Так уж вышло, что славяне не придумали себе зооморфного божества, не поклонялись священному жуку-скарабею или корове и т.д. И вроде как смотрели на мир природы глазами натуралиста: грачи прилетели - весна пришла. Но на самом деле все совсем не так. Мир природы издавна привлекал внимание человека, и тот не только "прочитывал" в нем реальные природные свойства, но и приписывал ему многое такое, что составляло собственно человеческое мировоззрение, представления о том, каким должен быть мир природы, как он должен соотноситься с миром и интересами людей. И это не только в сказках, где то Царевна Лягушка, то Сивка-Бурка, то Серый Волк, говорящие человеческим языком, а то и в супруги набивающиеся...

А.В.Гура в книге "Символика животных в славянской народной традиции" (М., Индрик, 1997) систематизирует, описывает и анализирует не только символику животных как таковую, но всю совокупность мифологических представлений, обрядов, примет, фольклорных текстов, связанных с животным миром. Присмотревшись поближе, мы находим подчас самые причудливые верования, неожиданные повороты, очень далекие от "художественного вымысла", вполне серьезно регламентирующие жизнь человека, влияющие на его судьбу. Нередко и мы (современные образованные люди, чуждые "суевериям"), сами не замечая того, выступаем их носителями и распространителями. Кто из нас, например, слыша кукушку, хоть раз не спросил у нее, сколько осталось жить на свете? При этом мы, конечно, совсем не задумываемся о том, при чем тут невзрачная сизая птица и почему именно она может нам сообщить о близкой или далекой смерти. И почему черная кошка перебегает дорогу к беде, а собака воет к покойнику? И к покойнику же птица залетает в окно, курица кричит петухом, кошка смотрит в окно... Этот ряд можно продолжать до бесконечности. Что ни примета - все то к смерти, то к пожару, то к войне, то еще к какой беде.

А еще звери и птицы умеют разговаривать, причем на общем для них всех языке. Существует некий язык зверей и птиц, который человеку познать не дано, если только он не поймает удачу за хвост и не добудет, например, в Купальскую ночь цветок папоротника, дающий среди прочих жизненных благ и это. Но и между собой звери говорят о том же: преимущественно - все беды да несчастья.

С одной стороны, понятно: смерть не может не интересовать человека, к тому же в сознании "человека традиционного", то есть воспитанного и выросшего в традиционной культуре, она входит в довольно узкий круг вопросов о будущей судьбе, которыми он задается вообще, - наряду с урожаем (богатством) и браком. Все остальное не столь существенно и зависит от этого. С другой стороны - при чем тут звери и птицы?

Вернемся к этому вопросу чуть позже, а пока еще несколько примеров: младенец по ночам плачет, не может заснуть - его несут в курятник, кладут под насест, и считается, что он успокоится, куры возьмут его крик (так называется эта болезнь). Кошку (а то и ужа или лягушку, которая, как считалось, живет в доме) старались подкармливать получше, не обижать, не рассердить, а то на дом может обрушиться несчастье: домовой рассердится. В конце зимы - начале весны пекут из теста фигурки птичек, выходят во двор, подбрасывают их вверх и кричат: Жаворонки-перепелки, прилетите, принесите весну-красну... При этом вполне серьезно считалось, что это птицы приносят весну, а не наоборот. Если прибавить к этому, что, по народным верованиям, конь или собака способны видеть вампира, внешне неотличимого от простых людей, и начинают в его присутствии беспокоиться, кричать, вырываться и бросаться на него, то станет ясно, что животные знают и умеют то, чего не может знать и уметь сам человек.

