Перефразируя известную максиму о музыке, можно сказать, что 80% литературы должно быть написано с полуулыбкой - Наташа Ростова, Чеширский кот, Обломов, Винни Пух... Не надуманность, а естественность и легкость делают проделки Малыша и Карлсона забавными и в тоже время лиричными, естественность и легкость позволяют Хлестакову перешагнуть рамки литературы и стать жизнью...

Как же, наверное, трудно написать настоящую книгу, другими словами, бестселлер - чтобы читался он приличной и при этом многочисленной публикой, продавался, и вообще принес автору если уж не славу, то по крайней мере известность.

Нечто в этом роде пытается (и довольно успешно) издавать "Слово/Slovo" - и авторы известные, и тиражи большие, но все же раз на раз не приходится. Один из последних вышедших в издательстве романов - "Святая и греховная машина любви" известной английской писательницы Айрис Мердок. Весь роман - это любовь и обман. И любовь, в конечном итоге, действительно становится машиной - безжалостным механизмом, которому нет дела до семейных и нравственных ценностей. В книге происходит подмена - настоящая любовь приравнивается к половому влечению причем с некоторыми патологиями, в эту же кучу мешается и угреватая юношеская влюбленность, и обычная распущенность.

С одной стороны, все вроде бы понятно: он женат, но имеет любовницу, но жену при этом бросать не хочет, но любовница сама хочет стать его женой, но та, настоящая жена не хочет его ни с кем делить... С другой стороны, все осложняется тем, что сам он психиатр, у него двое детей, его друг, убивший свою жену, - известный писатель, и у этого друга есть еще другой друг - ректор Оксфордского университета, который любит жену психиатра. "Как все запущено!" - воскликнет читатель и будет прав.

Роман хорошенько сдобрен несвежими описаниями природы, сентиментальными сценами и слащавыми снами:

"Сегодня ночью ему снилась огромная голубая рыбина, бившаяся в волнах у самого берега. Рыбину швырнуло на Дейвида, исполинская пасть отворилась, и в этот момент он вдруг увидел, что задняя часть тела у рыбы вовсе не рыбья: длинные девичьи ноги отчаянно молотили по воде. Дейвид в ужасе проснулся, под окном выла собака..."

Единственное, на мой взгляд, что действительно в этом романе пробирает, это конец - безжалостный и динамичный - Харриет, то бишь жену психиатра, убивают в случайной перестрелке в немецком аэропорту, один ребенок сходит с ума, и его отправляют в психушку, другой уходит от отца сам. Главный герой женится на любовнице, и они делают ремонт в старом доме. Все мрачно и при этом как бы о любви - впечатление тяжелое.

Если бы не претензия на бестселлер, все было бы абсолютно нормально - так себе, второсортный романчик, но в известной серии, известного автора, а потому - купится. Но именно претенциозность, обращение к основополагающим материям и при этом невнятное о них рассуждение вызывают читательское непонимание и временами неприятие.

Вслед за романом Мердок в руки ко мне (с некоторым запозданием) попал "Год обмана" Геласимова - попытка отечественного бестселлера и опять же о том же самом главном - об обмане, ненависти и любви, впрочем, все это почти одно и то же и актуально во все времена. И вот, после всей бури восторга, слышанной мной, по поводу "Года обмана", как-то, честно говоря, боязно было осознать себя не причастной ко всеобщему ликованию, тем не менее не смогла я вот чего понять - почему "этот стон у нас песней зовется"?

- Испеки-ка ты бабка, колобок.
- Да из чего испечь, муки-то нет.
- А ты по коробу поскреби, по сусеку помети, авось и наберешь муки горсти с две...

Взяла бабка да и поскребла соцреализм, да и помела мелодраму, да и добавила специи в виде средневеково-плутовского нечто, потом в печь все поставила, потомила, пропекла и номинацию на Григорьевку получила (самое-то премию лиса съела). Но, с другой стороны, какой же русский номинант не любит параллелей с классикой: все эти семнадцать мгновений вишневых садов и римских каникул глазами Максим Максимыча.

