По дороге к метро я встречаю своего бывшего одноклассника. У него весна, и все не очень хорошо. Не очень хорошо - это значит, он отказывается пить нейролептики, слышит голоса. Голоса разговаривают с ним на отвлеченные темы, советов не дают, а так, рассуждают. Вероятно, это потому, что он читает эзотерическую литературу. Особенно труды одной дамы с пышным, как в мексиканских сериалах, именем. Я не запомнил, конечно. Он полагает, что с ним говорит бог. Его немного беспокоит отсутствие формального критерия, по которому он мог бы отличить, точно ли это бог, а не кто-нибудь другой, менее симпатичный. Я немедленно вспоминаю совет святителя Игнатия Брянчанинова: если кто является и вступает в беседу, нужно со всей решительностью и строгостью спросить его: Кто ты и откуда? Если собеседнику есть, что скрывать, он, скорее всего, замешкается, смутится и малодушно растает в воздухе. Ангелы же и прочие с безупречными характеристиками охотно назовут видовую принадлежность и представят хорошее резюме. Я не рассказываю ему про эту прекрасную методику, а только советую почитать кого-либо из Отцов - вместо дамы. Оставшийся отрезок пути думаю о том, что вот же, вот, ругают Юнга, я и сам его разлюбил, а поди ж ты - религия опосредует изумление при встрече с содержанием бессознательного.

Голоса с той стороны ¹. Знакомая девушка рассказывает о том, как, поговорив по сотовому с любимым (живущим по ту сторону российской границы и даже по ту сторону Геркулесовых Столбов), она выходит из пятизвездочного московского отеля на площадь и видит огромный транспарант с его именем. Против желания начинаешь чувствовать себя взъерошенным Мелом Гибсоном из "Теории заговоров". Несколько раз в день напоминаешь себе, что при такой плотности текстов в большом городе вообще удивительно, что они не складываются еще в роман с продолжением, а шевелятся и переползают с места на место как-то по отдельности, сами по себе.

Остроумный академик Зигель, кажется, писал в одной из научно-популярных книжек моего детства, что планеты и звезды оттого шарообразны, что все представляют собой сечения четырехмерной сферы. Ну вот как если ножом отрезать от шарика кусочки, то в сечении получается круги. А если шарик четырехмерный и нож тоже движется в четвертом измерении, то получаются сферы. Примерно то же происходит с этими городскими текстами. Все они - фрагменты четырехмерной литературы, на поверхности которой мы и живем, все они - извлечения из текста - безграничного, но не бесконечного: как безгранична, но не бесконечна поверхность яблока для ползущего по нему двухмерного муравья.

Несколько лет тому назад вся Москва была исписана граффити: Рожайте детей в январе. Сколько мы ни старались, нам не удалось придумать сколько-нибудь убедительной интерпретации: примитивные астрологические были сразу отброшены. Тогдашний близкий мой приятель предположил, что мы имеем дело с попыткой менеджмента в духе описанного Лемом в "Сумме технологий" Черного Ящика. На выходе могло оказаться что угодно. Можно представить себе, сколько следствий у всплеска рождаемости в январе определенного года.

Если это действительно была PR-кампания, то она была проведена на вполне приличном уровне. Среди моих знакомцев не было ни одного человека, который не заметил бы этих категоричных рекомендаций. Я очень хотел бы ознакомиться со статистическими данными и посмотреть, не было ли всплеска рождаемости в январе того года, когда появились надписи и, возможно, следующего. Боюсь, правда, что роль мероприятий по связям с общественностью, как всегда, преувеличена и граффити эти были всего лишь размноженной репликой одного из четырехмерных персонажей, экзальтированного молодого человека в духе Чацкого. Вероятно, по авторскому замыслу, он действительно был увлечен астрологией, мечтал о магии, о возможности манипулировать массами, - и авторской же милостью эта возможность была ему предоставлена. За счет массовки, статистов, нас. Как он распорядился этим подарком - другой вопрос. Я хотел бы ознакомиться со статистическими данными, но, кажется, через пару лет после описываемых событий начальство Госкомстата как раз посадили. Или, во всяком случае, собирались посадить. Trust no one. Truth is out there. Доброе утро, агент Малдер, не верьте, не просите, не бойтесь. Рожайте детей в январе. Вас не догонят, мы обещаем.

