Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / < Вы здесь
О конях и слонах
Дата публикации:  26 Февраля 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

1. Речь о критике г-на М. Эдельштейна

Романс великого композитора на стихи великого поэта в исполнении Михаила Эдельштейна не оставил меня равнодушной. Хоть и заела пластинка, а проняло.

Грустно читать такие вроде бы правильные статьи. Вроде бы и благороден посыл, обращенный к литературе:

Мне грустно, потому, что я тебя люблю.

И я люблю, поэтому допою:

И знаю, молодость цветущую твою
Не пощадит молвы коварное гоненье.

Молва эта, как обычно, коренится в мифологии обыденного сознания, подкрепленной пристрелками в историческое "молоко".

Вот дырка слева от цели:

"В октябре 1917 года в нашей стране произошел государственный переворот. (...) Едва укрепившись, советская власть озаботилась ликвидацией безграмотности. (...) В результате подавляющее большинство наших сограждан выучились не только читать, но и писать, плоды какового обстоятельства мы сегодня и пожинаем".

Историко-литературная концепция на грани стеба вроде бы не заслуживает серьезных возражений, но вот дальше: "Из статьи в статью, из обзора в обзор кочуют формулировки вроде "крепкая проза", "профессионально написанный роман", "качественный текст". Да, еще мое любимое: "грамотная вещь" (см. выше о ликбезе). Формулировки эти выдаются за похвалы..." Батюшки светы! Перед лицом своих товарищей торжественно клянусь: все эти "формулировки" в устах любого из критиков - однозначный разнос. Даже "профессионально написанный роман": это значит, что автор создал мертвый текст, к которому, с одной стороны, не придерешься, а с другой - непонятно, зачем он существует.

Молва всегда стоит на архетипе, укорененном в обыденном мышлении.

Вот дырка справа от цели:

"...ибо я знаю, что не бывало в истории русской литературы периода, когда одновременно творило бы такое созвездие талантов. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Так просто не бывает".

Литературоведческий авторитет, которого зацепил этим выстрелом наш напевающий снайпер, боюсь, уступает в компетентности филологу, сказавшему, что первая и последняя задача ищущего истину - не допускать привнесения того, что вытекает из предрасположенности, предвидения, пред-знания. Это очень трудно. Даже самый непосредственный смысл читается в свете определенных ожиданий. Исследователь входит в текст умом, вооруженным пред-пониманием, основанным на культурной памяти, и видит первоначальный рисунок факта. Но текст всегда альтернативен пред-знанию. Опыт - это столкновение предрассудков с опровергающими их примерами. Существует неснимаемое противоречие между знанием и опытом. "Диалектика опыта получает свое подлинное завершение не в каком-то итоговом знании, но в той открытости для опыта, которая возникает благодаря самому опыту" (Гадамер Г.-Г. Истина и метод. - М., 1988. С. 416-417).

Вот слишком низкий выстрел:

"В таких условиях, когда все написанное невозможно опубликовать, а все опубликованное - прочесть, функции критики, на мой взгляд, до некоторой степени меняются. Критик как человек, профессионально посвятивший себя чтению и разговору о прочитанном, должен создавать своего рода культурный канон, определять те главные произведения, не читать которые стыдно".

Опытной проверкой пред-знания - этого же самого, которому вслед за своим авторитетом слепо верит М.Эдельштейн, - и занимаются критики вопреки его рацпредложению просто сказать, что есть хорошо, и дать наглядное пособие. Поэтому ему так грустно от проявлений элементарного профессионализма - детальных разборов, во время которых он недоумевает и хочет оборвать на полуслове и Роднянскую, и Немзера, и прочих своим деловитым: "Короче, кто?".

А вот выстрел слишком высокий:

"Каким аршином меряем классическую русскую литературу, таким давайте мерить и современную".

