Русский Журнал: Небезызвестный вам Лев Шпринц в интервью "Огоньку" в июле 2002 года сказал: "Всю свою жизнь, за небольшим исключением, занимаюсь только тем, что мне интересно". Про себя вы можете так сказать?

Виктор Гоппе: Безусловно. То, что мне интересно, стало моей профессией. Один издатель сказал, что ему нужно заработать деньги, а уж потом думать об отдыхе. А у меня отдых и работа совмещены.

Что касается публикации в "Огоньке", как и во многих других статьях, тут идет перетягивание одеяла. Может сложиться мнение, будто я работаю под началом Шпринца. Это не так. Шпринц - коммерсант, занимающийся книжными изданиями.

РЖ: Часто в творческих союзах происходит нечто подобное?..

В.Г.: Все чаще и чаще. Пять лет назад я еще был романтиком. Я часто поправляю людей, они даже, бывает, извиняются, но от этого не легче. Ведь публикация - факт истории, вот почему Всеволод Некрасов во всех своих изданиях отстаивает фактологию.

РЖ: Вы разочаровываетесь в кураторах, издателях, журналистах, художниках?..

В.Г.: В основном в людях, связанных с деньгами.

РЖ: Кем вы себя ощущаете?

В.Г.: Во мне погибает путешественник. Я люблю Бальмонта - не столько поэзию, сколько его образ жизни. Какой-то этап жизни у меня был связан с путешествиями.

РЖ: Внешне вы не очень похожи. Не хотели отрастить эспаньолку?

В.Г.: А у меня была. Один раз я снимался в кино, и мне подклеивали бородку, а потом отрастил собственную.

РЖ: По образованию вы художник-керамист. Интерес к искусству у вас наследственный?

В.Г.: Нет. Правда, дедушка работал краснодеревщиком. Мама - белошвейка, собрала дома большую библиотеку. Папа - промышленник, был конструктором, начальником производства... Сестра - прямая мне противоположность, богатый человек, работает в банке, мы изредка встречаемся.

Интерес к керамике у меня на втором месте, после скульптуры. Я и сейчас занимаюсь скульптурой, но не так старательно.

РЖ: Кто вам близок из художников, или, скажем, из "художников книги"?

В.Г.: Несмотря на совместные проекты с Карасиком, Тишковым, общего у нас мало. Хотя они приверженцы жанра, как и я. Таких людей в России человек 15. Все это любопытно, но...

РЖ: Это касается персональных выставок или совместных?

В.Г.: Для своих персональных я делал каталог, выступал как куратор, много было выставок совместных... Что касается художников вообще, мне интересен Бартенев, Кулик. После работы с Некрасовым следующей будет книга Кулика.

РЖ: Кому принадлежит идея этой книги?

В.Г.: Нас познакомили на предмет издания, он мне передал "Десять заповедей зоофрении". Очень смешно, в ней будут английские и французские транскрипции... в общем, культура Кулика.

РЖ: А как относитесь к Бреннеру? У вас была совместная работа.

В.Г.: Да. В 1994-м такая куртуазная книжка "Еженедельник". Не буду приводить цитаты оттуда. Мы сделали маленький тираж, и она сразу разошлась как нелепая поделка.

За последние годы у меня образовался издательский план. Раньше я заканчивал одну книжку и начинал другую, а сейчас в работе две-три. Какими-то вещами удобнее заниматься параллельно, делать две книжки в одной технике.

РЖ: Какой вам жанр ближе из освоенного?

В.Г.: Все-таки скульптура. Меня знают именно как книжного графика и не рассматривают ее отдельно, и хотя я выставляю скульптуру, иногда пополняю ею издания...

РЖ: Может, это связано с тем, что сейчас время синтетических форм.

В.Г.: Да, меня это как раз и занимает. Скульптуру я декорирую текстом, он делает ее более наполненной.

С книгой все более-менее ясно. На выставке в Париже меня назвали "конструктором книги". Это приятно, но не соответствует действительности.

РЖ: Вы имеете в виду выставку в галерее "Граф"?

В.Г.: Да. До этого и после в Германии я видел книги - настоящие конструкторские сооружения, сделанные разными людьми. Например, раковина моллюска, где моллюск - книжный блок, а раковина - обложки.

РЖ: На прошлой неделе я была на выставке "Коллаж в России" в Музее личных коллекций. Там выставлены ваши "Пирамида Станиславского" и "Карусель Станиславского". Эти работы связаны с "Башней" Татлина?

В.Г.: В прошлом году фонд Станиславского попросил меня оформить вручение премии. Я занимался афишей, буклетом. Одна картинка пошла на афишу, другая - на обложку буклета. Да, в них внутренняя полемика с Татлиным, но при этом прямое отношение к Станиславскому и его наследию, которым сейчас занимаются люди, по-моему, никакого отношения к нему не имеющие. Я увидел кухню премии, весь этот лохотрон, поэтому назвал картину "Каруселью Станиславского".

РЖ: Какая выставка оказалась самой интересной, самой плодотворной в смысле творческих контактов, может, после нее начался новый этап?..

