Международный семинар "Литература, рынок и литературная критика" назван организаторами "главным событием рамочной программы Ярмарки". Сегодняшнее заседание, судя по программе, было призвано ответить на вопрос "Где место критики между продавцом и покупателем?" То есть вопрос сформулирован примерно по следующему образцу: "Где находится Красная площадь между Кремлем и ГУМом?" Но это всего лишь стилистические тонкости. Каждый знает, что между продавцом и покупателем есть самые разные места, хорошие и не очень. Тут важно найти что-то свое, выбрать на свой вкус.

С такими вот мыслями я едва не проглядел начало мероприятия. Человек с хвостом и в черном уже начал объявлять первого выступающего, как его грубо прервали с места просьбой представиться. Человек сказал, что он сегодня уже не один раз представлялся. Но вежливо представился еще раз. Оказалось, что это Александр Гаврилов, модератор семинара, главный редактор газеты "Книжное обозрение". Теперь все встало на свои места.

Первым пропустили единственного среди докладчиков мужчину. Рутхард Штебляйн (Ruthard Stablein), представитель франкфуртского издания "Hessischer Rundfunk", выступил с 11 тезисами о литературной критике. Говорил он по-английски. Суть выступления свелась к тому, что критики бывают разные. Есть "толкачи" [цитирую по распечатке выступления, распространенной среди всех присутствующих. - Р.Г.], которые занимаются "раскруткой", и есть "традиционные литературные критики", которые далее именуются собственно "критиками". Назывались отдельные европейские имена. Финальный аккорд прозвучал неожиданно: несмотря на то, что "толкач" по определению не является "критиком", несмотря на то, что "толкачей" все знают (их особенно много на TV), оказывается, что четкого различия между "толкачом" и "критиком" провести невозможно. Другими словами, "критик" должен быть также и "толкачом", чтобы "не отдать все ему [толкачу] на откуп". Понятно, что "толкач" "критиком" не сможет стать никогда.

После промежуточного слова Александра Гаврилова микрофон взяла Жозьян Савинье (Josyane Savigneau), зав. литературного отдела "Le Monde". Тут кто-то возмутился с места: "Когда же будет по-русски?" Александр объяснил, что по-русски уже есть - через наушники. Не знаю, кто как, но я тут же вскочил с места и воспользовался аудиоуслугами техперсонала. И не пожалел: иногда только через наушники и можно было расслышать даже русские выступления. (То есть, я хочу сказать, что было шумно. Кругом грохотали динамики. Ярмарка шла полным ходом.) Так вот, госпожа Савинье сказала, что рецензенты "Le Monde" стремятся информировать, а не продавать. И все же связь между рецензией и рынком есть. Если среднестатистический читатель "Le Monde" покупает 30-40 книг в год, то среднестатистический читатель литературного отдела "Le Monde" доходит до 50. Затем речь пошла о Бернарде Пиво (Bernard Pivot) и его литературном шоу на TV. Во времена Пиво газеты мужественно защищали саму суть литературы, так как они писали о тех книгах, которые игнорировал Пиво. Когда в 2000 году передача закрылась, все критики наконец вздохнули с облегчением и спустя два года дружно пропиарили "Human Stain" Филипа Рота, которого на французское TV никогда не приглашали. Далее госпожа Савинье сообщила, что этой осенью во Франции вышли 663 новых романа. При этом она закашлялась, извинилась и выпила воды. После чего твердо заявила, что хотя издатели, бывает, и давят на рецензентов, "но на это легко не согласиться". Впрочем, опасаться следует вовсе не издателей, а самоцензуры прессы. Короче, господа журналисты, поменьше оглядывайтесь на редакторов и коллег. Будьте ближе к читателю, господа.

