утончаться, ветвить свои смыслы от живых корней во все направлениях.

В сущности, лексикология - это единственная идеология нашего времени, которая обеспечивает смысл существованию народа и взаимосвязь прошлого и будущего. Язык - единственное, что питает сознание всеобщими смыслами и делает сограждан понятными друг другу. Не то, что говорится на этом языке, но сам язык. Не тексты и даже не предложения, а слова и морфемы. Вечные, непревзойденные "мир", "дар", "кровь", "любовь", "мысль", "на-", "по-", "и", "-ств", "-овь", "-ение"... Уже на предложениях мы расходимся, a на уровне текстов начинается непонимание, подозрение, общественные битвы.

Вряд ли какая-нибудь политическая, или философская, или религиозная идеология может в наши дни объединить общество. Где выдвигается объединительная идея, т.е. оценочное суждение с притязанием на всеобщность, там начинается разделение. Смыслообразующее единство дано не в идее, а в языке, и то лишь при условии, что этот язык развивается, что крона его не редеет и корни его не гниют. Лексикология есть не только дисциплина изучения и описания словарного состава языка, но и научная основа его пополнения, того, что можно назвать "лексиконикой", или творческим словообразованием, которое расширяет первичную область смыслов, доступных данной культуре и всем ее носителям. Филология не просто любит и изучает слова, но и извлекает из них возможность для новой мысли и дела; расширяя языковой запас культуры, меняет ее генофонд, манеру мыслить и действовать.

* * *

Итак, основная тема данного проекта - искусство создания новых слов и понятий, пути обновления лексики и грамматики русского языка, развитие корневой системы, расширение моделей словообразования. "Дар слова" - это словарь лексических и концептуальных возможностей русского языка, перспектив его развития в 21-ом веке.6 Особенность проекта в том, что ни одного из предлагaемых слов нет ни в одном из существующих словарей (редкие исключения особо оговариваются). Каждое слово передается читателям в свободное пользование; оно может стать паролем и мантрой предстоящей недели ("Дар" будет выходить по понедельникам), предметом дальнейшей рефлексии и литературного творчества.

Весь иллюстративный материал дается с отступом от левого края страницы, а новые, впервые вводимые слова выделяются жирным шрифтом. В каждом заглавном слове (а где нужно по смыслу, и в текстах примеров) ударная гласная выделяется прописнОй бУквой.

Все речевые примеры в Словаре принадлежат автору-составителю, однако он так же далек от высказанных в Словаре мнений, как романист - от высказываний своих героев. Задача Словаря - представить как можно шире разнообразные контексты и ситуации возможного употребления данного слова, а не выразить те или иные взгляды или поделиться переживаниями. Речевые симулякры призваны демонстрировать весь спектр возможного использования новых слов:

-от научного до бытового;

-от религиозно-апокалиптического до газетно-публицистического;

-от реалистической и авангардной прозы до народных частушек;

-от философского трактата до школьного сочинения.

Читателю судить, в какой мере эти типовые цитаты воспроизводят те или иные стили современного письма и мышления. Четко провести границу между всегда своими (по сочинению) и часто не своими (по содержанию) высказываниями не всегда удается. Такова мерцательная эстетика словаря, где дистанция между автором и теми, чью виртуальную речь он фиксирует, то удлиняется, то сокращается.

Для такого жанра, как словарь, обратная связь с читателями еще более важна, чем для поэмы или романа. Никто не ждет от читателей, чтобы они заговорили на языке поэмы, - но любой словарный проект, и тем более связанный с развитием лексики, с обновлением языка, имеет смысл лишь постольку, поскольку эти слова либо уже употребляются, либо могут быть приняты, додуманы и введены в язык. Поэтому я буду рад письмам от читателей с отзывами на опубликованные слова, оценкой их применимости, указанием новых возможных значений, контекстов, примеров употребления.

Пишите, пожалуйста, Михаилу Наумовичу Эпштейну по адресу russmne@emory.edu, в кодировке КОИ-8, указывая в качестве темы dar.