Аршин, которым мы меряем классику, - легендарно-исторический, а не вкусовой. Я встречала серьезных людей, которые считают "Мертвые души" и "Петербургские повести" "просто ерундой", прозу Пушкина - детским, а Достоевского - юношеским чтением. Только вслух они этого не скажут, потому что нельзя. Вот скажут вам, что лучшая батальная сцена в "Войне и мире" прямо-таки списана у Стендаля - замашете руками: не замай! Культурный канон! Правильно. Но как он сложился?

Исследования (опыты) о том, как и благодаря каким факторам в разные периоды русской истории менялось отношение общества к Пушкину или Достоевскому, могли бы сильно подмочить в невинном сознании М.Эдельштейна репутацию аршина. Но зачем он будет их читать, если знает, что Пушкин - наше все? Более того, и самого Пушкина перечитывать с такой установкой не советую - недолго разочароваться. Лучше просто знать. Так вот: необходима историческая дистанция, чтобы дался нам в руки этот аршин, - выскальзывает, зараза. К современности он неприменим, поскольку ее смыслы не проявлены со всей отчетливостью, а если кто-нибудь не слишком добросовестный пытается - получается форменное безобразие. То, к чему призывает критику М.Эдельштейн, - волевым образом присваивать современникам репутации классиков - невыполнимо хотя бы потому, что критик у нас не один, а литературе 200 лет. Молодая, нравная, с генеалогией, в расцвете талантов и жанров - а не в младенчестве, как признавался Белинский, каждые несколько лет менявший ей пеленки - шеллингианские на гегельянские и т.д.

А вот выстрел и вовсе в луну:

"Я недоумеваю, когда его молодая коллега ликующе сообщает: "Мне в прошедшем году удалось прочитать в "толстых" журналах столько хорошего", и обижается, что критика не все "хорошее" отметила и оценила".

Первая глупость сойдет за комплимент. Но во-вторых, что хуже, - любитель полифонии М.Эдельштейн не прочитал моей статьи, которую тут беззаботно напел. Он логически вывел ее тему из начальной фразы, поскольку это гораздо быстрее и проще, а главное - укрепляет в самодовольстве. И опять ошибся. Разговор там идет только о том, что критика как раз заметила и оценила. А критика, и злая - как раз такая, о какой мечтает М.Эдельштейн, - направлена против обозревателей, выносящих поверхностные суждения и дающих ошибочные оценки на основании незабвенного тезиса "я не читал, но скажу", скрывая порой и от себя самих его первую часть (запустить глаз в начало, середину и конец романа - не значит прочитать). Сам Эдельштейн все свои суждения основывает на нем же, вроде бы не заявляя, что читал все, на что поставил ссылки, но и не признаваясь, что почти ничего не читал (это, тем не менее, очевидно). И требует: скажите мне, что грамотному человеку стыдно не прочитать, - только быстро, хором и без разногласий.

Читайте Библию, пожалуй.

2. Забери меня Дарвин...

Век назад средний рост человека был меньшим, чем сегодня. Не биолог, не знаю, какое отношение это имеет к происхождению видов. Но на теорию Дарвина, в общем, удобно ляжет утверждение, что качества психической организации также усложняются благодаря эволюции и общее количество талантливых людей непременно должно возрастать. При том, что опыт заставляет констатировать факт: оно возросло. И при том, что интуитивно это "дарвинистское" утверждение ощущается как абсолютная глупость - взаимосвязи и зависимости здесь наверняка другие. Логика не работает.

"Я не верю, когда тот же критик утверждает, что из 32 обитателей букеровского шорт-листа 15 - "вполне конкурентоспособны". 15 сильных романов за год! Несчастная русская литература!" Увы, г-н Эдельштейн, Вы и не представляете, на какую проблему вышли. Хотела бы я восклицать, как Вы, что нелюбимый мною Олег Павлов - "просто ерунда", но не имею права не признать, что талантливый он человек, а еще более нелюбимый Роман Сенчин - просто очень талантливый. При том, что читать их мне скучно точно так же, как слушать неумного собеседника "с хорошо подвешенным языком", потому что талантом меня уже не удивишь и человеческой ущербности за ним не скроешь. Держитесь крепче, господин Эдельштейн, но хороших писателей действительно 20-30, если не больше, уже после отбора, при котором "просто ерунда" остается плавать в проруби. И это настоящая проблема в условиях отсутствия читателей, чьи чаяния Вы здесь выразили с робкой откровенностью. Надо было решительней: плевать Вам, сколько их на самом деле, если больше 4-5 Вам не прочесть. Где электроаршин?