А русское дворянство покоится в Донском монастыре, - гласила надпись, сделанная мелом от руки на красных железных воротах, три года назад. Что это, как не реплика в диалоге, которого мы не слышим полностью? О чем они говорят? Понятно, о судьбах Родины, о русской революции с мальчишескими кудрями, что-то такое. Белое дело, Ледовый Поход, кинотеатр "Перекоп". Вне такого диалога эта надпись на воротах в безымянном переулке не может означать ничего. Конечно же это яблоко - только сечение четырехмерного яблока нержавеющим дачным ножом, железо к железу, холодное лезвие к холодному лету, последнее, впрочем, уже из этого года. Хотя какая разница? Время в Плероме - условность, абстрактная категория.

На годы моей учебы в Университете пришлось появление огромного количества надписей в транспорте, сделанных от руки округлым детским почерком. Детсадовские считалочки, стишки, палиндромы. Карандашом по серому, мелким пятнышком, пластику: но невидим архангел, мороз узором лег на храм и дивен он. Жил на свете человек, скрюченные ножки. Мы вычисляли рост этого человека и его маршруты: по всему выходило, что он жил (и живет, может быть) где-то на южном конце серой ветки, Нахимовский Проспект, Чертаново, Севастопольская. Теперь я думаю, что все это было вотще. Если он вообще жил в каком-либо из известных нам мест мира, то это было к югу от любой известной границы, к западу от любого Солнца. Прямо сейчас - это же место, где времени нет, - прямо сейчас я вхожу в промерзший автобус, петляющий по маршруту #103, сажусь на одинокое сиденье, последнее перед гибким сочленением, елозящим кругом, - и вижу очередное nursery rhime из тех, что я лучше опознаю по-английски, чем по-русски, потому что в детстве я читал сначала Mother Goose, а уж потом Маршака. Элизабет, Бесси и Бесс вместе отправились в лес. Следующая остановка - метро "Университет". Писал, наверное, ребенок. Только дети и href="http://www.peoples.ru/art/literature/prose/roman/wolfe/">Томас Вулф пишут простым карандашом. Только у детей да у Юджина Ганта такой почерк. Только ребенок и ангел, глядя на свой дом, видят волшебное, узоры и снег. Только кто-нибудь вроде Кассия, сидящего над Берлином, свесив ножки, как на гигантских качелях, только кто-нибудь вроде ребенка, только они и говорят с нами с той стороны, - пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, к югу от четырехмерного холодного лета, совсем близко от мексиканской границы.

Голоса с той стороны. На самом деле, никаких сторон нет. Есть сечения четырехмерной болтовни разнообразных существ, мелких, крупных, черно-белых, цветных, неизвестно где обитающих, неизвестно как беременеющих, отнесенных неизвестно к каким видам, семействам и классам. И еще, конечно, нож. Холодное лето, лезвие "Золинген", даосский мясник.

Отвернись. Закрой глаза. Уткнись в книжку. Улыбнись девочке, сидящей в вагоне метро, напротив. Не слушай. Не спрашивай, кто. Не спрашивай, откуда. Потому что все равно не получишь ответа, не надо играть в Улисса и Полифема, незачем. Это обрывки разговоров из ниоткуда. Стихи, которых не слышат. Предпоследние слова, невнятные только нерадивым.

Ты выходишь из холла московского "Мариотта", пятизвездочного, лоснящегося бесхолестериновым стерильным жирком. Телефон в кармане бьет крупная дрожь. Под портретом американского президента на мелкой купюре, случайно уцелевшей в твоем кошельке, проступает надпись Wanted for murder. И тут ты думаешь, что можно, конечно, обманывать всех людей некоторое время и можно обманывать некоторых людей все время, но никому, кажется, не удавалось еще обманывать всех людей все время. И тут ты думаешь о том, что твоя дочь родилась в феврале, перебираешь дни рождения детей друзей и знакомых, понимаешь, что ни у кого из них день рождения не приходится на январь, улыбаешься, толкая тяжелую дверь при входе в метро: они не выиграли, мы не проиграли.

Голоса с той стороны, разговоры со всех сторон. В этом городе букварь сам собой открывается на первой странице.

---

Примечания:

¹ - С одной стороны чего? С другой стороны чего?

- Чего, чего... Гриба, конечно.