Мы начинаем публикацию "Дара" в РЖ с короткой словарной статьи, посвященной самому этому жанру - слову как самостоятельному произведению.


Выпуск 1.

однослОвие - наикратчайший жанр словесности, искусство одного слова, заключающего в себе новую идею или картину. Если жанр афоризма соответствует предложению как языковой единице, то жанр однословия соответствует минимальной единице языка - слову. Однословие как авторское произведение отличается от неологизма, имеющего функционально-прикладное, техническое, терминологическое значение.

Примеры однословий:

Поэтическое: "творянин" Велимира Хлебникова.

Сатирическое: "головотяп" М.Салтыкова-Щедрина.

Сказовое: "мелкоскоп" Николая Лескова.

Публицистическое "образованщина" Александра Солженицына.

Философское: "вненаходимость" Михаила Бахтина.

Производные:

oднослOвец - сочинитель однословий.
oднослOвить - сочинять однословия.

Примеры употребления:

Велимир Хлебников - величайший однословец среди русских поэтов.

Когда наш знакомый пытается однословить, рождаются слова-уродцы. Если краткость - сестра таланта, то чересчур близкие отношения между ними приводят к кровосмесительству.

До сих пор считалось, что в языке есть только три слова, которые полностью обозначают сами себя. Это слово "слово", термин "термин" и существительное "существительное". Теперь этот кратчайший список самозначащих языковых единиц можно увеличить, прибавив к нему однословие "однословие". 7

Примечания:


Вернуться1
Русский словарь языкового расширения. Составил А.И.Солженицын. М., Наука, 1990, с. 3.


Вернуться2
Роман Якобсон. Лингвистика в ее отношении к другим наукам, в его кн. Избранные работы. М., Прогресс, 1985, с. 395. Н.А.Бернштейн цит. по его кн. Очерки по физиологии движений и физиологии активности. М., 1966, с. 334.


Вернуться3
Термин "мем" был предложен английским биологом Ричардом Докинсом (Richard Dawkins) в 1976 г., в книге "Самовлюбленный ген" (The Selfish Gene). Докинс доказывал, что наряду с генами как носителями биологической информации существуют носители культурной информации, которые также склонны к самоцельному размножению и подчиняются законам дарвиновской эволюции. По аналогии с генами, Докинс назвал "мемами" эти единицы культурной памяти, которые стремятся к бесконечному самовоспроизводству и пользуются для этого книгами, песнями, спектаклями, телепередачами, средствами массовой коммуникации...


Вернуться4
Susan Blackmore. The Meme Machine. Oxford: Oxford University Press, 2000, p.99.


Вернуться5
Я обшарил сеть в поисках таких сочетаний, как "искусство создания новых знаков", "наука создания новых знаков", "creation of new signs", "art of creating new signs", и не нашел практически НИЧЕГО. Словa "семионика" нет ни в русском, ни в европейских языках. Слово "семиургия", отсутствуя в русском, употребляется изредка у Жaна Бодрийяра и в постмодерной теории коммуникации - но в очень общем, не специальном значении "знаковая деятельность", "продукция и размножение знаков", куда включается и знакосочетательная, и знакоописательная - всякая семиотическая деятельность (см. semiurgy ).

Существует, разумеется, раздел "словообразование" ("дериватология") в грамматике, но он изучает способы образования существующих слов, а не разрабатывает технологию создания новых. Существует и такая "семиургическая" область маркетинга как "брэндинг" и "креатив", создание новых товарных знаков (словесных, изобразительных, звуковых) для повышения рыночной эффективности товара (за это указание благодарю Г.Л.Тульчинского). В этом смысле лингвистике есть чему поучиться у креативности рынка.


Вернуться6
"Дар слова" выходит еженедельно с апреля 2000 г. в виде почтовой сетевой рассылки друзьям и коллегам, а затем и кругу подписчиков.


Вернуться7
Подробнее о словотворчестве и о жанре однословия см. М.Н.Эпштейн "Слово как произведение. О жанре однословия", "Новый мир", #9, 2000, сс. 204-215. Полная версия этой статьи (журнал "Континент", #104, 2000, сс. 279-313.)