"Хорошие писатели никуда не делись, только их не 20-30, а 4-5. Как и должно быть. Вот и все". Нет, господин Эдельштейн, в том-то и дело, что Немзер не врет и критерии не понижает. Вы сделали неверные выводы из очевидных - количественных - параметров, потому что берете за аксиому ошибочное суждение. Как бы Вас в нем поколебать? Вот скажите, бывало ли в жизни такое, чтобы шесть лет подряд рождалось по большому поэту? Предвижу ответ. Господин Эдельштейн, забери меня Дарвин, - Ахматова, Пастернак, Мандельштам, Цветаева, Маяковский и Георгий Иванов - погодки. Как народиться писателей может сразу полсотни, так и деться они могут куда-нибудь все и надолго, как в середине XIX века, которую (сороковые-роковые) один тогдашний критик обозвал "замечательное десятилетие"... А как "должно быть" - не нам решать, нам бы хоть в сущем разобраться.

Приоткрою господину Эдельштейну секрет моей самой последней растерянности: прозы, которую можно назвать первоклассной, за последние два-три года появилось столько, что я начинаю с ним парадоксальным образом соглашаться. Необходим, наверное, другой отбор - не по критерию сочетания таланта и навыка, которое становится если не массовым, то многочисленным. Может, действительно, то, что мы считаем первым классом, пора переводить во второй - но как? Какой критерий для этого должен стать определяющим?

Моя предпоследняя растерянность была результатом последовательно проведенного опыта. Точно с тем же предрассудком, что у М.Эдельштейна, привитым мне за пятилетку в гуманитарном вузе плохим (как я теперь понимаю) преподавателем, я - по долгу службы библиографом - стала читать все, что представляют журналы, которым я доверяю, и что рекомендуют обозреватели с репутацией классных профессионалов. И проблематика, казавшаяся мне актуальной, оказалась устаревшей. Еще в 80-х г-н Эдельштейн был бы скорее прав, веди себя критики тогда, как сегодня, - но, видимо, с тех пор он ничего и не читает, поскольку знает...

С появлением свободы высказывания как раз за подвергнутые М.Эдельштейном сомнению 90-е на свет вышло много талантливого - и отменило безрыбье с его проблематикой. Проблема сегодня не в засилье средних прозаиков, чьи имена еще проскакивают благодаря устаревшим стратегиям - "молодежной квоте", к примеру, - а в обилии классных. Ситуация непривычная. Она не объясняется всеобщей грамотностью, которая уж точно всеобщей талантливости не порождает. С этим критика сталкивалась, но давненько, ровно век назад, точно в такие же "нулевые" годы, когда еще работали Толстой и Чехов, а кроме них (а зачем кроме них еще кто-то?) - Бунин, Ремизов, Замятин, Горький, Л.Андреев, Короленко, Куприн, Блок, Андрей Белый... Это вразброс и навскидку, а если подумать - тридцатка точно наберется, потому что ни Мережковского, ни Брюсова, ни Вяч. Иванова, к примеру, так запросто не спишешь по разряду "просто ерунды", да и шестерка гениев-погодков тем временем вступает в стихотворный возраст...

Боюсь, что критика сегодня не знает, что ей делать, точно так же, как деловые читатели, которые знают, сколько литературы должно быть. Критики тоже не рады ее расцвету. Простодушные добросовестно читают, стремясь охватить все, едва переводя дух, часто по диагонали, нередко промахиваясь в суждениях, - но с первых выхватываемых при быстрочтении строк понимая: просто не заметить и не назвать нельзя вот эту вещь, вот эту, эту... Циничные решают проблему иначе, трезво прикинув: при таком количественном приращении качественного материала качество вообще перестает быть значимым параметром. Тогда - судьба книги, ее успех (внелитературный фактор) становится определяющим в отборе нескольких из многих, на котором настаивает М.Эдельштейн, верно нащупавший общее место проблемы.

