Объединяет "Приключения Эраста Фандорина" фигура главного героя. Ни один из персонажей "Азазеля" или "Турецкого гамбита" - первых романов цикла - "не доживает" до 1900 года, до рубежа столетий, коим датируются события "двойчатки" "Любовник Смерти" и "Любовница смерти". Иных уж нет, ибо их обрекло на небытие железное перо сочинителя, предавшее этих господ и дам литературному небытию; других, благополучно миновавших рубеж одного или даже нескольких текстов, господин сочинитель хладнокровно убил: кого посредством пистолета (как Зурова в "Турецком гамбите" и Ахимаса в "Смерти Ахиллеса"), кого при помощи раритетного яда (как генерала Соболева в "Смерти Ахиллеса") или иных подручных средств (гири - как Ксаверия Феофилактовича Грушина в "Смерти Ахиллеса", скальпеля - как Анисия Тюльпанова в "Декораторе" - второй повести из романа "Особые поручения").

Литературное бессмертие даровано, кажется, только самому Эрасту Петровичу Фандорину. И в огне он не горит, и в воде не тонет. То американский корсет "Лорд Байрон" "для мужчин, желающих быть стройными", смягчит удар ножа, направленный ему в печень наемным убийцей; то, как рояль в кустах, окажется на заднем плане граф Зуров, меткий, как пушкинский Сильвио, и сразит наповал негодяя Пыжова, с веселыми и милыми приговорками готовящегося отправить Эраста в мир иной; то в самый нужный момент свалятся на негодяйку Ренату Клебер, она же Мари Санфон, тяжеленные часы в виде Биг-Бена, - приз, выигранный везучим Фандориным в лотерею и сильно смущавший и зливший своими безвкусием и нелепостью ("Левиафан"). Не часы, а истинный deus ex machina! В другой раз именем спасительного Случая, а лучше сказать Судьбы, будет для него имя подростка Сеньки Скорикова, который поразит фандоринского врага из револьвера ("Любовник Смерти"). Нипочем г-ну Фандорину, Неймлесу и Гэндзи тож, ни падение в потайные люки ("Любовница смерти"), ни поединок со "снайпером" мадемуазель Деклик (иначе - доктор Линд).

Везение, неуязвимость - черта не столько героев детективного романа (условно говоря, "сыщиков"), сколько центральных персонажей романа авантюрного, приключенческого. Классические "сыщики" редко вынуждены демонстрировать свое мастерство в меткости или в японской борьбе; Фандорин вынужден это делать на каждом шагу. На его месте трудно представить "классических" сыщиков - Арсена Люпена, Эркюля Пуаро или тем паче мисс Марпл. Ну где этому забавному бельгийцу или старушке божий одуванчик сдавать экзамен на супермена или бойца элитных спецподразделений! А бедный Эраст вынужден это делать чуть ли не каждодневно. Правда, из "классических" детективов постреливать да и применять приемы восточных единоборств доводилось мистеру Шерлоку Холмсу, но не так же часто! Оружие "сыщика" - его ум, а не быстрые ноги, тренированное тело или острый глаз.

Удачливость Фандорина отмечена еще в первом романе цикла, да еще как! Вот как о фандоринской счастливой планиде скажет его спаситель граф Ипполит Зуров: "Есть в тебе что-то... Не знаю, печать какая-то, что ли. У меня на таких, как ты, нюх. Я будто нимб у человека над головой вижу, этакое легкое сияние. Особые это люди, у кого нимб, судьба их хранит, от всех опасностей оберегает. Для чего хранит. Человеку и самому невдомек. Стреляться с таким нельзя - убьет. В карты не садись - продуешься, какие кундштюки из рукава не мечи. Я у тебя нимб разглядел, когда ты меня в штосс обчистил, а потом жребий на самоубийство метать заставил. Редко таких, как ты, встретишь" ("Азазель", "Глава двенадцатая, в которой герой узнает, что у него вокруг головы нимб").

Правда, чуть дальше Зуров рассказывает Фандорину о некоем поручике Уличе, которого никакая пуля не брала, а проницательный читатель смекает, что здесь скрыта авторская отсылка к поручику Вуличу из "Героя нашего времени". А лермонтовский фаталист-поручик, помнится, умер не своей смертью... Но таков уж Борис Акунин. У него серьезный - с функциональной, конструктивной точки зрения - мотив неизбежно подвергнется иронии, станет двусмысленным. И таков постмодернизм, стратегию и тактику которого виртуозно использует создатель Фандорина.

