Русский Журнал / Круг чтения /
www.russ.ru/krug/20030515_bak.html

Майские тезисы
Дмитрий Бак

Дата публикации:  15 Мая 2003

Большой разговор о соотношении и взаимодействии сетевой и "бумажной" критики назрел давно, основные его параметры вполне предсказуемы. В самом деле - впервые за многие перестроечные и постперестроечные годы размежевание мнений происходит не по направлениям и школам, но в соответствии с различием "технологических" принципов и этических аксиом литературно-критического высказывания. Не "правые" и "левые" спорят, не радикалы с почвенниками и даже не разные поколения литераторов - вглядываются друг в друга критики, пишущие либо преимущественно в толстых журналах, либо - в журналах "тонких", рекламных и сетевых изданиях. Абсолютно беспристрастные мнения невозможны, но спокойный анализ сейчас намного важнее тривиальных взаимных инвектив. "Свое" всегда очевиднее "другого", поэтому мне, например, гораздо интереснее понять modus vivendi как раз сетевой критики, к которой я прямого отношения не имею. Итак, попробую сформулировать несколько тезисов в ответ на вопросы, сформулированные редакцией "Круга чтения".

1. Книга - альманах - толстый журнал - сеть/книга

Как выделять "периоды литературного развития"? Можно - по художественным направлениям (классицизм, романтизм...) либо - по историко-культурным эпохам ("дней Александровых прекрасное начало"... и т.д.). А можно - по доминирующим способам "репрезентации" литературного текста.

В каком именно виде текст предъявляется читателю в разные эпохи - вот в чем вопрос. В конце 1820-х - начале 1830-х годов литературного успеха быстрее и вернее добивались не авторы книг, но "вкладчики" популярных альманахов ("Полярная звезда", "Мнемозина", "Северные цветы"...). В альманахах под одной обложкой печатались стихи и проза, критические обзоры и переводы, научные статьи и путевые заметки. Так же дело обстояло и в "толстых журналах" ("Библиотека для чтения", "Отечественные записки"...), под конец 1830-х годов окончательно потеснивших альманахи. Журналы выходили более регулярно, включали в себя четкие рубрики (по-тогдашнему - "отделы"), а главное - печатали прозу с продолжением. Все это на целых полтора столетия сделало "толстые журналы" центром литературной жизни. Дебютанты обретали известность не иначе как после заметных журнальных публикаций и положительных рецензий, напечатанных в тех же журналах.

К концу прошлого века ситуация изменилась. Прагматичные зарубежные (а потом и доморощенные, перестроечные) издатели недоумевали: зачем печатать прозу и поэзию вперемежку, в неудобном формате да еще вместе с критикой? Куда логичнее издавать пробными тиражами "покетбуки", а критику перенести в специальные "ревью", свести к кратким рецензиям либо вовсе - к рекламным цитатам на четвертой странице обложки. Мы недоумевали их недоумению: как можно отказываться от существующего только на страницах "толстых" журналов краеугольного для русской литературы синтеза словесности, критики, публицистики?

Тут - в начале девяностых - пришла "сетература", и все окончательно смешалось - в Сети появились (до поры немощные) аналоги журналов, научных изданий, библиотек. Так или иначе, "в присутствии" Интернета журнальная доминанта существования литературных и критических текстов обрела альтернативу. Книжное (до- и внежурнальное) бытие литературного текста отвоевало позиции, утраченные еще в девятнадцатом веке, накануне "альманачной эпохи" (Белинский). Некоторые прозаики и критики достигли успеха помимо ранее неизбежных публикаций в толстых журналах. Да, но что это за проза, что за критика? Что это за успех?? Вот об этом и поговорим.

2. Сетевая критика: summa technologiae

Начиная с восьмидесятых годов персональный компьютер многое изменил не только в "профессиональной деятельности", но и в нашей с вами повседневности. Утратили ясность прежние границы между официальной жизнью и частной, службой и игрой, работой и досугом; появились мальчики в потертых джинсах, заработавшие миллионы благодаря компьютерным придумкам. Все эти многократно описанные новации проявились в критике, впрочем, совсем по-особому.

Сетевой критике сопутствует абсолютно новая "повседневность", незнакомое прежде событие "встречи" читателя с текстом статьи или рецензии, а также и с автором этого текста. Ситуация абсолютного контакта: разговор словно бы идет на прокуренной кухне прежних лет, "в режиме реального времени". "Я вчера вот тут, старик, прочитал роман, ты еще нет? Так я расскажу тебе: про него критик NN знаешь что успел уже написать?" Однако - не верьте Невскому проспекту! - подобный бесцензурный демократизм имеет свою оборотную сторону, абсолютная оперативность критической реакции неизбежно оборачивается абсолютной императивностью оценки. Все дело в... нежелательности вертикальной прокрутки текста - пользоваться ею читатель должен как можно меньше, следовательно, текст рецензии - чем короче, тем лучше.