Но только если надо прекращать кого-то пестовать, то не хорошистов, как кажется ему, а отличников. Читать некому. Тут впору критику начать намыливать веревку - а жить-то страшно интересно, когда талантов народилось столько. Только кому они нужны? Выходит, в главном мы с г-ном Эдельштейном согласны - чему же я все время противоречу? А жалко мне моей профессии. Мне кажется, она имеет самодостаточную ценность и вовсе не должна и не обязана быть строго функциональной - выдавать списки желающим знать. Обязана она поддерживать критерии и разбираться в поступающем материале. Должна - по мере сил помогать литературе выжить во всей возможной полноте и разнообразии в жутковатых условиях, когда предложение качественной литературной продукции намного превышает спрос на нее в новом обществе эпохи фаст-фуда и клипового сознания.

Когда холки высоки слишком у многих и ходят над рекою табуном прекрасные рослые кони - логично предположить, что пришло время говорить о слонах. Но о них-то как раз ничего и не скажешь. Отвесишь челюсть - и захлопнешь. Пока я читала "олмовскую" серию "Оригинал", которая станет библиографической редкостью и прижизненным памятником Борису Кузьминскому, хотелось мне отрецензировать и то, и то, и то... Но после прочтения романа "Земля безводная" Александра Скоробогатова говорить о прочем отпала охота, а об этом - дикция подводит.

Когда появляются вещи нерасчленяемые, у критика происходит кризис критериев - обратите внимание на высказывание Андрея Немзера о повести Марины Вишневецкой. На эти помешательства профессионалов и ориентируйтесь, любители сливок, - а не на предрассудок, что талантов не бывает много. Лучше прочитать "Дорогу обратно" Андрея Дмитриева, г-н Эдельштейн, чем грустить о его репутации, - вдруг Вам удастся порадоваться о том же, на что Вы мимоходом, напевая и постреливая, капнули слезой. Чего только не бывает в интереснейшем из миров, где подлинный опыт приводит человека от самоуверенности планирующего рассудка к осознанию собственной ограниченности и конечности, или историчности. Придаточное опять от Гадамера - только сноску не дам, все равно поленитесь проверить.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Владимир Губайловский, О критике /26.02/
Маяковский задает относительный размер, а Эдельштейн предлагает этой линейкой пользоваться сегодня. Но возникает немедленный вопрос, а кто создал эталон? И единственный ли это эталон?
Михаил Эпштейн, Дар слова. Выпуск 16 /25.02/
Причастия будущего (окончание). Мелетий Смотрицкий - грамматический пророк. Страдательные причастия будущего: "сделаемый", "сотворимый", "прочитаемый"... Полная и симметрическая схема всех причастий. Время как вид, будущее как завершение настоящего.
Михаил Эдельштейн, О ежах и сусликах /20.02/
Литературная критика как экспертный институт хронически не справляется со своей основной задачей - задачей отбора. Попытаюсь объясниться.
Мария Порядина, Литература (для) среднего класса /19.02/
Многие говорят: "Хорошо, что дети хоть что-нибудь читают!" Конечно, лучше с книгой на диване, чем "в плохой компании". Да только из диванных эрзац-читателей уже вырастают эрзац-люди.
Кирилл Анисимов, Ермак в истории и литературе /19.02/
Отдаленной русской периферии как бы изначально было отказано в роскоши иметь что-то свое - литературу, искусство, науку. Тем не менее, все это за Уралом появилось. Как и почему?
предыдущая в начало следующая
Анна Кузнецова
Анна
КУЗНЕЦОВА
kuznecova@znamlit.ru
URL

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100