Многоуважаемый г-н редактор,

поводом для моего письма послужила публикация на web-страницах "Круга чтения" заметки А.М.Пескова "Первенство и власть". А.М.Песков публично обвинил меня в фальсификации печатных документов и срыве планов по изданию Полного собрания сочинений и писем Боратынского, а заодно оскорбил моего друга и коллегу М.И.Шапира. Редакция "Круга чтения" изъявила желание "предоставить возможность высказаться другим участникам описываемых событий". Такая возможность должна быть предоставлена мне, поскольку, вопреки заявлению А.М.Пескова о том, что он якобы вел какие-то беседы на эту тему с М.И.Шапиром, последний - заявляю это со всей категоричностью - "участником описываемых событий" не был.

Позволю себе кратко изложить предысторию "Первенства и власти", обращая внимание на некоторые существенные "детали", о которых А.М.Песков предпочитает умалчивать.

В 2002 г. увидел свет первый том Полного собрания сочинений и писем Боратынского под редакцией А.Р.Зарецкого, А.М.Пескова и автора этих строк (руководитель издания - А.М.Песков). Тексты в этом издании подготовлены по прижизненным публикациям и авторитетным рукописям с сохранением орфографии и пунктуации источников. Напомню, что на Международной научной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения Боратынского (она состоялась в феврале 2000 г. в Институте мировой литературы), А.М.Песков выступал против сохранения аутентичного правописания и предлагал издавать Боратынского в модернизированной орфографии (образцы подачи текстов в будущем собрании сочинений были розданы участникам конференции в качестве иллюстративного материала). Однако основной текстологический труд в первом томе нового издания проделал не А.М.Песков, а совсем другой человек, о чем прямо сказано в разделе сведений об ответственности: "Текстологическую работу провел и к публикации тексты подготовил А.Р.Зарецкий" (т.1, с.4). Теперь А.М.Песков скромно именует эти результаты "своей (!) текстологической работой", а главного текстолога и соредактора издания - всего лишь "одним из своих сотрудников". Показательно, что, пытаясь присвоить себе труд своего студента и аспиранта А.Р.Зарецкого, А.М.Песков не удосужился даже упомянуть его имя!

Еще за полтора года до выхода тома А.Р.Зарецкий писал в журнале "Новая Русская Книга" (2000, #6), что в своих исследованиях по текстологии русской литературы М.И.Шапир "формулирует принцип, который можно назвать его "категорическим императивом": [...] "в изданиях академического типа орфографию и пунктуацию оригинала нужно сохранять в неприкосновенности" [...] Главный аргумент противников этой точки зрения состоит в том, что модернизация орфографии не затрагивает значимых элементов текста. Шапир это опровергает: всякое насильственное вмешательство неминуемо ведет к деформации смысла, к искажению языковой и стихотворной формы". В точном соответствии с этой оценкой в первом томе нового собрания сочинений Боратынского было помещено примечание: "При подготовке настоящего издания мы руководствовались текстологическими принципами, которые впервые получили серьезное теоретическое обоснование в работах М.И.Шапира" (далее следует ссылка на шесть работ Шапира 1994-2002 гг.). Это примечание, текст которого составлен мной и скорректирован А.Р.Зарецким, было подписано только двумя редакторами тома, поскольку А.М.Песков категорически отказался давать его как общередакционное. О причинах своего отказа А.М.Песков кратко поведал в послесловии ко второму тому того же издания, вышедшему в конце 2002 г. (т.2, ч.1, с.409), а в развернутом виде (и с добавлением пикантных подробностей) - в заметке "Первенство и власть".

Контраргумент у А.М.Пескова, собственно, один. Он утверждает, что текстологическая концепция М.И.Шапира неоригинальна: "Так, например, печатали тексты еще в 1970-е годы в тартуских изданиях Ю.М.Лотман и Б.А.Успенский". Здесь, наверное, не место подробно обсуждать расхождения между концепциями Ю.М.Лотмана и М.И.Шапира. Укажу лишь на три принципиальных отличия:

• Ю.М.Лотман и другие участники тартуских периодических изданий сохраняли правописание источника только в тех случаях, когда воспроизводили тексты дипломатически, а в критических научных изданиях пользовались модернизированной орфографией.
• М.И.Шапир настаивает на недопустимости модернизации текстов не только в дипломатических, но и в критических изданиях.
• Ю.М.Лотман предлагал сохранять в критических научных изданиях русской классики авторскую орфографию, а не орфографию источников текста (в число которых могут попадать неавторские рукописи, авторизованные и неавторизованные печатные публикации и т.д.).
• М.И.Шапир предлагает там, где это возможно, сохранять в критических изданиях орфографию источников.
• Ю.М.Лотман и многие другие исследователи считали нужным воспроизводить только отдельные, наиболее релевантные элементы аутентичного правописания и не распространяли тезис о консервации текста на всю орфографическую систему.
• М.И.Шапир первым предложил сохранять не только всю орфографию, но и, по возможности, пунктуацию источника. Тем самым статус орфографических и пунктуационных разночтений существенно повысился.

Добавлю, что мне не хуже, чем А.М.Пескову, известно, чему учили и чему не учили в Тарту (я закончил Тартуский университет, где работал в семинаре Ю.М.Лотмана и защитил под его руководством дипломную работу о лирике Боратынского). Если мои слова, как специалиста в этой области, что-то значат, то я утверждаю: принципы, о которых идет речь, впервые системно сформулировал М.И.Шапир. Но в текстологическом примечании к первому тому Полного собрания сочинений и писем Боратынского сказано и того меньше: здесь, как и в процитированных выше словах А.Р.Зарецкого, говорится, что у М.И.Шапира эти принципы "впервые получили серьезное теоретическое обоснование". Действительно, Шапир доказал и показал на конкретных примерах (преимущественно на материале поэзии "золотого века"), что модернизация текста неизбежно ведет к искажению его формы и содержания. Этот тезис нуждался в доказательстве, ибо не был самоочевиден - ведь тот же А.М.Песков раньше с ним не соглашался, а теперь, как видите, согласился! Что же касается утверждения, будто установление орфографического режима научного издания не относится к числу основных текстологических принципов, то это новшество впервые внедряется в текстологию А.М.Песковым, который, судя по всему, вообще стремится свести число научных и жизненных принципов к минимуму. Чем же иначе объяснить тот прискорбный факт, что в своей заметке А.М.Песков не останавливается перед откровенной ложью?

Не знаю, чего нынче стоят обличения (судя по заметке "Первенство и власть" - немногого), но у меня есть все основания обвинить А.М.Пескова в предумышленной лжи. Разбирать все случаи так называемого вранья у меня нет не сил, ни желания, но дезавуировать некоторые все же придется.

Стремясь поставить под сомнение мою компетентность в вопросах текстологии Боратынского, А.М.Песков заявляет, что "И.А.Пильщиков [...] в подготовке текстов для ПСС не участвовал", и дальше перечисляет, чего именно я не делал. Не буду доказывать, что как соредактор тома я принимал полноценное участие в проверке всего материала, в том числе вносил исправления в основные тексты и в разночтения (эти поправки были учтены А.Р.Зарецким), - укажу только, что в своей заметке А.М.Песков "забыл" назвать в числе соредакторов не только А.Р.Зарецкого, но и меня. Еще грубее противоречит реальному положению дел утверждение А.М.Пескова, что я будто бы "не составлял текстологических справок", - в разделе сведений о лицах, несущих ответственность за первый том ПСС Боратынского, сказано ясно: "Текстологические примечания составили О.В.Голубева, А.Р.Зарецкий, А.М.Песков, И.А.Пильщиков" (т.1, с.4). Затем, А.М.Песков сообщает, что я "не определял порядок публикации текстов" и не участвовал в установлении эдиционной иерархии разных редакций произведений Боратынского. Чем же тогда объяснить тот факт, что обоснование статуса разных редакций и отдельных вариантов целого ряда произведений Боратынского находится не в коллективных текстологических примечаниях, а в пояснительных комментариях, составленных мной лично и подписанных только моим именем (см. т.1, с.321, 383 и др.)? Выходит, что А.М.Песков хочет присвоить себе не только теоретические формулировки М.И.Шапира и текстологическую работу А.Р.Зарецкого, но и мой собственный труд редактора, текстолога и комментатора. О том, что именно мне принадлежит, кажется, единственная за последние двадцать лет статья, посвященная текстологии Боратынского (Philologica, 1999/2000, т.6, #14/16, с.377-390), А.М.Песков даже не заикается, - но это, конечно, уже мелочи.

