Русский Журнал / Круг чтения /
www.russ.ru/krug/20030320_edel.html

Сад расходящихся тропок
Михаил Эдельштейн

Дата публикации:  20 Марта 2003

Роман с Сетью у меня начался сравнительно недавно, и я, признаться, не совсем понимал, на что иду. Знал бы - заблаговременно запасся бы псевдонимом. В общем, "Русский журнал" и лично "Круг чтения" оказались как-то сильно популярнее, чем мне в моем оффлайновом далеке казалось. РЖ и КЧ я, конечно, с этим фактом поздравляю, а себе выражаю соболезнования. Потому как когда, вместо разговоров за жизнь, приятели и знакомые принимаются возмущаться твоей последней статьей, на ходу сочиняют комплименты, а чаще просто начинают делиться собственными впечатлениями от недавно прочитанного романа, то ничего особо приятного в этом нет. И ладно бы только приятели, но и девушки, девушки норовят туда же, вот ведь в чем весь ужас.

Короче, единственный выход из создавшейся ситуации я нашел в том, чтобы относиться к ней как к своего рода социологическому эксперименту. Высказываемые мнения коллекционировать, просеивать, подшивать, обобщать, а потом, если представится такая возможность, где-нибудь использовать. И тут, как и положено при соцопросе, начали обнаруживаться любопытные закономерности. О комплиментах говорить неинтересно, тут я и сам про себя все знаю, а вот претензии неожиданно сложились в простенькую систему из двух пунктов.

Пункт первый. Зачем обижать писателей, им и так в наше время тяжело. На гонорары не проживешь, если люди пишут, то это единственно из беззаветной любви к литературе. Тем паче писатели - народ интеллигентный, зачастую приятный в личном общении. Несмотря на всю внешнюю самоуверенность, к своим творениям они относятся трепетно, любят, когда их хвалят, и огорчаются, когда наоборот. Поэтому надо изыскать возможность каждого почесать за ушком или, если уж очень противно хвалить, по крайней мере, не говорить гадости.

Против призывов к милосердию не попрешь. Все возражения, что любовь к литературе у большинства моих персонажей столь же беззаветная, сколь и безответная, даже мне самому кажутся мелочными попытками самооправдания. Ссылки на Довлатова, что, мол, талант - явление редкое и потому привлекательное, а высокими моральными качествами писателя пусть любуется его непосредственное окружение, тоже выглядят малоубедительно и, хуже того, отдают снобизмом. Попытался найти компромисс: пусть, говорю, Андрей Дмитриев перестанет писать, а я его за это буду хвалить. Но и тут попал в ловушку: а как же, отвечают, ты тогда о нем узнаешь? В общем, делать нечего, кругом виноват, перехожу ко второму пункту.

Пункт второй. Оценка, конечно, дело хорошее, критик не должен стесняться высказывать свои мнения, но мы его любим не только за это. Ты описывай, анализируй, классифицируй, а разобраться мы уж как-нибудь сами разберемся. Ты нам целостную картину демонстрируй, вычленяй направления, указывай стилевые доминанты. Критика - то же литературоведение, только опрокинутое на современность, и чего ж это ты в Розанове своем видишь материал и прием, а в текущей словесности только хорошо-плохо? Объективнее надо быть.

Я и тут, конечно, по привычке начинаю кипятиться и лезть в бутылку. Что это, мол, такое - объективность? Я вам не Бабель, чтоб одним голосом говорить и о звездах и о триппере. По мне предположение, что прозаика Олега Павлова вовсе не существует в природе, куда объективнее, чем утверждение, что он "смотрит на жизнь глазами Бога". Как, спрашиваю, я по-вашему должен буду объяснять сыну, кто такой Олег Павлов и зачем я про него столько писал? Нечего, говорят, ссылаться на сына. Может, у тебя вообще будет дочь, и она тебя по женской чуткости поймет, простит и не осудит.

Так вот и беседуем. В результате я и сам задумался: а почему бы не хвалить всех подряд? Потом, глядишь, и меня кто-нибудь похвалит. Действительно, давайте говорить друг другу комплименты. Вот как Дмитрий Быков: "Я понял, какой Андрей Вознесенский на самом деле отличный. И мне захотелось ему от этом сказать". Добрый Быков. Почти оксюморон.

Или даже не хвалить, а просто подчеркивать какие-то особенности, отмечать особо удачные места - вот, мол, этот диалог совсем как настоящий, а здесь композиционный переход оригинальный. "Why бы и not?" - как говорят американские агрессоры, глядя на Багдад из бомбардировщика.

Наконец я понял. Или, по крайней мере, нашел то объяснение, которое позволяет что-то растолковать хотя бы самому себе. Дело в том, что существует старая чекистская дилемма. Выглядит она так: что лучше - оправдать десять виновных или осудить одного невиновного? Критик, сдается мне, стоит перед очень похожим выбором: говорить только о том, что, с его точки зрения, действительно заслуживает внимания, или обо всем подряд. Более того, в конце концов, оказывается, что этот выбор еще проще и еще ближе к чекистскому: что лучше - похвалить десять средних или одного большого. И притом выясняется, что обе части этого двучлена каким-то не то диалектическим, не то мистическим образом между собой связаны, и речь идет действительно об "или-или". А "и-и" почему-то не получается. В чем мне, например, видится знак какой-то высшей справедливости.

