Брюс Стерлинг. Zeitgeist (Дух времени). У-Фактория, Екатеринбург, 2003

Если бы я писал не рецензию на эту книгу, а должен был бы дать краткий анонс, то я бы написал буквально следующее: "Один из основателей стиля "киберпанк" выступил с романом, который мог бы написать поздний Василий Аксенов, если бы он родился в Америке в 1954 году и был одним из основателей стиля киберпанк". На этом анонс можно было бы закончить, читателю не соврав и при том оставив его в некотором недоумении: какой еще Аксенов в стиле киберпанк?

Впрочем, судите сами: роман начинается с того, что Легги Стариц, авантюрист и антрепренер, продюсирует группу "Большая семерка", составленную из семи смазливых и бездарных девушек из семи стран "большой семерки". Группа должна прекратить свое существование с наступлением нового тысячелетия, а до этого существует не столько как реальная группа, сколько как чистый медиа-феномен и объект рекламы. В момент начала романа Легги находится в Турции, где у него возникают некоторые проблемы с турецкими партнерами, которые хотели бы использовать группу для своих политических целей. Страницы до сотой читатель твердо уверен, что читает роман о шоу-бизнесе и прочих симулякрах (Бодрияр не просто подразумевается, но даже упоминается) - и тут-то все резко меняется: к герою привозят одиннадцатилетнюю дочку, он отдает группу туркам, уезжает в Мексику искать своего отца, потом - на остров Кауаи - в гости к японской поп-звезде - и так далее. Иными словами, последние две трети романа напоминают именно что аксеновский карнавал: читатель догадывается, что на самом деле ему - ни больше, ни меньше - рассказывают про конец века. Стиль - фантасмагория: скажем, отец героя в свое время хотел спереть урановый сердечник в Лос-Аламосе и попал в эпицентр ядерного взрыва. От этого он оказался делокализован во времени - но почему-то только в пределах XX века. Лучший способ его обнаружить - это устроить Рождество. И Легги устраивает Рождество посреди лета, собрав двенадцать мексиканцев, соблазненных дармовой текилой - в какой-то момент среди них появляется тринадцатый, это и есть Стариц-старший. Он прощается с внучкой - и повествование продолжается.

Читать это все довольно приятно, хотя, добравшись до конца, читатель остается в недоумении - и что? Что дальше? Про что была история? Некоторым сюжетным ходом Стерлинг закольцовывает повествование - но этого явно недостаточно. Василий Аксенов некогда рассказывал автору этой заметки, что американский читатель не очень покупает его книги - потому что и рекламы недостаточно, и потому, что избалован требованием сюжетного нарратива, четко рассказанной story. Фантасмагорий средний американский читатель не любит - да и критики тоже. Одна из рецензий на "Новый сладостный стиль" так и называлась: "Stop the Carnaval!". Остановите, типа, музыку.

В этом смысле появление романа Брюса Стерлинга любопытно вдвойне. Американский прозаик решился на демонстративно неамериканский жест: роман в несколько другой культурной традиции. Сказать так можно только довольно грубо, потому что Стерлинг в гробу видал внятную историю, даже когда писал более или менее классический киберпанк типа "Схизматрицы". Однако ориентация на неамериканскую традицию в Zeitgeist'е налицо: не случайно роман назван немецким словом, которое американцы, конечно, знают, но далеко не все.

Еще одним забавным свидетельством ориентации Стерлинга является его основательное знакомство с неамериканскими культурами - прежде всего турецкой, но также и русской. Стерлинг был в России несколько раз и даже говорил что-то вроде того, что предсказания киберпанка сбылись в России девяностых (учитывая, что речь шла не об уровне развития технологий, я бы предположил, что это тот еще комплимент). Знакомством с местным материалом можно объяснить многочисленные и уместные упоминания российских интеллектуальных реалий типа некрореалистов и Пелевина - однако любопытно то, что помимо Пелевина в романе упомянуты - и при том довольно развернуто - Орхан Памук и Харуки Мураками: первый в связи с Турцией, второй - в связи с Японией.

Российский читатель может порадоваться: он любит именно то, что любят люди "его типа" во всем мире. Куда важнее, однако, что упоминание всех трех авторов указывает на то, что Стерлинг сознательно ориентируется на традицию экзотической с американской точки зрения литературы. Рассказывающий о мультикультурности, роман сам по себе оказывается ее ярким свидетельством. И потому - очень неплохим памятником эпохи рубежа веков - той самой, о которой он написан.