Когда Борис Акунин на вопрос интервьюера: "Вы уже знаете, что Эраст Петрович будет делать в 1905 году, в 1917 году?" отвечает: "Знаю. Но он человек такой опасной профессии, что может взять да и погибнуть раньше, чем я планирую" (интервью Анне Вербиевой, "Независимая газета", 23 декабря 1999 г.), то он шутит. Фандорин, как и Достоевский в реплике кота Бегемота, бессмертен. В год 1900-й умрет не Эраст Петрович Фандорин, который просто сменит страницы романа на сиденье быстроходного авто. Умрет век, в котором Борис Акунин прописал своего героя. И завершится цикл. (То есть теоретически его продолжать можно, но нужно ли? Переход Бориса Акунина во "Внеклассном чтении" к повествованию о судьбе предка и потомка Эраста Петровича говорит, что ненужно.) Конечно, нимб над головой Фандорина узрел вечно не просыхающий болтун и фантазер, в числе литературных предков которого должны по праву числиться не только Сильвио или толстовский Долохов, но и личность менее презентабельная - помещик Ноздрев из поэмы "Мертвые души". Но ведь жизнь подтвердила зуровскую правоту: Фандорин выигрывает во все мыслимые игры, включая шахматы, которые ему почти незнакомы ("Левиафан"), неудача в игре - бесспорный признак, что это мошенничество (повесть "Пикейный валет" из романа "Особые поручения"). Он не получает и царапины при дуэли через платок, и при бросании счастливый жребий выпадает только ему. "У меня редкий дар, господа, - ужасно везет в азартные игры. Необъяснимый феномен. Я уж давно свыкся. Очевидно все дело в том, что моему покойному батюшке столь же редкостно не везло" ("Смерть Ахиллеса", "Глава третья, в которой Фандорин играет в орлянку").

Правда, Фандорин говорит, в отличие от Зурова, только об удачливости в азартных играх, а не о везении в ситуациях, чреватых гибелью. Ну да разница небольшая: что наша жизнь? - игра!.. Говоря об удачливости Фандорина, почти выпячивая ее, Борис Акунин и напоминает о родстве своих произведений с авантюрным романом, и признается в условности, неправдоподобии такого рода произведений. Он иронизирует и над ними, и над самим собой.

Как "сыщик" Фандорин очень необычен. Виктор Шкловский как-то заметил, что в детективной литературе обязательна пара "сыщик - его незадачливый и недалекий коллега или знакомый" (таковы Арсен Дюпен и его приятель-рассказчик у Эдгара По, Холмс и Ватсон плюс инспектор Лестрейд у Конан-Дойла, можно добавить и пару "Пуаро - Гастингс"). Но Борис Акунин от такого истертого приема отказывается. То есть, конечно, в "Турецком гамбите" присутствует незадачливый жандармский полковник Казанзаки, в "Левиафане" - француз комиссар Гош (старикан с неизменной трубкой - пародия на сименоновского комиссара Мегрэ"), в "Декораторе" - самонадеянный и завистливый сыщик Ижицын. В "Коронации, или Последнем из романов" свои расследования ведут несколько персонажей (от великого князя и его адъютанта до дворецкого Зюкина), а в "Любовнике Смерти" прозрения Фандорина кажутся фантастически сверхъестественными подростку Сеньке Скорикову. Но большинство из этих персонажей в сравнении с Эрастом Петровичем абсолютно неконкурентоспособны не столько потому, что глупее, сколько потому, что лишены многого из той информации, которая доступна Фандорину.

Писал Виктор Шкловский и о том, что в детективной литературе очень важен социальный и профессиональный статус "сыщика": в Англии с ее культом privacy, частной жизни, частный детектив Холмс будет всегда оставлять в дураках инспектора Скотланд-Ярда Лестрейда, в советской же литературе гением "дедуктивного метода" окажется сыщик, служащий в милиции. Борис Акунин проскользнул между Сциллой и Харибдой "буржуазного" и советского детектива: изначально Фандорин на государственной службе, быстро продвигается, почти что взлетает по карьерной лестнице (коллежский регистратор - титулярный советник - надворный советник - статский советник). Но государственная служба прерывается длительными периодами privacy (волонтер в Сербии, русский, живущий за границей и выполняющий частные поручения...). Фандорина порой нужно уговаривать принять участие в расследовании, и даже мнение шефа жандармов или московского генерал-губернатора или министра внутренних дел для него не указ.

