В рамках недавно прошедшего Фестиваля французского кино Киев посетил модный французский писатель Фредерик Бегбедер, автор бестселлеров "99 франков", "Каникулы в коме" и "Рассказы под экстази". Он - бывший рекламный агент, соответственно, любимый писатель эпохи слоганов и баннеров. И, судя по всему, в своем нынешнем амплуа придерживается достаточно успешной рекламной стратегии.

В разговоре Бегбедер ерничает, иронизирует и умничает. По сути - говорит то, что от него хотят услышать. Но, возможно, это субъективное впечатление: в конце концов, важна не марка зубной пасты, а белизна самих зубов.

РЖ: Довольны ли вы тем, как проходит ваш визит в Украину?

Ф.Б.: Свой приезд я считаю прекрасным прыжком моей карьеры. Ведь интерес любого путешествия - принести свою культуру в другую страну и одновременно познать культуру страны, в которой гостишь. И потому я выбрал украинскую водку и не пойду есть в "Макдональдс" ни сегодня, ни завтра.

РЖ: Вы действительно собираетесь познать культуру нашей страны?

Ф.Б.: Я полагаюсь на людей, которые меня сюда пригласили. Надеюсь, что мной не будут слишком манипулировать и я смогу посетить местный андерграунд.

РЖ: Поскольку контекст нашей встречи - кинематографический, позвольте поинтересоваться: хотели бы вы видеть киноверсию романа "99 франков", и кого вы представляете в главной роли?

Ф.Б.: Фильм уже снимается Антуаном де Полем. Я еще не знаю, кто будет играть главную роль - Октава, но съемки скоро начнутся. Из актеров люблю Венсана Касселя. Я бы пригласил всех, кто мне нравится, но я отдаю это право режиссеру. И очень хорошо, что де Поль снимает этот фильм, потому что он недавно снял "Наполеона", и можно сказать, что "99 франков" - "Наполеон" рекламы. Наполеон имел несколько не худших лет, но все закончилось полным разгромом. А я очень моральный, хочу, чтобы зло и несправедливость были наказаны.

РЖ: В какой мере сюжет романа можно считать автобиографическим?

Ф.Б.: Целиком автобиографическим, я не добавил вообще никакой фантазии. Надо больше таланта, чтобы написать выдуманное.

РЖ: Действительно ли в рекламном бизнесе все так ужасно, как описано вами в "99 франках"?

Ф.Б.: Да, так. Я работал в этой области 10 лет. Хотелось показать, как функционируют люди, которые принимают решения за вас и насчет того, что вы пожелаете завтра. Герой "99 франков" в какой-то мере нигилист, потому что в этой книге остается не слишком много надежд. С другой стороны, описывать, как делается реклама, - значит попробовать отойти от этого. Октав в профессиональном смысле кончает жизнь самоубийством - и тем самым показывает выход.

РЖ: И насколько выросло количество самоубийств, когда французы прочитали вашу книгу?

Ф.Б.: Не знаю. Не видел новой статистики... Когда мы пишем, то хотим спровоцировать реакцию читателя. Если читатель плачет, смеется, нервничает - это позитивный результат. Понятно, что когда он кончает жизнь самоубийством, это немного неприятно, это может снизить продажи.

РЖ: А вы не переживаете по этому поводу?

Ф.Б.: Я не знаю таких случаев. "Страдания юного Вертера" вызвали волну самоубийств. Значит, книга была гениальная. Я лично не знаю ни одного человека, который бы покусился на себя, прочитав мою книгу. И это печально, поскольку означает, что я не написал шедевр.

РЖ: Тогда назовите три вещи, ради которых стоит жить.

Ф.Б.: Очень трудный вопрос. Так... Любовь. Искусство. Водка. Вопрос - почему искусство? Но это все одно и то же, собственно говоря.

РЖ: Интересно, какой ваш рекламный слоган вы считаете наилучшим?

Ф.Б.: Это была фотография Евы Херцоговой, чешки. Она была в черном лифчике, а слоган - "Глядите мне в глаза. Я говорю - в глаза!". Очень удачный слоган, потому что глаза были большие.

РЖ: Так что вам ближе - писать романы или слоганы?

Ф.Б.: Очень люблю оставаться в одиночестве дома и писать, а не давать произведения идиотам. Имею в виду тех, кто руководит рекламой, это циничные люди. Я считаю себя свободным после того, как был уволен из этого бизнеса.