Следующей выступила Галина Юзефович, которая на сегодняшнем заседании представляла не только и не столько "Еженедельный журнал", сколько, как подчеркнул Александр Гаврилов, Россию. Выступление озаглавлено "Литературный критик - убийца литературы?" Галина сказала, что на российском рынке рецензия - это распространенный маркетинговый инструмент. Что издатели щедрой рукой рассылают новинки по редакциям для promotion. Я представил себе эту идиллическую картину, и сердце мое наполнилось радостью. Галина назвала чтение "добродетелью не внутренней, но социальной", имея в виду тот факт, что знакомство с книжными новинками может быть мотивировано не внутренней потребностью, но требованием моды. А поскольку книжка читается дольше, чем смотрится фильм или слушается музыкальный CD, юный модник попадает в лапы бук-ревьюерам, которые окончательно отбивают у него всякую охоту прочитать книгу самостоятельно. Так что "хорошим русским языком упомянуть эту книгу" в СМИ - по сути, тупиковый путь маркетинга. Значит, надо изобретать новые маркетинговые ходы. Какие именно, Галина пока не знает.

Последней выступила Мариан Шварц (Marian Schwartz), переводчик с русского языка, аккредитованный Американской Ассоциацией Переводчиков. Читала по-русски. Текст назывался "Критика и маркетинг в Соединенных Штатах". В нем сообщалось, что в Америке не интересуются зарубежной литературой. Далее следовал такой пассаж: "Излюбленной темой в нашей прессе стала "глобализация", но это заблуждение. Скорее следует говорить об "американизации" мировой культуры, впрочем, как и экономики. Так называемая мировая культура на сегодняшний день в Америке напоминает улицу с односторонним движением, начало которой лежит в Америке, а затем выходит за ее пределы". Госпожа Шварц сообщила, что критика в США существует в трех ипостасях: библиографическая, общенациональная и специализированно-провинциальная. Что в этой стране именно рецензия, а не реклама, позволяет продать книгу. К слову пришлась Сюзан Зонтаг, похвалившая цыпкинское "Лето в Баден Бадене". И Пелевин, который в сегодняшней Америке "настолько почитаем, что критический отзыв на любую его публикацию практически гарантирован. Это, что называется, стопроцентный хит. То есть, сейчас он популярен среди широкой аудитории вне зависимости от его связей с Россией". Финал неутешителен: "Но никому еще не удалось понять, что же делать с подавляющим большинством американцев, которые вообще не читают литературу". Надо заставлять, вот что надо делать.

Господин Гаврилов без лишних слов предложил присутствующим высказываться на заявленную тему. Еще раз ее, тему эту, формулируя, он к двум уже обозначенным топосам ("продавец" и "покупатель") добавил третий - "вечную литературу". Не знаю, испугались ли критики, но никто выступать не пошел. Тогда ведущий сформулировал еще один вопрос: насколько возможно прямое влияние издателя на критика, особенно в сфере быстрых СМИ? Тут госпожа Савинье обратилась к господину Штебляйну: она спросила, наверное, в Германии все не так, как в России? Господин Штебляйн сказал, что если Франция - это страна кино, то Германия - это страна книг. 90 000 новых публикаций в год. Кризис книжного рынка. "Но в других магазинах кризис еще больше, чем в книжных", добавил он. Следующую мысль я не совсем ухватил в синхронном переводе. Что-то насчет того, что в каждом германском издательстве непременно два сотрудника, один из которых мужчина, а другой - женщина, работают с прессой. Вопрос, страной чего является Россия, повис в воздухе.

Тут с места поднялась дама, и не представившись, заявила, что в России ей предлагали оплатить рецензии на ее книги в различных изданиях. И что это все равно бы не помогло, так как рецензия дает прирост не более чем в 100 штук проданных экземпляров. В первую очередь необходим стихийный социальный заказ на книгу, сказала она. Алхимия успеха. Мне удалось выяснить, что дамой была Наталья Перова, главный редактор журнала "Глас", член Экспертного Совета Ярмарки.