Для того чтобы окончательно меня дискредитировать, А.М.Песков заявляет, что "1-й том был подготовлен к печати на полгода позже срока, ибо именно И.А.Пильщиков принялся за работу в то время, когда ее надо было сдавать, и в результате сделал только треть обещанного (64 комментария вместо 189)". Замечу, что 189 стихотворений было напечатно не в одном, а в двух томах Боратынского - в этом легко убедиться, взяв в руки вышедшие книжки (т.1 и т.2, ч.1). В первый же том должно было попасть около 90 стихотворений, но попало на два десятка меньше - 69 (64 комментария к ним, занимающих около 150 печ. стр., написано мной - в основном единолично, а отчасти в соавторстве; остальные 5 комментариев составлены другими участниками издания). Если бы мне и можно было что-то инкриминировать, так это не сто двадцать, а всего лишь двадцать "недостающих" комментариев. Но А.М.Песков не потрудился известить читателей, что он сам попросил меня оторваться от составления историко-литературных комментариев и включиться в работу над текстологическими примечаниями ко второму тому Полного собрания, готовившемуся параллельно с первым (тем более что и с семью десятками текстов первый том получился достаточно увесистым - 511 с.). По счастью, этот факт документирован - в разделе сведений об ответственности за второй том Полного собрания сочинений и писем Боратынского сказано: "Примечания составили О.В.Голубева, А.Р.Зарецкий, А.М.Песков; на начальном этапе подготовки тома в составлении примечаний принимал участие И.А.Пильщиков" (т.2, ч.1, с.4). Интересно, как увязать это - уже второе - "признание" А.М.Пескова с его же утверждением, что я вообще "не составлял текстологических справок"?

Наконец, я должен сказать несколько слов по поводу патетического рассказа А.М.Пескова об ультиматуме и фальсификации. Я считал себя вправе отказаться от участия в издании, где не выполняются элементарные нормы научной этики и где сотрудникам не позволено ссылаться на предшественников. Если А.Р.Зарецкий полагал, что он руководствовался работами М.И.Шапира, - он вправе был заявить об этом, и А.М.Песков не имел оснований чинить ему препятствий. Чтобы добиться справедливости, мне пришлось пригрозить А.М.Пескову своим выходом из издания. Однако это всего лишь факт из истории личных отношений, не имеющий касательства к вопросу о приоритетах, и мне непонятно, зачем наш личный конфликт А.М.Песков решил год спустя выставить на всеобщее обозрение. Что же до утверждения, будто обсуждаемое примечание я напечатал под своей подписью и подписью А.Р.Зарецкого и таким образом якобы фальсифицировал подпись последнего, то это - порочащая меня ложь, или, иначе, клевета, опровергнуть которую сможет (если, конечно, захочет) только А.Р.Зарецкий. Именно ему, напоминаю, принадлежит окончательная редакция крошечного примечания, которое вот уже второй год не дает покоя А.М.Пескову.

В конце своей заметки А.М.Песков рассуждает о "людях, ставящих целью достижение славы, первенства и власти", которые "обычно не особенно раздумывают над средствами полемики с теми, кто сомневается в правомерности их претензий". Боюсь, что, приписывая мне все эти честолюбивые стремления и неразборчивость в средствах, А.М.Песков, как говорится, "валит с больной головы на здоровую": в действительности он лишь создает точный психологический автопортрет. Ему не впервой раздувать свою роль в том или ином издании за счет намеренного приуменьшения вклада своих сотрудников (часто в каком-то отношении от А.М.Пескова зависимых). Например, в одной из предыдущих книг, вышедших под руководством автора "Первенства и власти", - в "Летописи жизни и творчества Е.А.Боратынского" (М., 1998) - на титульном листе большими буквами написано: "Составитель А.М.Песков", а на обороте титула написано уже маленькими: "Текст подготовили Е.Э.Лямина и А.М.Песков". Помнят ли о незаметной строчке петитом все те, кто называет эту книгу "песковской летописью"?

Вот, пожалуй, и всё, что я хотел бы сказать по поводу бессовестного пасквиля на меня и моих коллег, опубликованного А.М.Песковым.

С неизменным уважением,

Игорь Пильщиков