Наконец, о расследованиях. Классический детектив - текст-загадка, для разгадки которой у "сыщика" и у читателя изначально один тот же объем информации и (якобы) равные шансы. В "Левиафане" писатель воссоздает классическую модель детективного текста: на замкнутом площадке, в салоне корабля, несколько человек - и как минимум один среди них убийца. Вспоминаются "Десять негритят" и "Убийство в Восточном экспрессе" Агаты Кристи. Но это сходство скорее поверхностное. В романах Акунина информация меняется от главы к главе, образуя все новые и новые картины, как камешки в калейдоскопе при каждой новом встряхивании. Мудрено читателю по исходным приметам найти убийцу... (Иногда, как в "Пикейном валете", преступника искать и не нужно - читатель знакомится с ним прежде, чем Фандорин).

Гениальность и удачливость Фандорина проявляется не всегда. К примеру, он опознал доктора Линда в мадемуазель Деклик только после ее неосторожной и необъяснимой проговорки о ломе, которым Фандорин с Зюкиным ломают дверь. Он не в состоянии защитить дорогих для него людей: невесту Лизу ("Азазель"), ассистента Тюльпанова ("Декоратор"), женщину по прозвищу Смерть ("Любовник Смерти"). О заговоре против Соболева и о своей роли пешки в большой игре он узнает только в самый последний момент, от соболевского убийцы Ахимаса ("Смерть Ахиллеса").

Детективный жанр при всей своей игровой основе серьезен, ибо серьезны и опасны в его мире преступники и преступления. Фандорин преступников тоже не жалует (пожалуй, кроме мошенника "Момуса", способного посадить в галошу самого Эраста Петровича), хотя нудное морализаторство в духе Пуаро-Марпл ему чуждо. Но все происходящее овеяно легкой дымкой авторской иронии, прикрыто вуалью, за которой видится не берег очарованный, а, например, выпотрошенный девичий труп, внутренности коего развешаны по соседним деревьям... Хотя бы такой пассаж:

"Анисий глянул вниз, в ужасе шарахнулся в сторону и едва не споткнулся о распростертое тело девицы Андреичкиной Степаниды Ивановны, 39 лет. Эти сведения, равно как и дефиниция ремесла покойной, были почерпнуты из желтого билета, аккуратно лежавшего на вспоротой груди. Более ничего аккуратного в посмертном обличье девицы Андреичкиной не наблюдалось.

Лицо у ней, надо полагать, и при жизни собой не видное, в смерти стало кошмарным: синюшное, в пятнах слипшейся пудры, глаза вылезли из орбит, рот застыл в беззвучном вопле. Ниже смотреть было еще страшней" ("Декоратор", глава "Скверное начало. 4 апреля, великий вторник, утро").

"Сыщик" должен быть удачлив в своих расследованиях, и порок должен быть наказан: "Вор должен сидеть в тюрьме!". Между тем Фандорин, поклонник ясного разума, при всей своей проницательности и технических знаниях (отпечатки пальцев и т.д.) этой конечной цели добивается не всегда. По крайней мере, "заказчикам" убийства генерала Соболева из великокняжеской семьи ("Смерть Ахиллеса") ничто не грозит, "Момус" покидает со своей сообщницей Москву после судебного фарса, показывая язык ("Пиковый валет"), а маньяка Соцкого Фандорин решает застрелить сам, не рассчитывая на действенность официальных инстанций ("Декоратор").

"Сыщик" счастлив тем, что раскрывает преступления. Герой авантюрного романа счастлив тем, что получает богатство, чины и завоевывает любовь прекраснейшей дамы на свете. Фандорин богат, но это для него неважно, он добился высоких чинов, но этому не рад. Его, замечательно красивого и мужественного, любят женщины - от великой княжны до гулящих. Но те, кого любит сам Эраст, или гибнут, или оставляют его. Обычно это совершается с неизбежностью, диктуемой классическими литературными сюжетами. Эраст Фандорин не станет мужем Лизаньки Эверт-Колокольцевой, как не женился не бедной Лизе карамзинский Эраст; он отправил к мужу-камергеру Ариадну Аркадьевну Опраксину, повторив поступок Вронского; Ангелина оставит его в день Пасхи, словно героиня бунинского рассказа "Чистый понедельник". Так пишется "новый детективъ". Так становится несчастлив Эраст Фандорин. Так становится оригинален Борис Акунин, играя с литературными жанрами, мотивами, ситуациями.

Словом, если "Приключения Эраста Фандорина" - детективы, то разыскивается в них не преступник, а исторические анахронизмы и чужие тексты. "Скажем, есть слой исторических шуток и загадок. Есть слой намеренных литературных цитат - так веселее мне и интереснее взыскательному читателю" (из интервью Бориса Акунина Анне Вербиевой, "Независимая газета", 23 декабря 1999 г.).