Русский Журнал / Круг чтения /
www.russ.ru/krug/20030430_kramer.html

Идея
Борис Крамер

Дата публикации:  30 Апреля 2003

Споры вокруг социалистической идеи ведутся сегодня по следующим основным позициям: 1) жива еще эта идея или уже мертва? 2) если жива, то воплощена ли она где-нибудь в чистом виде, и, если нет, то как различить ее в несовершенных и тусклых подобиях? 3) если даже она и мертва, не сохраняет ли она своего рода действенность, подобно тому, как призраки и тени способны вмешиваться в ход событий, изрекать нечто важное и пугать до смерти? 4) если эта идея действенна и влиятельна, то какого рода действие она оказывает - непосредственное (наподобие идеи треугольника, прямо и беспрепятственно проникающей в геометрические доказательства, как бы на кончике стреловидного луча) или же опосредованное (кружным путем, через авторитетные свидетельства, эмпирическую индукцию или ностальгические воспоминания)? 5) если, отбросив ненадежные свидетельства авторитета и памяти, мы все-таки обнаружим социалистическую идею в нашей душе, то не следует ли признать, что эта идея врождена нам? 6) таким образом, все сводится к вопросу о том, кто вложил социалистическую идею к нам в душу - Бог или злой гений.

В своей недавней книге я выстроил, надеюсь, оригинальный угол зрения на литературу. Позволю себе автоцитату, имеющую непосредственное отношение к последующему изложению: "...творцы монструозного социалистического метанарратива на самом деле не были едины в вопросах придания формы и выстраивания законченного сюжета. Одни шли по пути "тотального гнозиса" и представляли движение к социализму как прямую и непосредственную эманацию социалистической идеи в грубую вещественность исторического мира. Это уже известная нам модель "опыления" и "осеменения", стихийного роста и неуклонного перерождения среды-восприемницы в абсолютно новое качественное единство. Другие, наиболее талантливые и литературно одаренные, шли по пути "девиантного гнозиса". Построение социализма, и тем более переход к коммунизму, они описывали как качественный скачок, энергетический зигзаг, сама кривизна и разрушительная интенсивность которого означает отрыв от всех прежних "естественных" оснований, от всего того, что напоминает "корни" и "питательную среду"" (Борис Крамер. Литературный гнозис: Порядок и отклонение. СПб.: Пятый Угол, 2003. С. 450). Попытаюсь проиллюстрировать эту мысль двумя показательными примерами.

В книге Лазаря Филиппова "Философия коммунизма" (М.: Academia, 2003), по идеологическому наполнению откровенно сталинистской, сообщается, что социализм непосредственно вырастает из капитализма и предполагает жесткий контроль за общественным трудом со стороны организованного авангарда, а коммунизм возникает в результате привычки к исполнению общественных обязанностей без особых аппаратов принуждения. Это модель роста и селекции, предполагающая, помимо прочего, наследование приобретенных свойств. Как если бы из желудя непосредственно вырос дуб, садовник регулярно подстригал его с целью придания формы серпа и молота, а из тех желудей, что упали с этого дуба, сами собой выросли серповидные и молотовидные дубы. Та же модель читается и в названиях этапов коммунизма: "развитой", "развернутый", "зрелый" и "полный". Производительность труда, которая при социализме должна быть выше, чем в самой развитой капиталистической стране, является скорее синонимом "урожайности" и "плодовитости". Учет и контроль при социализме осуществляется посредством простых, доступных операций наблюдения и записи, которые будут производиться добровольно и вскоре войдут в привычку. Это напоминает дневник наблюдений за природой с графиками цветения и плодоношения. Коммунизм описывается как саморегулирующееся общество, развивающееся по восходящей бесконечной прямой. Надо ли напоминать, что бесконечная прямая - это окружность. Мотив кругового движения (наиболее естественного) и идея "природы" неразрывно связаны: "...человечество постепенно перейдет к рециркуляции использования всех минерально-сырьевых ресурсов и преобразует искусственную среду своего обитания (города, поселки, села) так, чтобы ее функционирование и дальнейшее развитие шло по законам развития природы. Другими словами, человек найдет в естественной природе свою нишу и впишется в ход ее развития <...> Это и будет скачком человечества из царства необходимости в царство свободы" (с. 194). Идея бесконечного роста и неиссякаемой производительной силы выражена лозунгом Плодородие земли беспредельно. Сталинский общий мировой язык в данном контексте напоминает скорее язык самой природы. Природный характер коммунизма противопоставляется машинному характеру капитализма ("буржуазная государственная машина"). Дружные всходы и замечательные первоплоды теории научного коммунизма означают природно-естественный характер самой теории, что лишний раз подтверждается характеристикой Ленина и Сталина как субъектов-носителей коммунистической идеи, напоминающей, таким образом, вирус. "Убежденность антикоммунистов в том, что "идея коммунизма мертва", очень похожа на убежденность идеалистов: "материя исчезла"" (с. 262). Материя никуда не исчезала, как не канули в небытие и вирусы смертельных заболеваний. Просто против того и другого нашли прививку.