В.Г.: Каждая приносит новые знакомства. Неретроспективные всегда интересны. Ретроспективные труднее - это связано с каталогом, к тому же меня всегда смущает то, что придут люди, которые это все уже видели... А два раза в год показывать что-то новое - невозможно, есть предел работоспособности.

Было много выставок, посвященных отдельным издательским проектам. Из таких запомнилась - "Книга-спектакль", состоявшаяся в галерее "Пересветов переулок". Мне нравится театр "Эрмитаж", Левитин занимается обэриутами, в малом репзале я не раз смотрел "Кругом, возможно, Бог" Введенского. И сделал книгу по этому спектаклю. Оператор снял спектакль на видео, потом вывел нужные мне стоп-кадры, я выстриг персонажей и сделал коллажи - несуществующие мизансцены наполнил авторским текстом. Будто участники входили в ткань 30-х. В галерее актеры сыграли несколько сцен, для меня важно было сохранить нечто живое.

Жизнь книги коротка. Даже роскошная книга замирает на полке букиниста, в книжном шкафу коллекционера. В Чеховской библиотеке я устраивал акцию с "Книгой-бутылкой" Сапгира. На банкете наливали в нее портвейн, люди пили, а т.к. она двухсторонняя и напоминает скрипку, я еще "играл" на ней.

Сейчас готовится книга по гоголевскому "Носу". Идею издания предложил Шпринц, я сделал 12 офортов и обыграл идею, будто майор Ковалев потерял не нос, а причинное место.

РЖ: По легенде, вначале в тексте Гоголя так и было, но по требованиям цензуры он внес изменения...

В.Г.: Говорят, Пушкин высказался на эту тему в мужской компании, получился такой перевертыш. Книга роскошно издана, презентация должна состояться этой осенью в "Сатириконе". Тут нужен театральный разворот, два-три персонажа: Пелагея, Нос и майор Ковалев. Хотя тираж частично распродан, проект для меня пока не закончен.

РЖ: Несмотря на все ваши попытки, книги быстро мертвеют?

В.Г.: Да, мертвеют и хужеют. Вы видели каталог моих работ из собрания Алшибая? В нем представлены книги и вещи разных периодов. А на выставке я не показал и половины - частично по эстетическим соображениям, частично по литературным. С одной стороны, это хорошо - значит, есть рост, но с другой, плохо - сейчас тот период для меня незначителен. Хотя без него не было бы и настоящего.

РЖ: Получается, дорога и интересна только последняя работа?

В.Г.: Да. Интересен сам текст. В последнее время ко мне обращаются на предмет получения подобной продукции, примерно 50 экземпляров. Но если мне не нравится текст, я отказываюсь, - не могу пропустить через себя.

РЖ: Часто отказываетесь?

В.Г.: 50 на 50.

РЖ: Вы оформляли книги лианозовцев - Холина, Сапгира, Сатуновского, сейчас Некрасова... Вам близка лианозовская школа?

В.Г.: Я близко знал Холина. Относился к нему без замирания, обращался на "ты", словно с ним пожил или поездил... Мне нравится язык, придумки Холина и Сатуновского. Это не результат образованности, повседневные слова они чуть трансформируют или переиначивают. Вы встречались с Некрасовым?

РЖ: Нет. Я послала ему вопросы, - он предпочитает отвечать письменно. Какие условия необходимы для удачной работы: близкий автор, интересный текст?...

В.Г.: Нравится - не нравится... Шпринц предложил издать избранное Веры Павловой, выбрал вещи эротического характера. Милая дама со своими фантазиями и грезами, но мне понравились только некоторые ее вещи. Шпринцу мой макет понравился, сейчас книга в работе.

РЖ: Раньше ее книги оформлял Константин Победин... Кого считаете своими предшественниками? Например, Юрий Нечипоренко в предисловии к каталогу выставки "Онегин и др." пишет о футуристах...

В.Г.: Работа с текстом и шрифтом привела меня к книгам. Коллаж я начал клеить лет 20 назад, преимущественно бумажный, хотя был предметный и корпусный. Конечно, я знал работы Зданевичей, Бурлюка... Но интерес шел изнутри. В книгах мне как раз часто недостает сотрудничества, работа ведь идет один на один.

РЖ: А автора вы не рассматриваете как соавтора?

В.Г.: Скорее, я о нем забываю. Бывает, не советуюсь. Сейчас делаю эскизы к Кулику - мне интересно сотрудничество, хотя мы не часто встречаемся. Еще неизвестно, чья часть в этой книге будет превалировать. Так уже бывало.

РЖ: С кем еще?

В.Г.: В книжке Холина "Почтовый ящик" мой дизайнерский ход гораздо сильнее текста. Иногда беру для издания стихи Миши Кудрявцева. Он - величина в плане антиквариата, а я создаю прогрессивный вектор для его тихой поэзии

РЖ: Кем вы хотели стать в детстве? Или желания часто менялись?

