Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / < Вы здесь
Голод 78
Практическая гастроэнтерология чтения

Дата публикации:  6 Июня 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Так вот, о критике.

Всю сознательную жизнь колебался: должна ли критика служить литературе (ну, некоторые радикалы считают - читателю, потому что сама литература вроде бы для него предназначена), или же на каком-то этапе развития словесности происходит ее хотя бы частичная эмансипация от породившей среды?

Даже читая статьи Белинского, иной раз думал: а не лучшая ли это литература, чем Даль (Луговой), Марлинский или Григорович, не говоря уже о каком-нибудь Квитко-Основьяненко? Всем им Белинский терпеливо объяснял, что же такое вышло из-под их пера, всех заряжал собственным темпераментом (разве только у Фаддея Булгарина был в ту эпоху такой же мощный), всем дарил мысли (и далеко не всегда, вопреки устоявшемуся предрассудку, то был энтузиастически усвоенный, но плохо переваренный Гегель).

Читая литераторов Серебряного века, сомневаться было уже трудно: шел отчетливый процесс превращения критики в прозу, и я, когда-то самозабвенно любивший стихи Иннокентия Анненского, сейчас предпочту им "Книги отражений". Блоковские три тома лирики, увы, наполовину мертвы, между тем его критическая проза, к которой современники относились полупрезрительно (да и нынешние литературоведы ее не очень-то жалуют), еще сохраняет какой-то наивный "драйв", и читать ее, за некоторыми исключениями, вполне можно.

Поэзия и критика Ходасевича по меньшей мере друг друга стоят, а вот стихов Георгия Адамовича я решительно не помню (хотя и переписал когда-то от руки, в нашу "догутенбергову эпоху", пару его сборников). Не помню потому, что их заслонила критика и великолепные, до сих пор живые "Комментарии".

В 20-е - 40-е критика оказалась "старше" литературы "по должности" в той эстетической иерархии, которая тогда сложилась, и единственной ее сверхзадачей, кажется, была задача литературу окончательно додушить. Среди палачей тоже встречаются талантливые люди, но предпочитают они работать все-таки "по основной профессии".

Настоящие проблемы ("проблемы" в данном случае не синоним "неприятностей") начались в конце 50-х, когда в критику пришли люди, которым практически не о чем было поговорить с основной массой современных им писателей, - эти люди и пером владели, и мыслили гораздо лучше. Стоит ли удивляться, что при этом они сохранили свойственное предыдущей эпохе чувство "старшинства" над литературой? Палачествовать им было решительно неинтересно, но вот грамотно использовать литературу для собственных целей - в высшей степени.

Даже двух имен достаточно для обозначения тенденции - Владимир Турбин и Лев Аннинский. Никогда не забуду интервью, которое Аннинский брал в конце 70-х у Юрия Трифонова: писатель сразу же почувствовал, что его втаптывают в какую-то "концепцию", и потому открыто злился, но Аннинский легко пренебрегал очевидностями и давил до конца.

От Турбина и Аннинского (я намеренно опускаю здесь "новомирскую" критику 60-х, потому что она как-то поразительно быстро устарела) в 70-е пошла уже более многочисленная генерация критиков, чувствовавших себя внутренне еще более свободными в своих отношениях с литературой. Почти все они благополучно здравствуют - это и Ст.Рассадин, и Б.Сарнов, и С.Чупринин, и Вл.Новиков, и А.Латынина. Остальных из этой генерации не называю не потому, что хочу обидеть, просто списки надоедают.

На распространенную формулу "критика - это самосознание литературы" резче и определеннее всех ответил Сергей Чупринин своей книжкой конца 80-х: "Критика - это критики". И до поры до времени мне лично все это нравилось - ну, во всяком случае, не вызывало принципиального протеста.

А нравиться перестало ровно тогда, когда и сам я стал чем-то вроде критика (и шел, в общем, "след в след" за тем же Чуприниным), зато литература - вспомните, кто еще может, начало 90-х - катастрофически быстро потеряла общественный статус и престиж. Фокус в том, что критика потеряла его в куда меньшей степени, однако на выручку литературе поспешала как-то вяло.