Сама композиция книги циклична, что делает ее, в натуре, природным объектом. Только один пример. На с. 183-184 речь идет о Горбачеве: "Во-первых, его дедушка был репрессирован. Во-вторых, его отец был кулаком <...> В областном комитете КПСС и областном управлении КГБ, где жил и работал М. С. Горбачев, уже сидели представители "пятой колонии" [так в тексте. - Б.К.] <...> 11 марта 1985 года пленум ЦК КПСС избрал генеральным секретарем ЦК КПСС М. С. Горбачева - агента международного империализма, антикоммуниста, ярого врага коммунистической идеологии, могильщика социально-политического строя в СССР". На с. 228 рассказывается та же история, но уже sub specie aeterni, о чем красноречиво свидетельствует сталинская оценка перестройки: "11 марта 1985 года внеочередной пленум ЦК КПСС единодушно избрал Генеральным секретарем М. С. Горбачева - врага рабочего класса, антикоммуниста. Это был, по выражению И. В. Сталина, "идейный разгром" КПСС и начало реставрации капитализма в СССР". Похожий смысл имеет лозунг Сталин, как всегда, будет прав.

Однако, обратившись к текстам самого Иосифа Виссарионовича, мы выявим совсем иной расклад. На фоне абсолютно беспомощного в литературном отношении опуса "тотального гностика" Филиппова тексты Сталина обнаруживают своеобразный писательский талант, поэтому вовсе не удивительно, что в этих текстах реализована модель как раз таки "девиантного гнозиса". Проанализируем фрагмент Отчетного доклада о работе ЦК ВКП(б) XVII съезду партии 26 января 1934 года под заголовком "Социализм и равенство" и текст беседы с Гербертом Джорджем Уэллсом 23 июля 1934 года "Постигнуть дух социализма" (Слово товарищу Сталину. М.: Эксмо, 2002. С. 93-102 и соответственно 102-120). В первом же абзаце Сталин употребляет выражения питательная среда и почва, причем в безусловно отрицательном смысле. Далее: "Тезис о нашем продвижении к бесклассовому обществу, данный, как лозунг, они [некоторые члены партии] поняли, как стихийный процесс <...> И они приходили в телячий восторг в ожидании того, что [можно] спать <...> эта путаница в головах [похожа] на известные взгляды правых уклонистов, в силу которых старое должно самотеком врасти в новое, и в один прекрасный день мы незаметно должны оказаться в социалистическом обществе" (с. 94-95). Питательная среда, почва, стихийный процесс прорастания нового из старого, сонное истечение земных соков, животное телячье состояние, смутные и неотчетливые восприятия, непросветленная, дремотная, косная природа. Это все плохо для строительства социализма. С другой стороны, искусственно ускорять процесс перерастания тоже нельзя, поскольку тут нет никакого роста вообще, ни стихийного, ни искусственно ускоренного. В отрицательном смысле используются также выражения живучесть, остатки и корни (которые, в частности, не могут быть уничтожены американцами под руководством Рузвельта при всем их желании). Плохо вообще все ограничивающее: капиталист прикован к профиту, капитализм суть дурман и тупик. Ограничивает также идея общности человеческой природы, скажем, идея о том, что все люди добры, поскольку это означает, что добро возникает само собой, стихийно, а ведь на самом деле так не бывает. Если Филиппов сравнивает капитализм с машиной, то Сталин, напротив, с деревом, хотя и несколько необычным, каким-то окаменевшим что ли: "Конечно, старая система рушится, разлагается <...> старый мир рушится <...> [но он не] рухнет сам собой <...> Это не просто стихийный процесс, а это борьба, это процесс, связанный со столкновением классов. Капитализм сгнил, но нельзя его сравнивать просто с деревом, которое настолько сгнило, что оно само должно упасть на землю. Нет, революция <...> всегда была борьбой, борьбой мучительной и жестокой, борьбой на жизнь и смерть" (с. 113-114).

