Если кто-то считает, что такие мероприятия, как выставка-ярмарка унд магазин под общей вывеской "non-fiction", себя исчерпали, то я - нет. Я вообще очень лояльно отношусь к любой форме интеллектуального безумия. Меня восхищают все титанические попытки заняться чем-то очень внутренне противоречивым и себя не окупающим в наше сложное меркантильное время.

А противоречия уже в самом сочетании "выставка-ярмарка". Ведь что бы ни говорили литературные критики, но для издательств все же главное увеличить свои продажи. Имея в виду "выставку", они, таким образом, делают упор на "ярмарку". "Non-fiction", следовательно, для них большой магазин, в котором к тому же надо отбить аренду - 700 долл. за маленькую клетушку, а за большую - и подумать страшно. Но публика приходит в ЦДХ не в магазин, а на "выставку" - ее в этом убедили. Она приходит на тусовку. Публика платит за входной билет 25 рублей (в книжном магазине не платят за вход) и не собирается делать оптовых закупок. Она долго стоит в гардеробной (в магазине нет гардеробной), в котором мало места, в котором бабушки, и потом, после всех этих мучений (наблюдать за мучениями бабушек) ей интереснее за эти деньги поболтать и поболтаться. Как заметил встретившийся вдумчивый и наблюдательный писатель Андрей Левкин, "тут поражает огромное количество мытых людей, собранных в одном месте". Но "мытым" людям много не продашь - это очевидное противоречие.

Следующее противоречие - в присовокуплении ко всему этому действу и толпищу мытых людей, практически - к торговле, высокоинтеллектуального дискурса, семинаров, каких-то странных вещей. В первый день "выставки-ярмарки" я вообще не понимал, ни что тут говорится, ни на каком языке. Иногда вполне обоснованно: например, семинар о французской литературе шел на французском языке без переводчиков и для французов же. Спрашивается: зачем сюда, в Богом забытое место, в страшный мороз приехали поговорить между собой французы? А шведы в зоне семинаров почему-то стали рекламировать IKEA и какие-то котлетки. На второй день non-fiction я все-таки стал кое-что понимать, но подозревая при этом, что постепенно схожу с ума.

Идеология такая: она (тусовка) отстаивает какие-то свои корпоративные интересы и решает накопившие за год проблемы в области "non-fiction", критики и т.п., борется за духовность и черт знает что. Тут уже чудо, что были, оказывается, какие-то проблемы. На самом же деле, все эти высоколобые (в переносном конечно смысле, потому что лбы у всех были разные и попадались очень даже низкие) обеспечивали ярмарке фон, эдакое жужжание непонятных слов, они внедряли в сознание пришедшей публики ощущение дефицитности истин, заключенных в продающиеся тексты. Как только у кого-то возникает такое ощущение, без книжки он точно не уходит. Журналистов в ЦДХ грамотно пускали бесплатно.

Уж на что моя приятельница Алла Штейман сама издатель "Фантом-пресс", но и она поддалась, купила в соседней клетушке толстенный труд под названием "Женщина третьего тысячелетия". Я знаю, что больше она, будучи сама женщиной третьего тысячелетия, никогда его не раскроет. Другие хитрые издатели под лейблом "non-fiction" и под шумок критики из "зоны семинаров" предлагали и незабвенного Гарри Поттера, и сектантскую литературу - о, ее тут было много, - и книгу о вкусной и здоровой пище, хотя, надо отдать должное, все-таки старались следовать лейблу.

Я был бы не прав, если бы сказал, что non-fiction отсутствовал вовсе. Безумно понравилась книжка "Прогнозы русских мыслителей" - тем, что тоненькая. Эдакий прогноз из трех слов, последнее слово - из трех букв. Ее я не купил. А на клетушке издательства "Права человека" было написано: "У нас в гостях Рой Медведев". И он действительно там был - в гостях - потому что каждый день приходил и молча садился на стул.

Вот Рой Медведев меня исключительно интересовал, потому что в так называемом топ-листе ярмарки была анонсирована его новая книга "Солженицын и Сталин", хотя, с другой стороны, широко известно, что Солженицын со Сталиным никогда не встречался, а Сталин понятия не имел о Солженицыне. Ракурс исследования известного историка, таким образом, можно было отнести к оригинальному. Однако выяснилось, что книга "по правде" называлась "Солженицын и Сахаров", что, согласитесь, предполагало вполне традиционный подход. Впрочем, книжку я все равно купил, а Медведева мне стало жалко - что он так покорно сидел на стульчике - и я у него поинтересовался, что он думает о Путине и нынешнем режиме. "А вот у меня еще одна книжка есть", - оживился Медведев. "Нет, нет, своими словами", - испугался я.