Напротив, не упускала случая с удовольствием поглумиться, бесконечно варьируя белинское "у нас нет литературы". На этой позиции из названного поколения до сих пор стоят, кажется, только Владимир Новиков, которому вечно не хватает в литературе "левизны" и радикальности, да Алла Латынина с ее пораженческими "Сумерками литературы", породившими внутренне пустую и до удивления вялую в даже в чисто стилевом смысле дискуссию в "Литературке".

Не знаю, есть ли какой-нибудь специфический "литературный бог", который может миловать и наказывать, но многие критики-семидесятники в 90-е были, на мой взгляд, наказаны - почти перестали писать (во всяком случае, о современной литературе), отдав поле газетным рецензентам.

Наказаны были и мы, пришедшие в середине - конце 80-х. Критиками мы - имею в виду Андрея Мальгина (который еще успел попасть в поминавшуюся книжку Чупринина), Евгения Шкловского, Александра Архангельского, Андрея Немзера, Андрея Василевского, Владимира Потапова и некоторых других - были, в общем, не такими уж плохими (профессиональный разбор текста сделать, во всяком случае, умели). Но вирус (назовем его хотя бы "вирус равенства" с литературой) обращался и в нашей крови. Иммунитет оказался разве что у Немзера, но и он в начале 90-х впадал вдруг в такой густой "артистизм", в такое самодостаточное писательство, что разбираемого текста было за всем этим порой не видать.

Ну вот, и где мы все сейчас, кроме Немзера? Мальгин - даже не знаю, куда канул; Шкловский - прозаик, год от года пишущий все интереснее; Архангельский - большая шишка в "Известиях", а теперь еще и на телевидении, и занят устроением в России "гражданского общества" больше, чем литературными новинками; Андрей Василевский - главный редактор, это уж и вовсе особая профессия. И я тоже почти все 90-е занимался больше "жизнью", чем литературой, а кто думает, что "Голод" - это "возвращение" в критику, жестоко ошибается.

Словом, практически вынесло нас с литературного поля, и заняли его, как говорится, "всякой твари по паре". Подобие классификации дано в недавней статье Сергея Чупринина "Граждане, послушайте меня...", поэтому состязаться с ним не буду.

Люди разного таланта и качества - от очень даровитых Кузьминского, Данилкина и Бавильского до посредственных Басинского, Ольшанского и Пирогова - работали с литературой, как их душеньке было угодно: кто-то увлеченно выдумывал и теоретически обосновывал новые "измы", кто-то "защищал традиции", кто-то был озабочен привитием "дичка" массовой культуры к одряхлевшему стволу литературы "толстожурнальной", кто-то откровенно пошел на службу крепшему книгоиздательскому бизнесу.

Весь этот карнавал поначалу не казался веселым: хаос раздражал, и именно тогда, наверное, я вдруг почувствовал вкус к "традиционализму", в котором обвинил меня недавно Михаил Эдельштейн. Кстати, энергия раздражения часто питала "Голод" и другие мои тексты на литературные темы последнего времени. Евгений Ермолин в недавней (и довольно таки поверхностной) статье "Критик в Сети" даже определил меня так:

Агеев в Сети смел и умен. Но притом - зоил, мизантроп и привередник. Ему трудно бывало угодить. Агеева неприятно поражало все подряд. Даже почему-то "совершенно бесстыдная пиар-кампания по поддержанию интереса просвещенной публики к изделиям Дж.К. Роулинг о Гарри Поттере" - "дебильной жвачке". Ни больше ни меньше. А что ему может понравиться - никогда заранее не угадаешь. Умел Агеев быть язвительным, умел походя оскорбить и пройти мимо брошенных наземь оппонентов.

За "смел и умен", конечно, спасибо, а насчет "мизантропа" можно и поспорить. Впрочем, что правда, то правда - многообразные поводы для такого восприятия я давал.