Госпожа Шварц подхватила реплику: "Наташа права. Рецензии продают. Но не все. Как знать? Ну, алхимия". Тогда ведущий спросил господина Штебляйна, можно ли купить журналиста в Германии? На что тот ответил несколько более эмоционально, чем обычно: "Никогда!" Выяснилось, что единственным видом коррупции на немецкой земле является приглашение издателем журналиста на прием, презентацию, или как это у них там называется. Господин Штебляйн добавил, что обратный процесс, то есть воздействие рецензии на объем продаж, вообще вещь достаточно смутная. Госпожа Савинье согласилась: "Да, его трудно измерить. Но всеобщее молчание убивает книгу". Но, добавила она, наверное, все же есть книги, не обласканные прессой, но тем не менее прекрасно продающиеся. Примера госпожа Савинье привести не смогла. Хотя, подумалось мне, за примером-то далеко ходить не надо. Библия, кулинария, путеводители, специализированные словари...

Тут в полемику включился господин Гаврилов. "Мне не кажется, - сказал он, - что это чистая алхимия". Есть технологии, есть проекты. Вот, например, Ad Marginem образца нынешнего года - абсолютно технологичный проект. Госпожа Перова, проигнорировав микрофон, удивилась с места: мол, разве скандал - это технология? Да, технология, сказал ведущий. И добавил, что знает 4 человек в России, которые владеют такой технологией. На высшем уровне. В том числе технологией работы с прессой. Вопрос, что же это за 4 человека, повис в воздухе рядом с вопросом, страной чего является Россия. Страной технологий, надо думать.

Далее господин Гаврилов рассказал всем присутствующим о Льве Данилкине, который по идее должен был сегодня сидеть в президиуме, но его куда-то унесло ветром. Так вот, Лев Данилкин, лучший продавец книг, как-то сказал: мол, мой успех - это прежде всего удача "Афиши". И добавил: лучший отзыв на книгу для меня - это рекомендация "одного парня". Так вот, критик должен стать "одним парнем" для наибольшего количества читателей. Затем господин Гаврилов подпустил статистики: согласно некоторым данным из некоторых надежных источников (он так не сказал, это я так передаю смысл), ни один признанный (то есть авторитетный) критик не является влиятельным (то есть лучше всего продающим книги). Обратив это суждение, получим: ни один влиятельный критик не является признанным. Логика, как ни крути.

Тут слово взяла Галина Юзефович. Заказная рецензия, сказала она со знанием дела, всегда видна, и она портит репутацию издания. Влиятельные издания таких не печатают. "Наташа, может быть, вам просто не повезло?" В смысле, что звонили и предлагали все не те. Госпожа Перова что-то возразила, но тут с задних рядов попросили все пропускать через микрофон, а то ничего не слышно. И они были правы. Слышно ничего не было.

Тогда ведущий сформулировал (риторический, на самом-то деле) вопрос, может ли скандал привлечь внимание и поднять рейтинги. Конечно, сказал господин Штебляйн, когда нарушается табу, возникает скандал. Конечно, сказала госпожа Савинье, упомянула Уэльбека и спросила господина Штебляйна, кто же все-таки устроил скандал с антисемитским романом Мартина Вальзера "Смерть критика". Господин Штебляйн ответил, что господин Вальзер сам спровоцировал скандал. И хотя пострадавший, Марсель Райх-Раницкий, действительно способен убить книгу, это еще не повод публично жаждать его смерти. Господин Гаврилов высказал мнение, что "Смерть критика" - это пример успеха критика, поскольку, вдумайтесь, есть ли в России человек, имя которого было бы синонимом слова "критик"? А в Германии есть. И в России должен быть. "Абсолютный, настоящий, единственный критик". Следующие несколько слов я пропустил, но период заканчивался сочетанием "масса аватар". На этой восточной ноте ведущий объявил перерыв до завтра.

На выходе какой-то мутный человек дал мне книгу "Покорения уступа и другие лихие приключения Трупа". Танатологический финал сегодняшнего семинара - это к ночным кошмарам. "В истории человечества известно более двадцати способов обращения с покойниками. Наши предки, как показывают раскопки, не сразу распознавали мертвого. После смерти за покойником ухаживали, как за живым: его укрывали от холода, сажали за стол, носили на охоту и укладывали в постель". Завтрашнее заседание семинара посвящено теме "Критика и политика". А пока - спокойной ночи.