Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / < Вы здесь
Тошнота
Катахреза - 23: Сергей Юрьенен. Собрание сочинений в трех томах. Екатеринбург. "У-фактория". 2002.

Дата публикации:  17 Декабря 2002

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

"Это было на самом оживленном
маршруте через университет. Он
обогнал колонну, и, скрывшись из
виду, припал скулой к шлифованному
граниту. Холодный пот смочил виски.
Он представил над собой всю тяжесть
сталинского здания - его стошнило. Но
натощак от спазмов в поле зрения моталась
только нитка слюны.
- Что с тобой?"
"Дочь Генерального секретаря"

Первый раз проза Сергея Юрьенена мне попалась лет десять назад, в малотиражном эмигрантском альманахе. Тогда обратил на себя внимание подзаголовок его небольшого текста - "евророман". Все в нем, от объема до реалий (проблем и персонажей), приятно щекотало незедшностью. Нарочитой раскованностью в описании простых человеческих отношений.

Мне и тогда, и сейчас казалось: современной российской литературе не хватает таких спокойных, сюжетных, намеренно нехаризматичных текстов. Нам нужна проза, рассказывающая историю; история, с помощью которой можно рассказать о самом важном, именно что тебя волнующем - и, при этом, сделать все это без гримасы предельного душевного напряжения. Писатель просто, на равных, делится жизненным опытом, уже более не претендуя на проповедничество и первородство.

Возможно, поэтому писательская судьба Сергея Юрьенена складывалась окраинно: да, время от времени появлялись новые книжки романиста, "переехавшего" на Запад четверть века назад, но особого ажиотажа они не вызывали. Слишком уж непривычна позиция писателя, отказывающегося поучать, болеющего и не скрывающего своих человеческих слабостей.

Теперь проза Юрьенена оказалась собранной в три изящных томика, изданных прекрасно работающим екатеринбургским издательством "У-фактория". Ожидается, что томиков будет едва ли не в два раза больше. После этого ненумерованного собрания сочинений игнорировать творчество Юрьенена много сложнее будет: налицо явление писателя во всей своей красе, во всем своем изысканном разнообразии.

В "первый" том вошли три романа, случайно или нет, сложившихся в камерную трилогию. С нее, как мне кажется, и нужно начинать путешествие по нынешней юрьененовской серии "У-фактории". У Сартра есть трилогия "Дороги свободы", похожая фигура складывается и в творчестве Сергея Юрьенена: тексты его складываются в метаисторию одного человека, как он стал таким. Как дошел до жизни такой... Свобода до свободы, свобода возле свободы, свобода вместо свободы. На фоне страны, на фоне истории. На фоне фона.

В романе "Беглый раб" писатель-эмигрант Алексей мчится прочь из ставшего скучным Парижа в сопредельные страны (Бенилюкс, Германия). Некогда он точно так же бежал из СССР, бессмысленного и безучастного. Ни эмиграция, ни сочинение первого своего романа не проносит чаемого ощущения чаемой свободы. Даже если просроченность паспорта делает это новое путешествие, случившееся экспромтом, с будуна, чем-то вроде еще одной эмиграции. Еще одной степени отчуждения.

Потеря привычного советского окружения, естественно, отзывается сложностями самоидентификации. Алексей все время пытается понять, кто же он есть на самом деле. Тогда ли, теперь... Для этого ему нужны другие люди, хотя, как показывает бегство, другие люди ему совершенно не нужны, нужна любовь. Единственная и неповторимая.

А вот с этим, как всегда, напряженка. "Символический каннилингус с Европой" может длиться в новом романе беглеца три страницы, а что толку... И уже неважно, кто ты и где находишься, куда существеннее - любят тебя или нет. Куда важнее - любишь ли ты сам кого-нибудь, или же в душе твоей - все разъедающая пустота, толкающая на рискованные эксперименты.

Второй роман сборника - "Сделай мне больно" рассказывает о поездке молодого прозаика Александра в Будапешт. Первая заграница, опыт первого инобытия. Поезд дружбы, постоянный контроль соглядатаев, самоконтроль и попытки вырваться из удушающих объятий нашего менталитета, ласкового нашего варварства. Странные люди липкой эстетики, непонятные отношения, курс ускоренной эмансипации. Казалось бы, эка невидаль - Венгрия, ан нет, смотря как к этому подойти... Юрьенен и показывает, как подобная поездка оказывается для советского человека школой самосознания. Отпуск за свой счет.

По всему, "Сделай мне больно" оказывается приквелом к "Беглому рабу": легко можно представить, как междуцарственная Венгрия, претендовавшая на особое место в соцлагере, является началом для внутренних процессов, приводящих, в конечном счете, к эмиграции. Однако не каждый турист способен изменить жизнь под влиянием перемещений в пространстве. Инаковость дается человеку независимо от его желания: это судьба такая, планида, рок быть непохожим на других, мучиться этим, пытаться искать наиболее удобное положение в пространстве, когда инаковость оказывается менее заметной. Или же растворенной во множестве таких же инаковостей, других непохожестей.

