"Посмотри на меня. Мне нечего делать. В основном, мне нечего делать. И тогда я захожу, чтобы быть, оставаясь, пребывая, всматриваясь. Всматриваясь. А за дверцей только затемненная студия с бутафорскими ступеньками, куда спускаются с третьего дубля Буратино, Мальвина и злобный Арлекин, чтобы оказаться в ТЮЗе и хлопать себе самим под музыку Шаинского".

Но за дверцей гораздо больше. Бандиты. Пьяные литераторы. Ласки языком анального отверстия. Профессора, спорящие о Ямвлихе и Псевдо-Дионисии Ареопагите. Женский роман: "он скучал, он хотел ее видеть, хотел чувствовать ее мягкую руку на своем плече, хотел танцевать с ней танец огня". Учебник немецкого. Инструкция по изготовлению кастета из вентиля. Методы знакомства, достойные поручика Ржевского: "огромное спасибо за снимки. На них у Вас вид любительницы орального и группового секса. Очень рад, что не ошибся в Вас. Посему, я увеличиваю долю Вашего участия в своей личной жызни". Атом, матом, фатум... Даже и Северянин: "согрело солнце абиссинии: и веки синие, и реки синие, пассаж, этюд, апассионату, - в руках dovlatoff, в ногах dovlatoff. усиль насилие - массируй сильвию".

Привет коммерчески успешным инсталляциям Ильи Кабакова? "Он срезал с пальцев рук и ног свои ногти, аккуратно ссыпал их в конверт, заклеивал его, смачивая влажным и шершавым языком клейкую полоску, и отсылал другу в московское военное училище. Взамен друг присылал в многочисленных конвертах кусочки шинельного пуха, отпечатки начищенных сапог и ушную серу". И без соцарта не обошлось, без Мересьева и Зои Космодемьянской. И без сорокинской копрофагии, а заодно и поедания личинок мух из банки протухших консервов. Инкрустатор, конечно, не Сорокин (тот, кажется, ничего, кроме советских романов, не читал; кажется, даже и порнографии не читал). Инкрустатор - тоньше. Он может устроить вполне элегантное скольжение субъекта высказывания: "я люблю эту маленькую вещицу из трех слепых звездочек я целовала ей запястья и холодная дорожка гиперсаливации на изгибе ступней у нее были хазарейские глаза ими она внимательно посмотрела на меня и улыбнулась чему-то внутреннему я взял стакан и сделал тяжелый глоток..." Но инкрустации предсказуемы. После лирики должен быть мат. Или чернуха. "И вот так совсем отстраненно и с неторопливой ленцой достать вялый сморщенный хуй, большим и указательным пальцем выдавив капельку гонорейного гноя, стащить с чучела несвежие трусы и ссать, ссать в сцепленные замком руки, на низ живота, где лобковые вши выстроили свои детские деревни".

Истерики (частое повторение слов - скорее не фольклор, не вариации минималистской музыки, а именно истерика, громкая или тихая). Физиология, удары, ругань, доведенные до картонности детской страшилки. Мир - говно, и все люди в нем - идиоты. "Все мы, Дима, выходцы из манды, и примерно половина из нас проводит всю жизнь в ней, в изнанке хера, как в перчатке... Среди нас есть еще и выходцы из более глубокой и дышащей перегноем жопы. И примерно все из них проводят всю жызнь в ней, в перегнойной жопе, как в перчатке". (И даже акцент на ы не нов - еще Бродский говорил о неизбежности ы в правописаньи жизни.) Инкрустатор - продвинутый, он знает, что и это заслуживает лишь иронии. Но о поиске на свой страх и риск фрагментов подлинности речь не заходит.

Иногда, кажется, мы слышим голос самого Инкрустатора. "В поле моего мозга не входит поддержка собеседника, рудиментарные приветствия, междугородние поездки и половые контакты через полтора-два часа после первой встречи, хорошее проведение выходных, длительная переписка, ночные звонки, слезы в подушку, незакрытые глаза в потолок. Мне интересно, как это может кого-то интересовать. Долго, очень долго. Как? Объясните". Инкрустатор - лишь наблюдатель, не вкладывающий себя в наблюдаемое. А не вложишь - не получишь.