Человек использует эту ситуацию себе во благо, прибегая к помощи животных для защиты от нежелательных событий, прогностики, и вообще, для достижения своих целей, отчетливо осознавая, что звери и птицы - отнюдь не "братья наши меньшие", а - напротив - нередко выступают как благодетели и покровители или враги. Причем сильны они не своей природной силой, биологическими особенностями, а особым, тайным знанием, магическими способностями, которыми их природа наделила, а человека обделила. Из приведенных выше примеров видно, что знания и способности зверей имеют "потусторонний" характер, происходят из иного мира, населенного демонами и духами предков. В деревнях и по сей день можно услышать по поводу холеной и гладкой кошки в доме, что она-то и есть домовой, что волк, задравший корову, - это взявший себе жертву леший, а влетевшая в окно бабочка - душенька кого-то из умерших родственников.

Звери не только и не всегда выступают как образ, воплощение потусторонних сил - они воспринимаются и просто как звери, но почти всегда самим животным приписываются свойства жителей иного мира. Природа, противопоставленная освоенному человеком окультуренному пространству, не всегда понятная и всегда неподвластная, воспринимается как зримое проявление этого невидимого, но реального "того света". Будучи частью природы, звери - неотъемлемая часть его. Именно поэтому они и знают, и могут больше, чем дано человеку. У них даже есть свой собственный "тот свет", этакий птичий и звериный рай, отдаленная теплая страна за морями, куда удаляются на зиму птицы и змеи и где они пережидают холодную зиму, где спасаются от проказ леших стаи животных.

Отношения человека со зверьми строятся с учетом всего изложенного. Даже охотник или рыбак, прежде чем начать свой промысел, должен был попросить разрешения у лешего или водяного - распорядителя и хозяина лесной или водяной живности - и не позволял себе подстрелить животных больше положенного по неписаному правилу.

В течение года некоторым животным устраивались специальные праздники. Чаще всего таким образом старались задобрить хищников, опасных для хозяйства (волков, медведей) и обезопасить себя от них. Поэтому устраивались специальные волчьи или медвежьи праздники. Наиболее эта традиция развита у болгар, македонцев и сербов.

В зимний период, когда волки особенно опасны для домашнего скота и человека, выделяются дни, когда необходимо соблюдать множество запретов, касающихся, большей частью, пользования различными колющими, режущими, вообще острыми предметами, напоминающими волчьи зубы или пасть. Запреты распространяются и на разные виды женской работы, в первую очередь - связанной с шерстью, то есть с овцами. Так, на Трифунци (день св. Трифона), в день св. Димитрия Солунского запрещалось открывать ножницы для стрижки овец, они в закрытом виде вешались высоко, так, чтобы дети не могли их достать (если ребенок достанет ножницы, волк нападет на стадо). Чесалку для шерсти на волчьи праздники перевязывали, чтобы связать волку пасть на год. С этой же целью (запереть волкам пасть) в Македонии прогоняли скот между двумя гребнями, которые затем соединяли зубьями вместе, а в Болгарии, чтобы зашить волкам уши, глаза и пасть, зашивали подолы юбок, закрывали квашни; существовали запреты на многие виды домашней работы: нельзя было прясть, ткать, шить, подметать дом, рубить дрова, собирать гостей и т.п. - считалось, что человека, нарушившего какой-либо запрет в эти дни, задерут волки, та же участь ожидала того, кто носит одежду, изготовленную в волчьи дни.

В то же время выпекался специальный хлеб. Это были лепешки, на которых делалось символическое изображение овец в загоне, пастуха и волков. В Болгарии на Трифонов день на площади делали из сосен арку, на которую вешали чучело волка, набитое соломой, распростертого орла, топор, лопату, кирку, садовый нож, сухой виноград и принесенную из церкви икону. Затем на площади закалывали и варили корову. Тут же происходили соревнования борцов.