На самом деле объяснение невозможности одновременно раздавать комплименты и тем и другим, наверное, существует. И даже несколько. Могу предложить самое простое. В процессе постоянного потребления среднежурнальной продукции у критика притупляются вкусовые ощущения. Он привыкает всерьез относиться к Асару Эппелю и подробно анализировать каждый новый текст Владимира Маканина. Классик учил, что человек, годами грызущий сапожные шнурки, потом уже не в состоянии оценить аромат дыни, а с классикой не спорят. За последние 15 лет в русской прозе было не так уж много по-настоящему хороших вещей. Но именно те критики, которые больше других занимались пропагандой творчества "новых средних", к текстам, и впрямь заслуживавшим пристального внимания, отнеслись пренебрежительно.

У этого пренебрежения есть, впрочем, и еще одна причина, более частная, но оттого не менее важная. Дело в том, что главные произведения последних полутора десятилетий плохо укладываются в какую бы то ни было систему, и целостной картины движения русской литературы из них, как ни бейся, не слепишь. В самом деле, ну что общего между "Знаком зверя" Олега Ермакова, "Розами и хризантемами" Светланы Шенбрунн, "Взятием Измаила" Михаила Шишкина и "Ложится мгла на старые ступени" Александра Чудакова? Если признать, что именно эти вещи определяют современную русскую литературу, то получается не литературный процесс, а какой-то сад расходящихся тропок.

Вдобавок все эти тексты мало того, что очень разные, - они еще и явились откуда не ждали. На слуху были имена постоянных участников литературного процесса, что ни год приносивших в журналы по новому роману, а в итоге победителями оказались люди малопишущие и от процесса как такового вполне далекие: провинциал, литературовед, эмигранты┘ Можно добавить к этому списку еще поэта Сергея Гандлевского, написавшего лучший роман 2002 года "НРЗБ" или сетератора Андрея Геласимова, пару лет назад нашумевшего повестью "Фокс Малдер похож на свинью". Что характерно - все перечисленные писатели фактически остаются пока авторами одной книги. Никто из них не подтвердил (а некоторые и не пытались подтвердить) тот уровень, который был этими вещами заявлен. М.Шишкин пишет на французском заметки о красотах Швейцарии; О.Ермаков выпустил странную "Транссибирскую пастораль"; А.Чудаков по-прежнему занимается литературоведением; последние тексты А.Геласимова построены на тех же приемах, что и "Фокс Малдер┘", вот только расчерчены по линеечке, а не созданы по вдохновению.

Никуда не уйти и от оценок. Подобные тексты самим фактом своего присутствия дискредитируют ту бережливость, с которой в критике зачастую принято относиться к абсолютно проходным явлениям. Становится очевидно, что С.Шенбрунн ту же семейную сагу выписывает на несколько порядков лучше Л.Улицкой, М.Шишкин масштабнее, подлиннее да и просто талантливее В.Маканина, а А.Чудаков работает на той же грани беллетристики и non-fiction, что и М.Вишневецкая, только лучше.

Но самое главное, наверное, не в том, что талантливые произведения разрушают удобную стройную картину, и даже не в том, что их слишком мало, и потому из них никак не получается слепить нечто цельное, а в том, что они противостоят недоразумению, привычно выдаваемому за литературный процесс. Если и есть между всеми названными вещами нечто общее, так это то, что они не оказали на современную русскую литературу практически никакого влияния. Они стоят в стороне от всех "актуальных тенденций" в ней. Забавно, но факт. В самом деле, мы можем говорить о воздействии стиля О.Славниковой, об эпигонах Ю.Мамлеева, или насколько симптоматично для текущей словесности явление М.Вишневецкой - но ни О.Ермаков, ни М.Шишкин практически ни на кого не повлияли и никого не породили, оставшись, по сути, вещами в себе.

Конечно, это не значит, что речь идет о тупиковых направлениях. Скорее, наоборот. Тупиком оказывается та средняя линия, которая сегодня главенствует в литературе. Тупик - псевдоклассический стиль А.Дмитриева, ориентированный на имитацию некоей несуществующей традиции "русской литературы вообще"; тупик - та чернуха в мистическую крапинку, которую изображает О.Павлов; тупик - представление о литературе как о конструкторе, на котором построено творчество А.Слаповского, когда одни и те же элементы, будучи собраны в разном порядке, дают либо психологическое повествование, либо плутовской роман, либо телесериал. А силовые линии, ныне практически не просматривающиеся, завтра станут определяющими.

Вот и получается, что если объективно описывать литературный процесс (с похвалами всем подряд или даже без оных), самое главное теряется, поскольку выпадает из общего ряда, оказывается какой-то странной точкой, через которую пока нельзя прочертить ни одну прямую. А описание любого процесса не может быть атомарным, оно как раз и состоит из черчения прямых.

Говоря же о вещах, которые действительно состоялись, придется признать, что дальнейшее развитие русской литературы, видимо, пойдет не по тому пути, который мы для нее наметили, что периферия и центр поменяются местами, и последние станут первыми (об обратном процессе из рекомендованного милосердия умолчим).