Анализ неизбежно превращается в дайджест. В тексте фиксируется не процесс размышлений критика, но результат, промежуточные звенья опускаются. Возьмем обычный силлогизм: состоящий, как нам давно уж объяснил Аристотель, из трех высказываний: большой и малой посылок и заключения. Как это там: "Все люди смертны" + "Кай - человек" = "Кай смертен". Приращение смысла внутри силлогизма происходит на границах отдельных высказываний, обе посылки, взятые по отдельности, суть не что иное, как трюизмы. Сетевой формат диктует преимущественно назывные, дефинитивные суждения. Невозможно воспроизводить для последующего анализа (а не просто дать в ссылке-"линке"!) фрагмент романа - это все равно что изречь непреложную истину о том, что все люди смертны. Столь же недопустимо этот фрагмент обстоятельно, с аргументами прокомментировать - ну, Кай человек, и что с того?! Заключение "о Кае" дается сразу, в императивной форме: "книга ХХ плоха", "автор NN - велик" . Хорошо если аргументы просто опущены по техническим причинам. Часто их нет вовсе или они постепенно покидают обиход, умирают в сознании сетевого критика, не родившись. Роль эксперта-оракула, распределителя брэндов (ярлыков, по-простому) так очевидна и доступна - цензуры-то никакой нет!

Еще о технологии. Сетевые рецензии живут в новостном режиме оперативной журналистики. Каждый день - новая обойма книг расставляется на полках читательского сознания. Главный информационный повод - "свежесть" книжного поступления, на обобщения времени нет. Так снова разрушается иллюзия демократичного кухонного общения: на кухне-то беседы велись не только о том, что вчера случилось с соседом по подъезду, но и о "вечном", о "судьбах". Сетевые рецензии могут вызывать раздражение потому, что, выстраиваются в ряд ровно так же, как книги-однодневки, предназначенные для разового прочтения в электричке с последующим выбрасыванием в корзину в пункте назначения. В лучшем случае такие книжки воспринимаются как серии бесконечной (и безначальной) мыльной оперы, в худшем - вообще никак не сопоставлены в сознании читателя - об этом хорошо написал в майском номере "Знамени" Сергей Чупринин.

Тексты и мнения о текстах слагаются в Сети в единый гипертекст - и это тоже технологическая данность, а не чье-то частное хотение. Снова - "назывные предложения", не предполагающие смысловой прибыли при аргументированном переходе от одного тезиса к другому: "кликни" и получишь... нет, не результат, но лакуну, фигуру интеллектуального эллипсиса, умолчания, предполагающую наличие того, что часто напрочь отсутствует - логики, компетентности, убедительности. Значит ли все это, что сетевая критика "хуже" бумажной? Отнюдь. Я только хотел сказать, что технологические параметры Сети скорее могут "посадить" зрение, притупить перо, чем исходные условия, свойственные традиционной критике. Видимые облегчения ох как часто ведут к нечаемым результатам, как поиски бесплатного сыра - к мышеловке.

3. Почему всякое сопоставление "Cети" и "бумаги" хромает.

Тут выскажусь совсем коротко. Несходство технологических условий не обязательно влечет за собою фатальное противостояние разных регистров современной критики. Пространство возможной непосредственной конкуренции не столь уж велико. Мнения о художественных текстах, "живущие" в Сети, не всегда суть критика. Жанровый диапазон журнального высказывания о литературе давно стабилизировался (рецензия, статья, обзор, эссе и т.д.). В Сети же жанровое разнообразие литературных сайтов практически необозримо. Есть сайты графоманские, личные страницы "профессиональных писателей" (Павлов, Галковский), научные базы данных, "фанатские" сайты писателей от Маканина до Донцовой, сетевые библиотеки разной полноты и разного качества, автономная (не имеющая бумажного эквивалента) сетевая периодика (от "Text Only" до "Русского переплета"), вспомогательные сайты большинства традиционных "бумажных" изданий, наконец, синтетические "проектные" сайты, наиболее интересными из которых я считаю "Круг чтения" на "Русском Журнале" и "Вавилон". Одним словом, не во всех явлениях сетературы нужно искать свое, родное, не от всех разумно ожидать (тем более - требовать) соответствия привычным, пусть и заведомо авторитетным стандартам литературной критики.

4. Непродуктивные сценарии: конфронтация

Легче всего от взаимного невнимания сразу перейти к попыткам уничтожить друг друга. Оба сценария симметричны и предсказуемы. Первый. Вы, новоявленные мэтры сетевой критики, попросту необразованны и невежественны, вы забыли о высокой роли литературы, поддались напору массового чтива, продались за высокие гонорары, выдаете беспринципность за демократизм и бесцензурность. Второй. Вы, запоздалые адепты традиции, забыли, что сама толстожурнальная критика - продукт несвободной эпохи (как досоветской, так и до советской), ее апелляции к "конечным" истинам и вечным ценностям вызваны тем, что во время оно заниматься политикой, этикой, философией можно было только на поле литературы, отсюда и ваш "литературоцентризм". Вы мифологизируете "Литературу", которая на самом деле лишь одна из производных постиндустриального состояния культуры, вы боитесь свободы и демократии, разрушения вашей монополии на истину и потому ратуете за возрождение цензуры. Оба варианта конфронтационного сценария непродуктивны, поскольку аргументы заранее исчерпаны.