Конкретно я попал на такое мероприятие, которое называлось "Об обозримой искренности в новой литературе: спектакль в политических декорациях". Подзаголовок: "К десятилетию журнала "Новое литературное обозрение". Расшифровывать нет смысла. Слева проектор показывал "политические декорации", то есть череду не связных между собой сюжетов: Че Гевара, Кастро, какой-то недобитый фашист, какая-то подворотня, в которой играли в домино, девка с голой грудью... Ведущая сказала: "Вот вам политические декорации". И больше никто на этот проектор не обращал внимания, он сам по себе что-то крутил. И для себя.

Справа же был "спектакль". То есть несколько музыкантов извлекали хаотические звуки в зависимости от того, что говорилось в президиуме, усиливая драматизм. Еще: публику попросили сесть по категориям: те, кто против нарушения табу в литературе, и те, кто - за. Самое любопытное, что кто-то куда-то даже пересел, хотя они могли быть и подставными. Еще: предупредили, что президиум не только будет отвечать на вопросы, но и вопросы задавать, хотя опять же задавали вопросы только своим знакомым. Меня вырубил Сергей Соколовский такой фразой: "Современная литература не только многослойна и многоукладна, но и нерасторжима, я не слишком долго говорю?" Я же надолго задумался над тем, как литература может быть многослойна и одновременно нерасторжима, ведь слои... они... того...

Впрочем, Соколовскому я все равно все простил за его шаманский тембр голоса. Тащусь от начала. Мрачно, как из гроба: "Доброе утро". Потом (со страданием): "Я плохо себя чувствую". Молчание. Захотелось подбежать и помочь этому молодому человеку, однако выяснилось, что плохо себя он чувствует из-за проблем словесности. Уффф. А ведь это была всего лишь реклама серии современной прозы "Soft wave".

Мучаясь вопросом, кем же надо быть, чтобы быть адекватным дискурсу - сумасшедшим или прикидывающимся, я отправился на следующее мероприятие - продолжение международного семинара "Литература, рынок и литературная критика", который вел Александр Гаврилов, главный редактор "Книжного обозрения". Об этом центральном мероприятии уже много писали, просто поделюсь своими впечатлениями. Вот о Гаврилове можно сказать, что если есть тут сумасшедшие и прикидывающиеся, то Гаврилов принял антидот сумасшествия. Кто-то заканчивает спич словами "...формат критики", Гаврилов подхватывает о формате, ухмыляется словам "имплицитное присутствие", хотя (что меня раздражает) чешется, когда молчит. А вообще на этом семинаре он сидел над букетом из искусственных цветов, так что создавалось впечатления, что мы присутствуем на похоронах. Литературы, критики?

Тема той фазы семинара, на которую я попал, была: "Критика - литературный жанр или вспомогательный инструмент?" Простодушно ответите, что она и то и другое? Так вы попались! Можно два часа мять эту мысль. Если человек с Украины - Дмитрий Стус - выводит на то, что лишь бы текст был хорошим, - ха-ха-ха, - то гость из Шотландии - Эндрю Крами - справедливо замечает, что вообще-то в литературе есть место драме, поэзии, риторике, трагедии, а в критике - нет. Пусть, мол, попробуют написать рецензию в формате греческой трагедии с масками. "Поэзия, драма, риторика - это фундамент. И если критика, как таковая, рассчитывает стать литературой, то в ней должны присутствовать элементы всех трех составляющих".

NB. Хотя, должен признаться, меня больше впечатлила человеческая деталь - у Эндрю из Шотландии, оказывается, растет восьмилетний сын, который стал писать три года назад. Неужели литературную критику? Об этом хотелось бы узнать поподробней, ведь сразу подумалось по аналогии: мой в том же возрасте имплицитно вливался в солнцевскую преступную группировку.

Я бы, на самом деле, еще попробовал передать слова критика с фамилией, похожей на аббревиатуру, - Ирины КАСПЭ, редактора полосы "Художественная литература" в "Ex Libris - НГ", - но это выше моих сил. Один из авторов РЖ уже написал, что она осталась недопонятой. Не то слово! Попробуйте воспринять на слух: "Так или иначе, явное свидетельство сбоев - тот обобщенный конструкт "критика", который послужил предметом моего тенденциозного эссе".

Критика больше не старается ничего объяснить, задача прямо противоположная - устроить шаманское действие в декорациях. Да ради Бога!