Ассоциации со знаменитой сказкой русского народа можно проводить и дальше. Чем, в конце концов, не песенка Колобка навязчивое приставание всех окружающих к главному герою - Михаилу: "Ты ведь не врешь мне?" На что следует неизменное: "Конечно, я тебе не вру..." Вообще же Мишу по-человечески жалко. Лэндровер приходится отрабатывать, делая из недоросля Сережи настоящего мужчину, объясняя Павлу Петровичу, как сейчас обозначается то, что в свои студенческие годы он называл глаголом "торкнуло" (Михаил задумывается, а потом выдает список: "вставило", "забрало", "плющит"... ), а еще наградил его Геласимов Мариной. Впрочем, последнее-то, конечно, дело хозяйское.

Кажется мне, что современному русскому прозаику стоит быть проще, не надо этого типического в историческом контексте, а также многозначной многозначительности. Кризис героев можно показать и без кризиса страны в целом, а в частности, без этой рыночной торговки - женщины лет сорока с затравленными глазами, и без старушки с выбившимися из-под платка волосами, которая "маленьким сухим кулачком грозила куда-то вверх и время от времени плевалась" (в принципе, что такие старушки знают слова "пидорасы" и "пусть они там у себя в Кремле все перетрахаются", мы уже не раз читали).

Геласимов убедительно рассказывает о человеческих отношениях, но галерея типажей не самое сильное его место. Чувствуется, что о рыночных бандитах средней руки писатель знает понаслышке, видимо, как и об алкогольном напитке под названием "Виски", который, как верно заметил Александр Архангельский, обычно пьют все же не рюмками.

Попыткой дать заглавие каждой главке по имени героя, от лица которого она ведется, автор пытался сделать речь каждого персонажа индивидуализированной, но, на мой взгляд, этот замысел остался не реализованным. Получился скорее некий современно-усредненный разговорный вариант. Скажем, Павел Петрович - человек иной формации, чем его сын и Михаил, но своей речью он практически от них не отличается.

Чаще всего герои ведут полубандитские разговорчики послевоенных лет в духе "Шарапов у Горбатого": "Квартирка была неважнец... Потолочки низкие... Райончик-то нельзя сказать, что престижный. Народец здесь - не самая навороченная компания..." , в которых количество уменьшительно-ласкательных просто зашкаливает.

Иногда же автор пытается вырвать своего героя из этой общей разговорной ниши, но и это выглядит не очень убедительно: из уст раздолбая Михаила, который обычно выражается - "Ну и молодежь, на фиг, пошла... Я бы на его месте точно бы охренел...", который, несмотря на высшее образование, все-таки не читал "Вишневого сада" (и этому веришь), как-то странно вдруг слышать монолог толстовско-достоевской глубины в понимании и любви, и смысла жизни, а выражает он это явно несвойственной ему лексикой.

Но что действительно радует в романе Геласимова, в отличие от его "английской коллеги", это всеобщий счастливый конец - самый злой бандит Киря убит, бандит Саша, в котором осталось что-то человеческое, встает на путь исправления, Павел Петрович решает поехать к жене в Швейцарию вместе с Сергеем, который наконец-то начинает реально воспринимать жизнь, Михаил и Марина - воссоединяются.

Как и в романе Мердок, у Геласимова нет никакой неожиданности для читателя, в сюжете нет лихого размаха, нет того, что всколыхнуло бы публику. Все вполне предсказуемо, а потому скучно. Как и большинство последних сочинителей, Геласимов (о Мердок не говорю, так как ее с нами нет уже года четыре) вымучил свой "Год обмана". Обе эти книжки остаются в пределах "литературы" и не становятся жизнью, а потому не становятся и бестселлером.