Премия имени Андрея Белого замечательна по многим причинам. Это самая старая независимая - то бишь негосударственная - литературная премия. Ее начала вручать еще в семидесятые годы группа питерских литераторов, которые объединялись вокруг рукописных журналов "Обводный канал" и "37". Денег у литераторов не было, и потому весь денежный эквивалент премии состоял из бутылки водки и яблока. Говорят когда-то выдавали еще рубль на опохмеление.

С тех пор как были вручены первые премии, ничего не изменилось, хотя изменилось вообще-то все. Но по-прежнему каждую осень объявляется лауреаты премии Андрея Белого, и по-прежнему поэты и писатели гордятся тем, что коллеги высоко оценили их работу.

То, что премия не приносит денег ее обладателю, делает ее в точном смысле независимой. Ничего кроме чести.

Один из поэтов, чья книга была выдвинута на соискание премии Андрея Белого за 2002, молодой, но уже известный литератор Кирилл Медведев.

Книга называется "Все плохо"

Кирилл Медведев пишет очень короткими строчками. Практически каждое слово на отдельной строке. Сам по себе этот прием не плох и не хорош. Например, с очень короткой строкой работал Леонид Мартынов, много экспериментирует с длиной строки Николай Кононов. Но они писали рифмованные стихи с отчетливо ощутимым метром.

Стихи Медведева - это верлибр. Где нет даже намека на рифму или ритм. И получается неожиданный эффект. Строка перестает играть свою роль, роль объединительного жеста, который всегда был как раз характерным отличием поэзии от прозы.

"Стих есть речь, разделенная на стихотворные строки", - заметил Михаил Гаспаров.

Если в строгом верлибре мы разобьем строки на слова, то строки практически перестанут существовать - они станут столбцами. Это не просто другая форма записи, это другая поэзия - или не поэзия вовсе.

Как только каждое слово становится строкой, строки перестают существовать. Это только кажется тривиальным, это только выглядит вырожденным случаем, потому что Медведев этим только начинает.

Я приведу стихотворение из книги "Все плохо":

мне кажется, что если ты что-то делаешь
то тебе нужно
как можно меньше
сомневаться в этом;
причем неважно, что именно ты делаешь -
самое главное для тебя
это как можно меньше сомневаться;
а если ты пишешь стихи
то, по-моему,
вообще нельзя сомневаться,
иначе у тебя скорее всего
ничего не получится;
мне кажется
эта мысль
не так проста
как может показаться
на первый взгляд;
я могу привести пример
из другой области -
примеры из других областей
обычно гораздо убедительней;
женщину
сбила машина
и приехавшие на "скорой помощи"
санитары
сначала подошли к водителю
который ее сбил
и сказали ему
что если он заплатит им тыщу долларов,
то она останется жива;
...и вряд ли они думали
хорошо это или плохо -
то, что они делают

...

мне кажется, этот случай -
хорошее подтверждение того,
что если ты что-то делаешь
то тебе ни в коем случае не следует
сомневаться в этом.

Что пытается доказать поэт? Для того чтобы писать стихи, нельзя сомневаться, потому что нельзя сомневаться вообще ни в чем. В том числе, и в любой подлости и низости, которую ты делаешь. Если ты упорен в собственной подлости, она, стало быть, уже и не подлость как бы, а нормальное дело, потому что ты как бы занят не этической рефлексией, а ты дело делаешь, например, киллером работаешь или санитаром. Но все это стихотворение Медведева - это комментарий к словам Осипа Мандельштама, который сказал: "...поэзия есть сознание своей правоты" ("О собеседнике"). Для Мандельштама эта мысль была одной из центральных. Именно в чувстве собственной правоты заключено право поэта на творчество. Но Медведев с необыкновенной легкостью приводит это убеждения Мандельштама к полному абсурду. Боже мой, какой бред нес классик? Или не бред?

В стихах Медведева структуры нет вообще. Каждый намек на образование структуры он тут же убивает на корню - поэтическая строка уничтожается случайной ничем не мотивированной длиной. Но, читая Медведева, я понял, что вообще-то язык сам по себе структурен - в нем есть множество потенциальных форм - метафор, созвучий, согласий. И Медведеву приходится совершать довольно прихотливые ходы и выполнять неожиданные построения, чтобы структура не смогла зародиться.

Мы можем запретить языку структурироваться - как это делает Медведев, можем перевести язык в состояние бесформенности - чистых семантических пятен.

Медведев так поворачивает язык, что язык разрушается как бы сам по себе. Это, видимо, тот поворот и наклон, при котором язык падает под собственной тяжестью. Иногда с настоящим грохотом. Только этот грохот мало кто слышит. Дмитрий Воденников, например, слышит очень хорошо, хотя я никак не могу сказать, что разделяю все его восторги по поводу поэзии Медведева.

Медведев молод, и он мастер. Но мне немного не по себе от того, что он делает. Впрочем, язык - слишком прочная и гибкая вещь чтобы ей угрожали такого рода эксперименты. Обычно он выходит из них обновленным и окрепшим. Поэтому я бы пожелал Кириллу Медведеву удачи, но лучше все-таки в прозе.

• Рецензия Татьяны Сотниковой