Третий роман цикла рассказывает о послевоенном детстве все того же Алексея-Александра, голодном, но и увлекательном. Питер, коммунальная квартира, отчим, сестра, старорежимный дед, Эрмитаж, кони, люди... Если по-честному, "Сын империи" не роман, но цикл самодостаточных новелл, объединенных единым героем. Александр-непоседа (явный авторский alter ego) постоянно попадает в истории, регулярно не вписывается в нормированный советский быт: ему, ребенку, недоступны вымороченные условности.

Можно, конечно, сказать, что именно эта самая детскость и оказывается главной причиной непопадания главного героя Юрьенена в советскую реальность. Однако здесь писателем закладывается противоречие: потому что именно страна развитого социализма оказывается вечным детским садиком для душ несамостоятельных, ни в чем не твердых. Дилемма эта снимается в других романах Сергея Юрьенена, в дотошных описаниях детства, лишенного уюта и теплоты. Поэтому и читать его прозу целесообразнее всего в комплекте.

Как вот эти три уже упомянутых романа. Тогда, например, становится понятным происхождение одного существенного для писателя лейтмотива. Как путешественник в Венгрию, как русский писатель-беглец, метагерой Юрьенена очень много пьет. В самые ответственные моменты (чаще всего, перед близостью с женщиной) его начинает тошнить. В "Сыне империи" мы узнаем, что беда эта преследовала Александра-Алексея с самого раннего детства. Когда не было ни путешествий, ни алкогольных (любовных) возлияний.

Тем не менее, интоксикация (больно уж впечатлительным мальчик рос) - верный спутник экзистенциального неблагополучия. А мальчик рос, рос и вырос в "поэта", пусть с небольшой, но ухватистой силою. Зеркало разбивается на осколки разной формы. Повествование переходит к первому лицу.

Точнее, к двум первым лицам, потому что в "Дочери Генерального секретаря" достаточно активно цитируется дневник возлюбленной Александра-Алексея, необходимый повествователю, чтобы показать: самостийному человеку везде живется трудно и некомфортно.

Дочь генерального секретаря испанской коммунистической партии была встречена Александром во время учебы: МГУ, Москва-столица, искусы, друзья-враги, бедность, вопиющие неблагополучие и идеологическая неблагонадежность. Секс - опять же таки. Много секса, надрывного, порой изощренного, подчас грязного. Понятно, что сексуальные практики здесь, в контексте четко отстроенных Юрьененом системы бинарных оппозиций, оказываются серьезной альтернативой отсутствующей свободе, когда "нельзя дышать, и твердь кишит червями..."

Юрьенен и не скрывает, что любовный роман с иностранкой - даже не метафора, но единственно возможный путь разрешения всех этих постоянно накапливающихся и никак не разрешаемых проблем. В книге Игоря Померанцева "Радио "С", о которой я писал в прошлом выпуске "Катахрезы", опубликована запись радиобеседы с дефектором (невозвращенцем) Сергеем Юрьененом, тут же - и изложение истории Эсперанс Гальего (вторая фамилия - Юрьенен) о партийной жизни своего отца. Так мы получаем конспетивно изложенное документальное подтверждение коллизий, изложенных в "Дочери генерального секретаря". И еще одно подтверждение догадки о том, что с помощью одних и тех же постоянно возвращающихся сюжетов Юрьенен избывает серьезную психологическую травму.

Потому что все то же самое поджидает нас и в романе "Фашист пролетел", где автор описывает школьные годы чудесные, вновь (как это было в первом томе) превращая его в приквел, в предысторию последующего бегства - от себя, от страны, ну-ну. "Фашист пролетел" - классический роман воспитания, со всем присущим ему набором признаков - верными друзьями, беспощадными пьянками, непонимающими тебя родителями, сволочными преподавателями, фрондой, романтикой за три копейки и красивыми девушками, которые дают или же не дают (что в юности может быть более важно?! Впрочем ведь и не в юности тоже).

Нужно отметить, что несмотря на то, что творчество Юрьенена - путеводитель по жизни одного отдельно взятого человека, ощущения однообразия, не возникает: помимо терапевтических и экзистенциальных задач, каждый новый текст для Юрьенена - упражнение на стиль. Еще один эстетический эксперимент. Эволюционируют не персонаж или проблематика, но стиль изложения, который становится все более скупым, экономным, минималистским.

Для писателя важно развивать однажды найденный телеграфный стиль, где лакуны и фигуры умолчания помогают читателю достроить собственную картину происходящего. Да, канва у Юрьенена всегда одна и та же - сопротивление "человеческого материала" социально-политической одномерности, а вот вышивки у него (узоры и стяжки, их составляющие) складываются в совершенно неповторимые орнаменты. Потому что писатель позаботился о том, чтобы текст мерцал, не совпадая со своими собственными границами.

