Elle etait aussi aimable avec moi
qu'avec le cretin

Mort a credit.

Двадцать седьмого мая этого года исполнилось сто девять лет со дня рождения Луи-Фердинанда Селина. Высокого голубоглазого блондина, меньше всего похожего на француза. Такой уж генотип. Природа. Особенность психофизического строения организма. Если резьба на восемнадцать, то болт непременно на двадцать восемь. В этом смысле даже не слишком удивляет то, кем представляется Селин ныне читающей России. Ну, конечно, конечно. Таким мелкозубым горбуном с мышиными глазами. А кем еще?

Урод. Наверное, прямой наследник Рабле и Босха, мог бы порадоваться такому повороту. Дикому искажению реальности. Опять обманул. Провел. Но это слабое утешение. Потому что дураком быть стыдно. Как-то не хочется. И ждет поэтому ответа простой вопрос: а кто ему позволил нас надуть? Как же так вышло? Кто виноват, в конце концов?

Конечно же любовь! Дилетантское чувство. Но всеобъемлющее. Волна, сметающая все преграды. Песня. Собачий вальс.

"Она так и осталась кверху жопой... Он щупал ее пизду... Не мог найти дырку... И рвал воланы. Срывал все. А потом буквально впился в нее. Вытащил свой хуй... и начал ее ебать".

Как может, так и переводит дорогого ей автора дочь капитана из Ленинграда. Играет двумя пальцами. Парой местоимений. Интерпретирует. Излагает своими словами. Старается.

"Elle avait comme ca le cul en l'air... Il lui faisait des droleries... Il trouvait pas son appareil..."

Дарит нам. Морской лексикон. Портки и клеши.

"Она знала огромное количество людей" - строгает, когда не в гальюне. Меняет тельняшку на сюртук. Валяет. Торопится донести. "Je reviendrai jamais" превращает в "Скоро вернусь". И этаким макаром десять лет. С тысяча девятьсот девяносто третьего. Фанатка, лишенная поэтического чутья, но во всеоружии подлинного энтузиазма. Героиня. Маруся Климова. Чудесный псевдоним. Так и просится на доску почета цеха. Токарь, влюбленный в заготовку.

Не удивительно, что вышел сущий Grand Лимонофф. Харьковский мосье. Большой и неотесанный. Воистину урод. Косой, одна нога короче другой, а под носом шишка. Черт. Детям покажешь, потом неделю пустырником поить. Такие вот плоды могут быть у высокого чувства. Горения и жжения. Такие яблоки и груши.

Ох. Уж лучше ненависть. Десять лет не было возможности проверить. После того, как мокинское пиратское издание "Смерти в рассрочку" уделало. Молотком и рашпилем сооруженный текст Маруси Климовой представил Селина третьесортным второгодником. Маргинализировал. Напугал издателей и читателей. Удручил. Отдал любимого девушке в собственность. Заказал всем прочим покушаться не ее сокровище. Сопливенький, да собственный.

А он, на самом деле, высоколобый красивый человек со светлыми, назад зачесанными волосами. Поэт, когда его на белый танец приглашает не лекальщица, а переводчик. Ирина Радченко.

"Разжимает объятия... и - скок! к сундуку!.. окунается в него!.. выбрасывает розы!.. облако лепестков! рассыпаются повсюду! везде!.. Охапка!.. другая!.. дождь лепестков!.. и все в тучах пыли!.. Чихаем вместе с ней!.. хохочем!.. Весело, в общем!.."

Удивительная созвучность оригиналу. Никаких сомнений в том, что автора в детстве учили одному. Методично и настойчиво. Год за годом. Игре на фортепьяно.

"А для того... да что там! все приемы хороши!... лирическая капель! раскатистая педаль!... ох, пробирает!... и тянет, и тянет!... вот фокусник!... пальчик за пальчиком!... поскакал отрывисто... и дальше, дальше, дальше!... споткнулся на фа!.. ля!.. си!.. до! до! соскользнул... воспрянул!.. ушел диезами!.. И вот он снова тут!.. И нет ему конца!.."

Это цитаты из "Гиньоля". Последнего и, я бы сказал, наконец-то первого перевода Луи-Фердинанда Селина на русский язык. "Иностранка" порадовала в прошлом году, а вслед за ней и "Фолио".

Десять лет можно было только догадываться, чего лишила нас Климова, прилюдно наставив засосов на челе своего кумира. Теперь понятно. "Смерти в рассрочку" Ирины Радченко. Перевода, который навсегда завис в расчетливом издательстве "Текст". После левых, паленых "хуев и пизд" ЗАО Мокин. Не удивительно.

"Il lui faisait des droleries.. Il trouvait pas son appareil"

Но теперь хотя бы надежда появилась. Монополия любви, дилетантского чувства и действия, похоже, закончилась. Пора, честное слово. Рояль открыт, и к нему сел профессионал. А людей без слуха вот-вот попросят пройти в зал. Там много мест, есть и почетные в партере.

Сто девять лет - небольшой угол на циферблате вечности. Никакой. Но важно не расстояние, а совпадение стрелок. Черных, минутной и часовой, с желтой будильника. Мне кажется, мне хочется верить, что для Луи-Фердинанда Селина в России эта троица вот-вот сойдется. Все основания к тому. И откроется дверка, но вместо кукушки в бескозырке появится высокий, всегда с претензией на шик одетый человек. Своей невероятной, неуемной разговорчивостью напоминающий поддатого, веселого русского. Все правильно. Это просто трезвый француз.