Есть аутизм. "Есть только я и я. Я кладу руки на стол и что-то пишу. Потом, в какие-то моменты времени, я могу извлечь фрагменты своего бормотания, скрэмблировать их, превратить в текст, как это рассуждение о тексте. Оно уже очень ценно для меня". У Инкрустатора нет в собеседниках ни людей, ни вещей, потому для него все и является одинаковым - только равно пригодным для игры стилей.

"Перевернутый месяц на мальчишечьем плече, незаметный взгляд в убегающую пешеходную дорожку, нужное слово, вспыхивающее в лобной доле головы. И вдруг я понял, что эти фрагменты - это и есть я... Фрагменты - это состояние. Понимаешь, очень часто У МЕНЯ УЖЕ ЕСТЬ СЛОВА. Я просто ГОВОРЮ ИХ ТЕБЕ. Все складывается таким образом, что я должен сказать тебе именно эти, уже имеющиеся, слова". Вот именно: слова уже есть. Готовые чужие стили, в которые Инкрустатор не вовлечен. Неожиданности не будет - лишь мертвые камешки, кусочки перламутра. "отвяжи шкуру песца, балагуря триумфы пастелью в два мазка, в три резца, уложись на укоры тенью, или в рупор звени, звени, перелеском лети в конверте, колким трепетом, первертом резонируй в трескучей пыли, где-то здесь шли жнецы - лен обласканный, нитью терпкий, в пряной млечности жизнетерпий бисер - гипсовый антрацит". Не писал ли Инкрустатор в нежном возрасте "красивые" стихи? В чем потом жестоко разочаровался? Но ведь разочарование - не меньшее клише, чем романтика. И ползут по тексту выделенными буквами фразы вроде "Прейскурант на молчание", "Прейскурант на отсутствие", "Это ад, сынок" - эстрада и рок-культура ведь в значительной степени питаются романтическими клише.

"разница только в том что я предельно а ты еще нет ты еще разговариваешь с ними выборочно сохраняешь буквы..." - да, если все одинаково, предел - молчание, так как любая речь и движение лишены смысла. Большое желание говорить - когда сказать практически нечего. Упражнения в стиле. Ничей текст.

Это ад - но ведь не всегда. И не везде.

"очень хочется встать, подойти к окну, выглянуть в хмурую правду голых яблоневых веток. сдержаться. любить лето банально. гораздо лучше любить позднюю осень. как пушкин." Текст - также и один из способов поиска и построения индивидуальности - хотя тогда он уже не будет игрой.

"Что делает человека человеком а кошку кошкой? - разница. В чем разница между тупым дядей с IQ=80 и интеллектуалом сIQ=120? - в разнообразии". Но разнообразие тоже бывает очень различное. Иногда - в виде дурной бесконечности перебираемых стилей. Текст заканчивается тем, с чего начался: перечнем механизмов. Пусть большей частью подъемных - кранов, тельферов, - но ведь они выше себя не поднимут... и скоро назад положат... и какова свобода полета у лохани с раствором на крючке... Хотя тоже полет... И диссертаций тут можно написать много - по рассчитанным текстам это легко.

И не близка ли демонстративная брутальность Инкрустатора некоторым другим современным литературным поискам энергии и витальности любой ценой? "иногда он находит способность мыслить излишней, они больны, слова - есть вырождение духа, словами можно наиболее точно обозначить вырождение, чем больше слов - тем больше значимости вырождения, чем больше вырождения - тем больше душевная тяга..." Декадентство и ницшеанство конца позапрошлого века - тоже вначале только игра...

"любовь - это божественный диссонанс, тупое лезвие бесконечности, так давай же он усрет твое небо тонким божественным пафосом, любовь - это жемчужная рать, шелковая аура в закатной дымке, реликтовые пульсары, зависшие на пределе существования, руническая прелюдия в руках, золото дыхания флейты, иными словами, любовь - это улыбающееся говно плюс маисовая водка". Так говорит подросток, перемежая красивые слова, услышанные с эстрады, руганью, потому что чувствует, что все эти слова чужие. Ругань тоже. А других у него нет.

• Шорт-лист Премии Андрея Белого