И, в этом смысле, проза Юрьенена - наш ответ Хемингуэю или же Мураками, если иметь в виду самый что ни на есть актуальный контекст. Настоящее длительное, по которому автор путешествует вместе с читателем, создает эффект творящейся на наших глазах истории.

Ну-ну. В романе "Фашист пролетел" есть важная в этом смысле фраза: "В 2000-м году, когда начнется Будущее, человечество, возможно, смерть победит. Конечно, до 2000-го года прожить мне надо ого-го. Но все равно лет мне будет меньше, чем сейчас деду".

Самый главный вопрос, возникающий при чтении книг, изданных в Екатеринбурге (что им Гекуба?!), я оставил на конец статьи. А именно: не теряет ли проза Юрьенена, описывающая разные способы внутренней и внешней эмиграции, своей силы после падения железного занавеса и наступления в России каких-то новых времен и отношений с окружающим миром? Не сдувается ли?

В том-то и дело, что нет. Метаперсонаж прозы Сергея Юрьенена - универсальный нарушитель границ. Не только государственных или поведенческих, но и, в том числе, границ самим себе дозволенного, великих китайских стен, что каждый живущий выстраивает внутри себя. В самые разные периоды жизни. Ну, да, детство-отрочество-юность, мужское-женское, всеобщее и частное... Все эти вечные темы и ощущения решаются при разных режимах, формах государственного управления, при самых разных законодательных базах.

Однако же, Юрьенена "спасает" та самая терапевтическая зацикленность на себе, повышенная, предельная субъективность, выводящая типичные события, происходящие в типичных обстоятельствах, на уровень индивидуальной трагедии и ее индивидуального преодоления, которая одна и может быть по-настоящему интересна.

***

Из романа "Дочь генерального секретаря":

"Мужчина, он ясен и прост. Взгляда мельком достаточно, чтобы понять. В зеркало он не смотрит и не видит себя, даже бреясь. В поисках себя он заглядывает в женщину и не находит: "Нет, не я..." А женщина смотрит, и видит - простого, себе непонятного. Это становится скучно. Несмотря на попытку возместить - дом, деньги и член. Но она все надеется, женщина - это надежда. Что однажды он увидит себя, опознает, вернет, возродит изнутри свою сложность - и станет на равных с ней. В общем, верит в любовь... Но мужчина боится. Именно этого - больше всего. И ему, затвердевшему в упрямой своей замороженности, остается только обрушиваться на живое и мягкое, выбирая короткий, как искра, оргазм. И отваливается с недоумением в стеклянных глазах: это все? Все - ради этого? Или терпеть. Ждать, когда, доведенная до отчаянья женщина откроется перед ним в своей сложности и пригласит на волю мир, который так страшно ему отпускать. Вот почему они так боятся приближения смерти. Они чувствуют - несправедливо. Обман! Невозможно, чтобы конец - ведь еще ничего и не начиналось. Отделываясь от жути, он отстаивает свою неизменность, принципиальную неизменяемость. Он тоскует по юности, он переходит в атаку - жизнь - арена, где сражаются гладиаторы, - отвоевывает возмещения больше и больше - вроде трибуны над морем подобных себе. Из страха стать сложным он хотел быть огромным, больше всех - почему бы еще своей собственной партии не Генеральным секретарем?"


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Сергей Костырко, WWW-Обозрение С.К. /17.12/
Журнальный зал представляет: "Новый мир", 2002, #12. Правые интеллектуалы о сегодняшней общественной, политической и культурной ситуации в России - интернет-публикация сборника статей "Термидор".
Михаил Эпштейн, Дар слова. Выпуск 7 /16.12/
Две разновидности письма - времяпись и вечнопись. Время как особый вид искусства. Кого считать времяносцем нового века. Временитые люди и времучие места. Язык - большая азартная игра. Пора языкотворчества. Конкурс однословий. Жизнь требует знаковых инвестиций.
Марина Бородицкая, "Я не теоретик и тяжело прорубаюсь сквозь теоретические дебри" /16.12/
Интервью с переводчиком. Даже для стихотворного перевода особого вдохновения не нужно, только самодисциплина, то есть способность "вогнать" себя в рабочее состояние. К переводу надо относиться как к работе, и тогда сможешь это делать каждый день.
Александр Афонин, "Сегодня книга в Украине фактически "мешочный" товар" /15.12/
Нынешний книжный рынок Украины с точки зрения европейской издательской статистики девственен. Он фактически пуст.
Екатерина Марголис, Детский non/fiction, или Сенька бери мяч /11.12/
Зачем "при помощи достижений современных машин человек стал способен достигнуть"? Зачем отправляться в псевдо-волшебные и фальшивые страны Кривляндия, Остров Прилагательных или Планета Джойстиков? Пустое попугайство.
предыдущая в начало следующая
Дмитрий Бавильский
Дмитрий
БАВИЛЬСКИЙ
modo21@yandex.ru

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100