В.Г.: Я много рисовал. В школьном возрасте видел себя садовником. Из меня вышел бы хороший садовник - я люблю сажать, постригать, ухаживать за растениями.

РЖ: А в садовом дизайне себя не пробовали?

В.Г.: Пробовал. Моя жена увлечена садовым дизайном, всем, что связано с камнями. Я ей помогаю и одновременно реализую свои юношеские интересы.

РЖ: Сколько времени проходит от задумки до реализации?

В.Г.: Зависит от техники исполнения. В основном 3 месяца. Только подготовительная и печатная стадии "Носа" заняли 1,5 года. Этот проект предусматривал много степеней участия. Еще несколько месяцев ушло на работу с типографией, переплетчиком.

РЖ: А были работы, которые вроде и состоялись, но, с вашей точки зрения, не получились? Может, тогда время их еще не пришло?

В.Г.: В основном мои издательские проекты не рассчитаны на дополнительные акции, но это не значит, что они не состоялись. Если, например, Райкин отклонит презентацию "Носа", для меня он останется несостоявшимся проектом.

Не в обиду вам будет сказано, но я не верю в действенность популяризации через интервью. Я спорил со Львом Шпринцем, когда он пытался продавать книги через Интернет. Особенно унизительно, когда мне потом говорили, что они стоят дороже или дешевле, - неважно... Через Интернет еще не продали ни одной такой книги. Что касается продаж, мне приходиться и лично этим заниматься, и через посредников.

РЖ: У вас, наверное, постоянный состав покупателей? Кто они, чем занимаются?

В.Г.: В основном из новорусского сословия, но с оттенками прогрессивности и образованности. Таким образом, вкладывают деньги

РЖ: Вы не теряли интерес к своим идеям во время разработки, когда на первый план, например, выходило что-то другое?

В.Г.: Нет. Я ведь делаю 2-3 непересекающихся проекта, хотя они часто одинаковы по технике исполнения.

РЖ: На каком этапе вы понимаете, что работа получилась? В начале, в середине или спустя время, услышав одобрительные отзывы коллег?..

В.Г.: Очень интересный вопрос. Что касается техники цветной гравюры, где три-четыре цвета, художник видит результат, только наложив последний цвет. Если рассматривать издание в целом, я сразу знаю, получится оно или нет. Особенно если сделан эскиз.

РЖ: Почему вам интересна высокая печать?

В.Г.: Вы видели высокую печать? Заметили, какая там бумага?

РЖ: Часто обои.

В.Г.: Дело тут в нанесении книжного знака, когда свинцовая гарнитура делает натиск, продавливает нечто многослойное - коллаж, модель... Лист, подготовленный для печати, представляет для меня декоративный характер, полуэстамп. Цепочка замыкается, когда на него ложится текст и он превращается в полноценный манускрипт. Часто сам шрифт и бумага создают настроение, не требуется ни обложек, ни выходных данных, ни иллюстраций. Для художника и типографа это высшее достижение.

РЖ: В дальнейшем не собираетесь обживать новые жанры?

В.Г.: В следующих книгах буду работать с тканью, инкрустациями.

РЖ: А с музыкой?..

В.Г.: Уже было. Белорусский оператор, который пишет стихи, отработал все этапы своего чтения на компьютере, наложил музыку Кадимского. Я перепечатал стихи на белорусский, на обложке сделал футляр для компакт-диска. Диски тогда еще были не столь распространены.

РЖ: С чем интереснее работать: с изображением или текстом?

В.Г.: Словесное искусство больше будит фантазию. Многие коллекционеры экспонируют произведения искусства дома. Уже и вешать некуда, а они все равно подсознательно ищут место. А тех, кто складывает работы в папки на специальные стеллажи, - мало. Но именно они настоящие коллекционеры - для них важен количественный фактор. Художники мне рассказывали, некоторые берут работу на дом, на проверку, чтобы она отвиселась. Это тоже самое, если покупатель скажет: "Я должен пожить с книгой. Не понравится, верну".

РЖ: У вас дома только любимые свои вещи?

В.Г.: Мне достаточно контакта с ними во время работы. Дома висят чужие работы. Количество увеличивается, но состав не меняется. Они мне нравятся как интонация, с которой можно что-то начать.

РЖ: Какие цвета любите?

В.Г.: Что считать любимым? Например, лиловый нравится, но он редко встречается в палитре. Искусствоведы заключили, что чаще всего я пользуюсь болотным и в унисон ему серым или коричневым. Говорят, в одежде преобладает зеленый. Я как-то встречался с журналисткой, сказал, буду в черном пальто. Мы 5 минут стояли рядом, она меня не узнала. Пальто не черное, а темно-зеленое, и она это разглядела.

РЖ: Для вас есть непререкаемые авторитеты?

В.Г.: Да, Владимир Кричевский. Он профессионал-типограф, написал несколько книг по типографике - как можно и как нельзя формировать тексты, иллюстрации. Он называет их "книгами для ворошения", я ношу их с собой каждый день. Что-то я не знаю, что-то знаю, но делаю не так...

Беседовала Елена Калашникова