РЖ: Реклама на улицах Киева чем-нибудь отличается от рекламы в Париже?

Ф.Б.: Нет. В этом проблема: реклама унифицирует весь мир. Когда-то путешествие было экзотичным: очень приятно странствовать, встречать других людей, а теперь встречаешь один и тот же пейзаж повсюду.

РЖ: Вы теперь сами - рекламируемый продукт.

Ф.Б.: Да, я сам являюсь продуктом и продаюсь по сходной цене. Но посыл "99 франков" - критиковать не внешний, а свой внутренний мир. Я надеюсь, что мне удалось повернуть против рекламы ее собственное оружие.

РЖ: Позвольте с вами не согласиться... Ведь вас продают и рекламируют, рекламируют и продают. Не загнали ли вы себя в ловушку таким образом?

Ф.Б.: Вновь я вам говорю - да. Вы постоянно правы! Только я бы сказал, что это не ловушка, а золотая тюрьма, очень комфортабельная. Раньше, чтобы не было восстания, диссидентов загоняли в лагеря. Но это уже устаревшая методика, и она считается сегодня неприемлемой. Есть другой способ, согласно которому можно избежать восстания, например, организовав интервью или пресс-конференцию.

РЖ: Читали ли вы "Поколение Пи" Виктора Пелевина?

Ф.Б.: Я слышал про эту книгу, но не читал. Знаю другую его книгу - "Глиняный пулемет". По-моему, Пелевин на сегодня - самый значительный российский автор. Необходимо очень много мужества, чтобы осмелиться критиковать свободу, которой никогда раньше не знал. Мне-то легко делать это, потому что я вырос в свободных условиях. И мое поведение, как вы, наверно, успели заметить - это поведение распущенного ребенка. Я уже поломал все свои игрушки, но для того только, чтобы создать новые.

РЖ: Многие рекламисты приходят, так или иначе, к политическому пиару. У вас есть такой опыт?

Ф.Б.: Я занимался кампанией первого секретаря Французской компартии Робера Ю на прошлых президентских выборах, и результаты были наихудшие за всю историю существования ФКП. Можно сказать, что я саботировал это. Или, возможно, мне платил на самом деле Ширак..

РЖ: Над чем вы работаете сейчас?

Ф.Б.: Заканчиваю роман. Он касается событий 11 сентября 2001 г. По-моему, в XX веке были две утопии: коммунистическая и капиталистическая. Первая погибла в 1989 году, а вторая, возможно, - в 2001.

РЖ: Вы до сих пор считаете, что современный мир безальтернативен?

Ф.Б.: Мы живем в однозначном мире, и надо иметь право критиковать демократию. Свобода делает человека индивидуалистом, и следует уметь жить с ней: она приводит к тому, что человек чувствует себя одиноким. Вообще, человек освобожден не так давно, на протяжении тысячелетий были разные обстоятельства, мешавшие его свободе, - семья, религия, разные правила. Теперь все ликвидировали, чтобы поставить вместо этого только одну вещь - деньги. Не знаю, действительно ли это хорошая новость.

РЖ: Можно ли назвать вас антиглобалистом?

Ф.Б.: По сути это движение ничего не может сделать, потому что глобализация сейчас везде. Вопрос, скорее, сводится к тому, должны ли мы быть все американцами, или мы будем пытаться сделать наш мир более человечным и жизнеспособным. Роль писателя не такая же, как роль государственного деятеля. У меня нет претензий стать президентом или полностью изменить этот мир. И когда среди тысяч читателей, которые откроют мою книгу, один откроет глаза на то, что по сути есть реклама, моя цель будет достигнута. Я не хочу никого поучать, давать уроки. Я такой же житель этого мира, как и вы.

РЖ: Тогда, кстати, глобальный вопрос: как вы относитесь к событиям в Ираке?

Ф.Б.: Я не могу сказать, что мне очень нравится Саддам Хусейн, но у меня нет никакого желания, чтобы мной руководили американцы. Я ясно высказался?

РЖ: Вполне. Еще одна, сквозная тема вашей прозы - наркотики. Но про это уже написано очень много. Что же нового вы хотели сказать своими "Рассказами под экстази"?

Ф.Б.: Бодлер писал про опиум, Берроуз про героин... В 1999 я себе сказал - если я хочу войти в учебники по мировой литературе, я должен написать про экстази. Это было единственное свободное место. Ведь экстази - наркотик очень литературный, потому что дает желание высказать себя. И литература - сыворотка правды, как экстази.