Но вот чудо: прочитал я недавно упомянутую статью Чупринина, выдержанную, на мой взгляд, в слишком скорбных тонах (а до того прочитал его же статью про "нулевые годы"), вернулся после долгого отсутствия в РЖ - и испытал - не поверите - отчетливое чувство благодушия.

Взять хоть РЖ: несколько дискуссий, среди них та самая, о критике, в которой я сейчас притворяюсь, что участвую. И вроде бы страсти нешуточные: очень умная, но испытывающая к литературе чрезмерный пиетет Анна Кузнецова схватывается с Михаилом Эдельштейном, который считает, что критика литературу избаловала снижением критериев оценки; а потом в спор вмешивается Владимир Губайловский, ответственно заявляющий:

Критика не может ставить перед собой задачу объективного отбора и объективной (то есть не зависящей от того, кто эту оценку высказал) оценки произведения, потому что критика в достаточно общем случае не имеет инструментов для решения этой задачи. И если критик ставит ее перед собой, ему останется только одно: брезгливо отвернуться от современной литературы - где все невнятно, не продумано, не оценено, не смягчено и не детализировано исторической перспективой, где по классическим канонам не существует ничего. Отвернуться, объявив все нестоящим упоминания, или произвольно объявить 4-5 писателей подлинными, а всех остальных мнимыми величинами. Почему 4-5, а не 20-30? Потому что много хороших писателей не бывает.

Потом Николай Александров опять говорит про дефицит качественной литературы.

Ну, и так далее. А мне хочется сказать: "И ты, Абрам, прав, и ты, Сара, не виновата". Мне нравится, что все тут на разных грядках выращенные, в разных школах обученные, друг с другом так часто несогласные.

И не хочется мне, чтобы из этого хаоса рождался какой-то Космос (что-то мне кажется, что в критическом "Космосе" я уже побывал однажды). Нынешний хаос представляется мне вполне уравновешенным и, значит, жизнеспособным. Спорить хочется со многими (и хочется получать от этого удовольствие), а вот "давать отпор" - только тогда, когда из хтонических глубин словесности всплывает вдруг некий заряженный древними энергиями персонаж и пытается прогнуть своей тяжестью литературное пространство.

Как, например, сделал это Солженицын, опубликовав в последнем номере "Нового мира" очередной опус из серии "Литературная коллекция" - на сей раз о Давиде Самойлове.

Может быть, и скажу об этом несколько слов - в следующем "Голоде".


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Евгений Майзель, Subject: Живой Журнал словами писателей /06.06/
Каким образом писатель распределяет потоки своей не бесконечной речи - что-то в ЖЖ, что-то в периодику, что-то в стол и далее - в корзину либо в издательство, - об этом мы намереваемся спросить литераторов, объединяют которых русский язык и Live Journal.
Геннадий Красухин, 170 лет ожидания, или Злоключения "Медного Всадника" /06.06/
Вот уже почти двадцать лет я борюсь за то, чтобы восстановить для читателя подлинный текст "Медного Всадника", проясняющий подлинный смысл пушкинской повести.
Это критика /05.06/
Выпуск 6. Николай Александров: "Дефицит качественной литературы постоянно чувствуется".
Екатерина Васильева-Островская, Век описательности остался в прошлом /05.06/
Маргарита Шарапова вполне уютно чувствует себя в имидже социального аутсайдера, наделяя им и большинство своих героев, что даже послужило поводом для СМИ заподозрить автора в крайне левых настроениях.
Сергей Кузнецов, Не успеть /05.06/
Старое и новое. Выпуск 12. Мне бы хотелось, чтобы те, кому сегодня чуть меньше двадцати пяти, сделали усилие и прочли "Шествие". Хотя бы кусками, начиная с конца. Потому что потом будет поздно, потом уже - не успеть.
предыдущая в начало следующая
Александр Агеев
Александр
АГЕЕВ
agius@mail.ru

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100