Русский Журнал / Круг чтения /
www.russ.ru/krug/20030723_ls.html

Уважаемые товарищи потомки!
К 110-й годовщине со дня рождения Владимира Маяковского

Лев Соболев

Дата публикации:  23 Июля 2003

Восприятие Маяковского - читателями, поэтами, критикой, властью - огромная и по сути неразработанная тема. Ленинское "махровая глупость и претенциозность" отражало эстетический консерватизм большевиков, для которых социальная революция вовсе не связывалась (как связывалась для самого поэта) с революцией в искусстве - и долгие советские десятилетия вобрали сотни и тысячи попыток вливать "молодое вино в ветхие мехи", то есть выражать коммунистическую идеологию приемами классической литературы. Сталинское "лучший, талантливейший поэт нашей эпохи" было, по слову Пастернака, второй смертью поэта; его "стали вводить принудительно, как картофель при Екатерине". align="right">Такого "живого покойника" я и застал - сначала в годы ученья в школе и на филфаке, а потом и в школе, куда пришел работать. Было ясно, что изучать ("проходить") Маяковского по тем колеям, которые предлагали советские учебники и монографии вроде перцовской, было нельзя; мне очень помогли уроки моего старшего приятеля Александра Музылева и статьи Б.Эйхенбаума и Ю.Тынянова. Потом была книжка Н.Харджиева и В.Тренина "Поэтическая культура Маяковского", потом знакомство и дружба с Ритой Яковлевной Райт-Ковалевой... Надо сказать, что школьники приходили к выпускному классу с устойчивой аллергией на стихи "певца воды кипяченой", и даже слабая попытка показать, что поэт не исчерпывается "Стихами о советском паспорте" и что поэма "Владимир Ильич Ленин" не примитивный лубок, а довольно сложный текст, имела вполне ощутимый успех (у меня хранятся десятки анкет с ответами учеников на вопросы о поэте).

Маяковский пришел в литературу с бунтом, неприятием мира. И это не академически отмеченная черта его мироощущения, отличающая его от Пастернака, например, но основа его поэтического мира. "Переделать все" - эти слова Блока много раз повторял Маяковский. Поэтому он так органически принял революцию, поэтому он так неизбежно должен был почувствовать себя "чудовищем ископаемо-хвостатым" в те годы, когда "подернулась тиной советская мешанина" и вместо утопических идеалов власть устремилась к построению общей тюрьмы. Русское ницшеанство, оставившее глубокий след в воззрениях Горького и Блока, оказало громадное воздействие на Маяковского - его "Человек" занял место Бога, а крик "Эй, вы! Небо! Снимите шляпу! Я иду!" - пусть сейчас он все чаще представляется неумной выходкой трудного подростка, - в ту пору был принципиальным и характерным жестом.

Я помню, как интересно нам с учениками было обнаруживать черты евангельской композиции в поэме о Ленине - Слово, пророчество о приходе, родословная, предтеча, явление, дела, смерть и бессмертие; когда я рассказал о своих находках приятелю-филологу, тот сообщил мне, что в тартуских ученых записках уже были напечатаны тезисы доклада о чертах агиографии в поэме Маяковского. Жанровая память поэта необычайно сильна - как когда-то сформулировали Тынянов и Эйхенбаум, Маяковский пришел не с улицы, а из литературы.

Маяковский весь устремлен в будущее. Это справедливо и по отношению к ранним стихам, где "тринадцатый апостол" всходит на "Голгофы аудиторий", в стихах, в которых поэт готов "душу вытащить", растоптать ее и "окровавленную дать, как знамя" - он видит "идущего через горы времени"; это видно и в первом вступлении в поэму "Во весь голос", обращенном к "товарищам потомкам". Эта устремленность в будущее исходит из отрицания настоящего, неприятия его; в ней и полное отрицание прошлого, нежелание его знать. И в этом истоки трагедии Маяковского. Первый день для него - 25 октября; революция - новое сотворение мира; его стихи - попытка написать новую книгу Бытия. Если все в будущем и ничего в прошлом, то малейшее сомнение в будущем (помните, как странно, чтобы не сказать - уродливо, выглядит будущее в "Клопе"?) рождает отчаяние. А за ним - самоубийство.

Тема самоубийства - сквозная тема поэзии Маяковского. Пока есть вера в революцию как в высшую ценность, поэт (как когда-то певцы XVIII века) готов слагать ей оды. Но если в мире без Бога и без традиционных ценностей исчезает вера в утопический идеал, поэт остается один; убить себя - это и значит для него не просто акт отчаяния, а убийство мира. Трагедия повторяется как трагедия: Маяковский упрекал Есенина в самоубийстве и покончил с собой; через 50 с лишним лет Маяковского упрекнет в самоубийстве Юрий Карабчиевский...

Маяковский всю жизнь думал и писал о поэзии. Он необычайно сознательно относился к своему делу - это сближало его с ОПОЯЗовцами, сказавшими о нем самые точные и верные слова. Он, пытавшийся подчинить стихи злобе дня, многократно говоривший, что поэзия - это работа, стихи - это оружие, что "в наше время тот - поэт, тот - писатель, кто полезен", он, наступавший "на горло собственной песне", в одном из лучших своих стихотворений - в "Юбилейном" - признался: "поэзия - пресволочнейшая штуковина: существует - и ни в зуб ногой". С поэзией - если она живет в поэте - ничего поделать нельзя. И Маяковский это понимал.

Я знаю силу слов я знаю слов набат
Они не те которым рукоплещут ложи
От слов таких срываются гроба
шагать четверкою своих дубовых ножек
Бывает выбросят не напечатав не издав
Но слово мчится подтянув подпруги
звенит века и подползают поезда
лизать поэзии мозолистые руки...