РЖ: Все-таки довольно странное сравнение...

Ф.Б.: Что, как не наркотик, заставляет вас оставаться закрытым и не выходить целый день на улицу? Каждый день мне нужна моя литературная доза, иначе я чувствую, что мне чего-то недостает. Если я не читаю много часов каждый день, я начинаю себя очень странно вести. Я чешу себя и становлюсь агрессивным.

РЖ: С каким препаратом, в таком случае, вы сравнили бы кино?

Ф.Б.: Кино - визуальный препарат, наподобие ЛСД. Оно продуцирует картинки, образы, как сильный галлюциноген. Надеюсь, что когда-нибудь перед сеансом все зрителям будут выдавать дозу какого-нибудь препарата.

РЖ: У нас в свое время считали религию опиумом для народа. А есть ли у вас религиозный опыт и почему вы разочаровались в нем?

Ф.Б.: У меня католическое образование. Я родился в 1965 году и принадлежу к поколению, которое следовало за поколением 1968 года. Я - дитя падения авторитетов. Родители развелись, когда я был еще маленьким. Я рос в мире без бога, без ценностей, на которые можно опереться. И вопрос моего поколения: что мы будем защищать, когда все разрушено, что предложим вместо ценностей семьи, страны и религии, которые сейчас исчезают?

РЖ: Ну, например, любовь. У вас есть любимая девушка?

Ф.Б.: Я влюблен, у меня есть невеста. Я считаю очень важным в жизни - быть влюбленным, пусть даже на 10 минут. Трудность не в том, чтобы влюбиться, но чтобы оставаться влюбленным. Мир, в котором мы живем, делает любовь тяжелой. Наша цивилизация - это цивилизация потребления и желания. Это общество, которое хочет подчинять себе и соблазнять и держится на соблазне. Потому мы влюбляемся все чаще, только в разных людей. И можно сказать, что в реальности мы потребляем не только продукты, а и других людей.

РЖ: Насколько я знаю, вы дружны с другим известным у нас французским писателем, Мишелем Уэльбеком...

Ф.Б.: Я расцениваю его как одного из наиболее выдающихся писателей Франции. Но я не согласен тем, что его сравнивают с Зигмундом Фрейдом. Хочу вам напомнить слова Набокова о том, что психоанализ, - это когда греческие мифы накладывают на гениталии. Уэльбек делает наоборот.. А общее между Уэльбеком и мной - пессимизм. Падение идеологий требует большой осторожности. Я принадлежу к обеспокоенной генерации.

РЖ: Я спросил об Уэльбеке потому, что у вас есть еще одна общая черта: и он, и вы в своих сюжетах всегда оставляете шанс на спасение женскому полу. Это мужская снисходительность?

Ф.Б.: Не знаю, как ответить... Мне стыдно, но "99 франков" высокомерны по отношению к женщинам. Я хотел описать рекламу, которая использует женщин как проституток. Только женщины в рекламе оплачиваются лучше. Признаю, что эта книга очень неприязненна к женщинам, но она не отражает мое собственное к ним отношение.

РЖ: Вы много пишете о проститутках. А какие ваши тарифы?

Ф.Б.: Разные. Зависит от того, кто мой клиент, и от времени.

РЖ: Как вы относитесь к обвинениям в эпигонстве?

Ф.Б.: Зависит от того, с кем сравнивают. Я хотел, когда начинал писать, чтобы меня сравнивали со Скоттом Фицджеральдом. Но не вышло. Таким образом, я очень несчастен, и, может быть, сейчас тут перед вами покончу жизнь самоубийством. Но если я это сделаю, то будут думать, что я это сделал специально, из-за маркетинга. Потому я этого и не сделаю.

РЖ: От чего вы никогда не убежите в своих романах?

Ф.Б.: От себя.

РЖ: Какое ваше наибольшее желание?

Ф.Б.: Я хочу узнать, почему я существую. Я не нахожу ответа, когда что-то употребляю; не нахожу ответа в удовольствии, в религии. Я не нахожу ответа - и потому пишу.

РЖ: Зачем вы пишете?