Чучело волка было главным персонажем на распространенных в Сербии, Боснии, отчасти Хорватии и Македонии обходах ряженых - вучаров, приуроченных к зимнему периоду народного календаря. Эти процессии отчасти напоминали процессии колядников и состояли из пяти-семи человек, один из которых нес набитое соломой чучело волка. Вучари, одетые в лохмотья или белую одежду, в масках или с лицами, вымазанными сажей, плясали и бесчинствовали, стараясь подчеркнуть, что волк жив, и прося ему подаяния. Иногда разыгрывалась сценка, где два участника обряда защищали третьего, одетого в женскую одежду и изображавшего невесту, от нападения остальных. Иногда вместо чучела роль волка выполнял человек, одетый в волчью шкуру и с платком на лице. Вучари исполняли песню, в которой просили для волка угощения, а получив его, уходили к следующему дому. Затем добытые дары поедались на совместной трапезе или делились между участниками.

Не только волк, но и другие животные: конь, коза, медведь, журавль, петух - появлялись как персонажи обрядового ряжения - уже на святки. Все они приходили в дома, плясали или бесчинствовали, сорили, переворачивали утварь, задирали девушек и требовали себе вознаграждения в виде съестного. Считалось не только неприличным, но и опасным не угостить ряженую нечисть. Это сулило неурожай, голод и болезни в будущем.

На святки же существовал обычай зазывать волков, медведей, зайцев и других животных, способных повредить скоту или садовым растениям, на ритуальный ужин. Для этого понемногу от каждого блюда выносили на дорогу, огород или на помойку у дома со словами: "Эй вы, волки, медведи, лисы, зайцы! Приходите ужинать сейчас и больше никогда!"

Самим животным приписывались человеческие качества, способности и пристрастия. Так, сербы считали, что волки любят музыку, и если встретишь волка в лесу, то обезопасить себя можно просто игрой на дудке или волынке. Человеческие черты медведя нередко подчеркивались во время скоморошьих игр с этим животным, когда он должен был изображать то девку перед зеркалом, то купца в лавке, то пляшущего парня. Во многих животных просто видели воплощение умерших предков (сродни представлениям о переселении душ). В тех же случаях, когда "родственные отношения" отсутствовали, их можно было в случае необходимости заменить кумовством: сербы считали, что от встреченного в лесу волка можно обезопаситься, сказав ему: "Побратим, уступи дорогу!"

Несмотря на подчеркнутую и очевидную принадлежность животных иному миру, человек постоянно стремился найти в окружающих его зверях признаки своего, человеческого, возможно, пытаясь тем самым приблизить их к себе, установить более близкие контакты - естественно, небескорыстно. Поэтому во многих характерных и ярких их чертах усматривалось подобие людям, не всегда мотивированное, но всегда очень выразительное и показательное. Так, природная особенность кукушки откладывающей свои яйца в чужие гнезда, оказалась настолько жизненной, что из нее выросла почти вся кукушечья мифология: она и грешница, поскольку бросает на произвол судьбы собственных детей, она и несчастная, горькая сирота, не знающая семьи (это уже с позиции птенца), она и бездомная скиталица (сравните с отношением к нищим и бродягам, которые, по народным представлениям, - Божьи посланцы, осуществляющие связь живых и мертвых). Вот и вещает она о будущей судьбе слушающим ее крик.

Звери говорят не только своим, но и человеческим языком, оправдывая свой авторитет вещих тварей: ворон хвастается: "Украл! Украл!", воробей жалуется зимой: "Чуть жив, чуть жив!", голубь, сидя на распятии Христа, обманывал мучителей: "Умер... Умер...". Вот и считается потому за святую птицу. Они, как и люди, обладают характером, ярко выраженными свойствами (далеко не только в сказках о животных), и нередко эти свойства оказываются определяющими в их облике и судьбе: рыли все звери и птицы русло для реки, а кулик не захотел. "У меня, - говорит, - сапожки красные, новые (имеются в виду красные лапы этой птицы), я их замараю", - и не стал. Бог его и наказал за гордыню и лень: "Не будешь же ты пить из реки, а будешь только от дождя!" Вот с тех пор кулик и страдает жаждой, а перед дождем кричит: "Пи-и-ить! Пи-и-ить!".