Между прочим, как бы там ни было, но русский Интернет - самый литературоцентричный в мире, - это признано многими учеными, сошлюсь на исследования доктора Рурского университета в Германии Энрики Шмидт, ведущей кстати, со своими студентами сетевой семинар по современной русской литературе...

5. Продуктивные сценарии: размежевание полномочий

Литературный критик в России всегда выступал в двух ипостасях, с одной стороны, стремился зафиксировать уже состоявшееся, то есть оценить текущие события в литературе, а с другой стороны - пытался предвидеть литературное будущее, определить перспективные направления развития словесности и т.д. Эта продуктивная двойственность актуальна и по сей день, по крайней мере, в рамках критики журнальной. С риском впасть в неизбежные упрощения, учесть не все многочисленные исключения из правила и национальные варианты развития литературы и критики - можно утверждать, что на Западе ныне существует иная структура отраслей литературоведения по сравнению с привычным для нас разделением на теорию, историю и критику. Собственно критика постепенно и бесповоротно сузила свои полномочия до решения текущих задач, в зону ее компетенции входит, во-первых, рецензирование книжных новинок, увязанное в единую производственную цепь с рекламой и книгоизданием, а во-вторых - журналистски ориентированная эссеистика и публицистика, сочинение фельетонов и авторских "колонок", апеллирующих к литературе лишь от случая к случаю, наряду с другими сферами "общественной жизни". Аналитическая же и прогностическая критика влилась в состав истории литературы под характерным (для англоязычных стран) названием criticism, соответствующие труды публикуются в недоступных "широкому читателю" научных журналах и сборниках, следовательно, никак не могут реально влиять на текущий "литературный процесс" - мне уже доводилось об этом писать несколько лет назад. Что это означает? На мой взгляд, сразу две вещи. Первое. Пытаться в толстых журналах конкурировать с "Cетью" в оперативности, "конвейерности" - дело безнадежное и ненужное. Эту нишу постепенно займет критика сетевая, хотя корректировать ее торопливые и некомпетентные высказывания - совершенно необходимо. Второе. Традиционная русская аналитическая ("прогностическая", "этическая" и т.д.) критика ныне не имеет аналогов, никакой "критицизм" ее не заменит. Глубокое дыханье, способность чувствовать "большое время", выходить в обобщениях за пределы "текущего момента" - прерогатива критики журнальной, и на эту нишу просто некому ныне посягнуть.

6. Финальное отступление о Джойсе, виниле и видео

Все помнят сетования в начале "Собора Парижской Богоматери": книга убила архитектуру, Гуттенбергово изобретение превратило высокое искусство писца в ремесло равнодушного печатника. И что? Погибла архитектура? Конец света наступил? После трактата Вальтера Беньямина "Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости" и говорить-то неудобно о том, что ныне значение технологических новшеств (типов информационных носителей) трудно приуменьшить, с одной стороны, а с другой - не стоит абсолютизировать. Свежа память о сравнительно недавней растерянности любителей виниловых пластинок: исчезли проигрыватели, советский "электрофон" стремительно стал музейной редкостью, а огромные фонотеки впору было вывозить на свалку. Но вот прошли годы и - благодаря все тем же технологиям! - винил был восстановлен в правах. Конечно, потеснить компакт-диски (и что там еще цифровое придет вослед) пластинкам никогда не удастся. Но "патефонная культура" не канет в небытие безвозвратно, как не исчезла живопись с изобретением фотографии, а кино - с появлением видео.

Вспоминаю ответ Джойса на недоуменные восклицания читателей "Улисса": почему мы должны легкомысленную Мэрион сопоставлять с верной Пенелопой, ничтожных Блума и Дедалуса - с героями древнего эпоса? Джойс отвечал спокойно и с достоинством. Не в том только дело, что иная Пенелопа в двадцатом веке невозможна. Важно еще понять, что именно благодаря отождествлению с нею простушки Мэрион мы обретаем способность восстановить связь времен, увидеть, что традиция выживает как раз там и тогда, где и когда умеет обнаружить свое в другом, идеальные черты золотого века - в суровых реалиях века железного. И наоборот, ригористическое отстаивание традиции от воздействия перемен может вести к противоположному результату, к пресечению какой бы то ни было преемственности и жесткой войне всех против всех. Вот и я говорю о том же. Не стоит преувеличивать ни разлагающее воздействие "беспринципной" и "невежественной" Сети на морально-нравственные устои традиционной критики, ни "реакционность" и "нежизнеспособность" критики толстых журналов. Обе они - звенья единого культурного организма. Да, со временем количество толстых журналов сократится (и уже сократилось) - останутся лучшие, и для их поддержки найдутся (и уже находятся) новые стабильные "технологии". Итак, будем слушать Баха на виниле, господа!