Ф.Б.: Тому есть три причины. Первая - автобиографическая. Во Франции очень модно описывать свою жизнь. Это началось еще с Жана-Жака Руссо, продолжилось у Пруста и заканчивается крутым молодым писателем, которым я считаю себя. Так что наша литература в ретроспективе - это литература копания в самом себе. Даже Папа современной французской литературы, Ален Роб-Грийе, тоже написал автобиографический роман. Это все более распространяется, читатели сразу выискивают, где автор говорит про себя.

РЖ: Неужели неинтересно пофантазировать?

Ф.Б.: Если бы я сказал, что работаю над романом о воображаемой стране с огнедышащими драконами, то рисковал бы стать для вас совсем неинтересным. Мне кажется, что ныне воображение выхолощено из литературы, или же присутствует в развлекательных жанрах. Совсем недавно двое наших значительных прозаиков попробовали отойти от автобиографической традиции. В их романе были привидения, магия. Критика их очень плохо встретила, и это был полный провал. Поэтому - не являемся ли мы заложниками нашей пуповины, не прикованы ли мы к ней навеки?

РЖ: Остались еще две причины. Вы пишете для того, чтобы...

Ф.Б.: ...Критиковать окружающий мир. Писать сейчас - один из способов отказа от жизни. Современный мир - мир скорости, где очень много шума, мир письма - медленный, комфортный, уединенный. Когда вы раскрываете книгу, то отказываетесь от видеоигр, выключаете телевизор. Это правильный путь заставить мозг работать. И когда вы читаете, вы в своей голове размещаете персонажей и расставляете их отношения. То есть вы постановщик, участник действа. Так что книга, как это ни удивительно, - активная форма. Сейчас читать или писать романы - это одна из форм противостояния, борьбы с нашествием масс-медиа. Написание книг - это возможность высказать то, что никогда не смог бы высказать перед телекамерой. Вот в "99 франках" я критикую рекламу, называя известные торговые марки. Но по телевизору это невозможно. Вот если бы вам захотелось покритиковать такой концерн, как "Данон", то вам бы не дали этого сделать, потому что "Данон" платит очень много денег за рекламу. ТВ никогда не согласится критиковать саму основу своего существования. Короче, сейчас пишут, дабы высказать мысли, которые вы не можете высказать в других местах.

РЖ: А вы покупаете продукцию "Данона"?

Ф.Б.: Я пытаюсь не очень их употреблять, но это очень трудно, потому что "Данон" вырабатывает 77% пищевой продукции. Я согласен критиковать "Данон", но не могу доходить до голодной забастовки.

РЖ: И, наконец, третья причина.

Ф.Б.: Когда пишешь, то имеешь дело со стилем, с языком, с жонглированием словами. По всему миру в начале XX века появилось очень много книг, которые были написаны странными способами, удивительным синтаксисом, странными словами. Кафка, Джойс, Фолкнер прокладывали дорогу к нечитабельности своих произведений. Особенно мы во Франции после "нового романа" стали большими специалистами по части нечитабельной прозы. Со временем стало понятно, что мы заходим в глухой угол. Сейчас читатель возвращается назад, к своим авторам, и его встречают очень гостеприимно. Конечно, писатель имеет право подарить приятность читателям. И это еще одна причина, зачем писать - чтобы вызывать разные эмоции через то, что написано. Своего читателя заставить смеяться, плакать. Я же сначала стараюсь по крайней мере потрепать ему нервы. Вызвать у него желание отхлестать меня по лицу или забросать гнилыми помидорами. Не очень приятно, но это уже какая-то реакция. Очень часто достаточно написать несколько глупостей, и вся планета меняется.

РЖ: Это мы уже проходили...

Ф.Б.: А что? Я, как Фидель Кастро, способен делать очень долгие доклады. Я причисляю себя к рок-звездам. Современный писатель имеет полное право кататься на лимузине. Не понимаю, почему писатель должен жить хуже Майкла Джексона. Я тоже хочу иметь собственный парк аттракционов! Хочу иметь секс и весь современный комфорт!

РЖ: Так что же вас может заставить плакать?

Ф.Б.: Я очень сентиментальный человек. Я прячу свой романтизм и сентиментальность за очень толстым слоем цинизма, это такой способ защиты. Но ваш вопрос заставляет меня плакать. Простите...

РЖ: Последний вопрос, вполне в духе нашей беседы: что вы едите на завтрак?

Ф.Б.: На завтрак я, безусловно, принимаю кокаин. И потом мне уже есть не хочется.

Беседу вел Дмитрий Десятерик