Уже давно я знал, что напишу статью про "Промзону" Латыниной - и только ждал, когда очередь дойдет до "нового". Я уже знал, что напишу, - но мои планы были разрушены собственной журналистcкой привычкой к дотошности. Решив зачем-то выяснить хоть что-нибудь про прототипов героев "Промзоны", я обратился к Гуглю - и одним из первых он выдал мне ссылку на квикль Быкова. Пришлось прочесть - и поскольку Быков вполне убедителен, то теперь придется писать с неизбежной оглядкой на него. Хотя изначально я не собирался ничего говорить из того, что он написал, - а сейчас не собираюсь с этим спорить.

Для тех, кому лень идти по ссылке, скажу, что Быков описывает "Промзону" как производственный роман, справедливо пишет, что еще Сорокин почувствовал, что нет разницы - писать про то, как цемент делают или в цемент закатывают, обвинил роман в либеральной идеологии, проявившейся, в частности, в том, что главными супостатами оказываются в романе спецслужбы, а также в том, что там нет образов простых людей и пролетариев. Я немного утрирую (люди, которым лень ходить по ссылкам большего и не заслуживают), но в общем и целом Быков пишет именно это, и спорить тут нечего, все так и есть. Сказать это необходимо, чтобы вынести за скобки и говорить о том, что интересно лично мне.

Быков ставит роман Латыниной в контекст русской литературной традиции - начисто при этом забывая о существовании литературы зарубежной. Можно, конечно, съязвить, что как всякий патриот и русский государственник Быков считает, что литература обрывается там, где кончается русский язык, но это будет мелочный и несправедливый выпад, да и не о Быкове у нас речь. Так или иначе, я убежден, что Марио Пьюзо и Джон Гришем имеет куда большее отношение к "Промзоне", чем "Сердца четырех" Сорокина.

Латынинский роман сделан по простому рецепту, опробованному двумя упомянутыми выше авторами и множеством других создателей бестселлеров: надо взять область, которую ты знаешь (или изучить ее специально), добавить немного секса, насилия и простых человеческих эмоций, простроить сюжет и придумать героев. Потом написать толстый роман, стараясь, чтобы он не был слишком концентрированным, но, вместе с тем, про каждого из героев было написано достаточно, чтобы читатель их не путал друг с другом и проникся к ним какими-нибудь эмоциями.

"Промзона" - хороший пример того, что при всей уникальности русской литературы универсальные рецепты работают и тут. Впрочем, несмотря на простоту, следовать этим рецептам не так-то легко. Надо, во-первых, обладать должным профессионализмом, чтобы выдержать пятьсот страниц интересного сюжета и обрисовать десятку главных героев, во-вторых, удержаться от того, чтобы не начать писать про то, что интересно лично тебе, но не имеет отношения к делу, в-третьих - по-настоящему знать материал.

Последнее, может быть, самое важное. Марио Пьюзо знал мафию, а Гришем знает про юриспурденцию - и то, как мы воспримем роман Латыниной, прежде всего зависит от того, верим ли мы в ее знание механизмов российской экономики. И тогда, читая книжку, мы считаем, что узнаем про экономику, а вовсе не про людей. А люди тут - только для того, чтобы не путать АМК с группой "Сибирь": в первой Сляб и Денис, а во второй кореец Цой и бандит Бельский. Между ними бегают перебежчики, девушки и мелкие бандиты; над ними - Президент и его полпред. Психология людей в таком романе довольно проста: они вожделеют к другим людям и материальным ценностям. Появись в романе "Промзона" идеалист, радеющий о благе отечества или о спасении души, это было бы изменой выбранному жанру: люди, как я уже сказал, репрезентируют экономические структуры, а экономической структуры, соответствующей душе, не существует (в принципе, кто-то мог бы позащищать интересы отечества, но, видимо, существование таких людей в промышлено-политических кругах невозможно). По этой же причине в "Промзоне" невозможно появление рабочих - про них можно сказать, что они не получают зарплаты по полгода и потом разбивают палаточные городки, но на этом их участие в экономической жизни страны, увы, оканчивается. Жаловаться на то, что нигде не сказано, что именно они производят то, что продают герои романа, так же странно, как жаловаться на то, что в "Крестном отце" не изображены простые труженики США, которых грабят мафия и монополии. В конце концов, читатель Латыниной читает про экономику России, а читатель Марио Пьюзо - про мафию в США. По большому счету, это нон-фикшн, замаскированная под роман.

Маскировка эта оправдана, потому что иногда случаются чудеса - так, под взглядом Копполы "Крестный отец" оказывается эпосом о власти, династиях и цене успеха. Это можно извлечь из романа Пьюзо - точно так же, как из романа Латыниной можно извлечь историю одиночества Константина Цоя. Для этого, впрочем, нужен глаз Копполы и талант Марлона Брандо - но главное не в этом.

Читателю, по большому счету, неинтересно про одиночество олигарха Кости Цоя. Ему интересно про то, как функционирует власть и экономика России, - потому что книжек про одиночество пруд пруди, а про экономику не то что романа - даже хорошего репортажа днем с огнем не сыщешь. Говоря о массовой беллетристике, сейчас в России всего нужней романы, из которых люди узнали бы про страну, где они живут, - а про чувства и эмоции они сами додумают.

• Предыдущий выпуск