Из этой цитаты уже видно, какая модель положена в основу сталинских представлений о воплощении социалистической идеи. Это модель физических процессов, в отличие от модели ботанического прорастания. Борьба, столкновение больших масс, сплющивание, давка, соединение сил, могущее дать как удвоенную силу, так и нулевую, деформация, напряжение, сопротивление и т.д. Очень важным представляется замечание о том, что подлинной опорой является сила. Сталин размещает революционный процесс как бы в бестелесном, бесформенном пространстве, где происходят только полевые, энергетические взаимодействия. Возможна также и другая аналогия: все эти катастрофические сталкивания и трения масс, пластов и пород имеют место глубоко под землей, в невидимой глазу геологической преисподней. Как ни странно, эти две аналогии говорят об одном и том же: нет никакой естественно укорененной среды, само существование которой автоматически обеспечивает осуществление того или иного потенциально бесконечного процесса, как то последовательность рождения, роста, гибели и нового рождения (или: творения, падения и искупления). Если Солнце дает флоре рождение, рост и питание, а Благо дает всем вещам бытие и существование, то, выходит, социализм рождается в муках отказа от Солнца и Блага как от фиктивных, выдуманных источников исторического мира. Социализм - это логика взаимодействия либо мельчайших, невидимых элементарных частиц, либо слишком больших и потому тоже невидимых небесных тел. Социализм - это логика невидимого и беспредметного, логика какого-то другого, не человеческого мира.

Может быть, поддавшись этой логике, Герберт Уэллс произносит странную фразу. Сталин говорит: "Можно было бы сделать еще больше, если бы мы, большевики, были поумнее". Уэллс отвечает: "Нет, если бы вообще умнее были человеческие существа. Не мешало бы выдумать пятилетку по реконструкции человеческого мозга, которому явно не хватает многих частиц, необходимых для совершенного социального порядка" (с. 120).

И, наконец, позволю себе еще одну автоцитату, также имеющую непосредственное отношение к социалистической идее: "Собственно, никакой специфически "социалистической" литературы не существует. Произведения классиков марксизма-ленинизма подчас могут быть вполне увлекательной беллетристикой в самом обычном смысле. По общей тональности и силе воздействия я сравнил бы их с опусами Натальи Капустиной или Барбары Шуц. Социализм, в своей лучшей, "девиантной" форме, - это всего лишь один из многочисленных вариантов более фундаментального и глубокого сюжета. Тот же сюжет, но, скажем, в любовной своей ипостаси, лежит в основе таких шедевров мировой литературы, как "Погружение" Скотта Миллера или "Шесть историй для Джереми" Магнуса П. Салливена. Тот же сюжет, осмысленный в "бытописательском" духе, одухотворяет бессмертную прозу Катарины Левенхайм и Юзефа Боровски. Социализм не является чем-то исключительным. Но, как и многое другое, он может доставить немало приятных минут и побудить к размышлениям о жизни и судьбе, любви и смерти, добре и зле" (Борис Крамер. Литературный гнозис: Порядок и отклонение. СПб.: Пятый Угол, 2003. С. 471).