Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / < Вы здесь
На переломе эпох
Дата публикации:  24 Июля 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Перед лотками с грудами аляповато изданных брошюр и книг с православной тематикой невольно берет оторопь. Что приобрести, чтобы получить представление о современном церковном сознании русских людей? Огромное количество дореволюционных переизданий (вынырнувших частенько из дремучих по давности лет) в последние годы значительно разбавлены новейшими произведениями, но выполненными в той же архаической стилистике при допотопной научной методологии. Взгляд останавливается на разделе "современное подвижничество", потому что здесь можно скорей натолкнуться на актуальные сюжеты и нащупать живой нерв современных православных проблематик. Василий Розанов по случаю, наверное, напомнил бы, что в житийной литературе более всего открывается Россия существенностей, а не лакированных видимостей.

Русская классическая литература часто черпала в патериках, житийных биографиях, монастырских летописях, назидательных "листках" и "словах" материал для своих художественных конструкций, для понимания мысли, надежд и веры народной. Что же, все возвращается на круги своя?

Один из томов выделялся добротным переплетом и качественной белой бумагой. Первые же прочитанные бегло абзацы вызвали эффект отталкивания и все же что-то удержало от того, чтобы отойти прочь от прилавка: фотографии старых женщин, фотопортреты крестьян с необычными лицами "блаженных", как значилось под иными из них. Обрывки вымученных рассуждений повествователя неожиданно задевали искренностью настроения...

Книга рассказывает о жизни трех сестер-подвижниц из большого села Ялтуново, расположенного на берегу Цны в 12 километрах от города Шацка Рязанской области1. Время действия: 1870 (год рождения не только вождя революции, но и родителей героинь книги) - 1996.

Сразу оговорюсь: к уяснению образа героев приходится пробиваться сквозь тяжелый и путаный язык "составителя"2, сюжет приходится реконструировать из груды хаотично излагаемого материала, а мысль рассказчика, порой раздваивающуюся, - отцеживать сквозь сито здравого смысла. Повествователь старался писать, следуя канону "благочестивой биографии", возникшему в России в XVIII веке3, главные приметы которого: отстраненный, "бесстрастный" тон, стремящийся как бы нивелировать историческое время, и обязательная назидательность. Даже в дореволюционную эпоху, когда этот жанр пользовался большой популярностью среди массового читателя, а создатели подобных жизнеописаний работали на вполне профессиональном литературном уровне, содержание часто блекло и теряло смысловую нить из-за следования штампованному стилю.

Вот и наш составитель хочет сказать нечто поучительное на примере той домашней атмосферы, в которой "возрастала" одна из его героинь: "Эта обстановка, с детства окружавшая Анисию, внешне совершенно неприглядная, а порой и отталкивающая своей жизненной реальностью, воспитала юную подвижницу..."4 Конечно, надо было сказать об обстановке, отталкивающей своими житейскими реалиями. Однако какую идею хотел выразить составитель? Что неприглядная действительность заставляла девушку вникать в церковную жизнь и духовные вопросы? Тогда он попал впросак, ибо выше вел речь о том, что в родительском доме царила сугубо благочестивая атмосфера! Здесь мы имеем место с властью стилевых условностей, когда пером владеет не мысль, а инерция подражания.

В книге совершенно отсутствует какой-либо намек на историческую науку, нет необходимых ссылок, выверенной биографической хронологии (даты жизни, вехи значительных событий в судьбе героев приходится "отлавливать" по ходу чтения и держать в уме). Из послесловия ясно, что использованы только устные рассказы очевидцев. Но как они использованы? Впрочем, составитель самокритично замечает, что считает свой труд "во многом недоработанным" и извиняет это необходимостью хоть как-то сохранить память о жизни "праведниц".

Собственно, это слово в применении к сестрам Петриным вполне можно и раскавычить. Анисия (1890-1982), Матрона (1902-1995) и Агафия (1910-1996) родились в бедной крестьянской семье. У родителей было десять детей, но кроме трех сестер выжил еще только сын (погиб на фронте в 1942 г.). Супруги Алексей Филиппович (1870-1945) и Анна Дмитриевна (1871-1956) были большими тружениками, но разбогатеть им не давал образ жизни: из милосердия все раздавали странникам и нищим. Собирая осенью до сорока возов картошки, к весне не могли сохранить и на семена: зато круглый год со всей округи к ним тянулась немощная братия. Дом их постоянно был полон гостями, подолгу живали здесь известные в крае юродивые, "блаженные", аскеты из простого народа. Вообще семья Петриных была органично встроена в самоподдерживающуюся и произраставшую словно из почвы жизнь местной православной общины. Причем жизнь эта развивалась и строилась не только в рамках сельского прихода в "благополучное" для религии царское время, но и в эпоху гонений на веру.

Душевное настроение родителей привлекло к ним лично, а затем и к их детям расположение нескольких местных подвижников, которые и оказались их духовными наставниками на долгие годы. Характерная подробность: "старцами" для семьи стали не представители "уставного", "чиновного" православия, не лица в священном сане, а мистически настроенные миряне: "Василий Афанасьевич" и "отец Григорий". Причем первый, несмотря на когда-то принятое иночество, жил в миру и не назывался "отцом", а второй ушел из монастыря после 15 лет послушничества и "отцом" его прозвал простой народ. У обоих наставников была общая черта: к ним для руководства обращались в основном "девицы" и вдовы. Кроме всего прочего, это говорит и о демографическом перекосе в деревне, нараставшем уже с начала XX столетия и затем усугубленного войнами, революцией и большевистским террором. Но также говорит и о социальном одиночестве крестьянок, чья душевная настроенность и проблемы не интересовали ни государство, ни, подчас, официальную Церковь. В такой неформальной атмосфере религиозного энтузиазма и взаимоподдержки росли сестры5.

Несмотря на то что они жили в большой семье и среди единомышленников, младшие Петрины с раннего возраста замечали свою "инаковость" по отношению к окружающей среде. Государственный строй как таковой тут не играл определяющей роли. Матрона в детстве стала свидетелем того, как урядник (тоже ведь местный прихожанин) палкой сильно избил ее мать, и от нервного стресса у девочки стали трястись руки (дрожь в пальцах осталась на всю жизнь). Составитель замечает, что младшие сестры "после очередного скорбного случая или обиды... шли и плакали, недоумевая, почему их родители не такие, как у других детей, почему они, их мама и папа, вынуждены терпеть всеобщие насмешки и поругание"6. И предлагает поверхностное объяснение конфликту: "Делалось это (то есть насмешки и издевательства. - П.П.) по зависти или в угоду новому безбожному порядку". Между тем Матроне к 1917 году уже было 15 лет, и она, несомненно, и ранее переживала из-за недоброжелательства, выказываемого к ее родителям, "и особенно матери". Налицо столкновение между личностью и толпой.

Кстати, Анна Дмитриевна вызывала неприязнь у иных односельчан из-за того, что одно время юродствовала (что с точки зрения общего деревенского мнения не пристало замужней женщине, многодетной матери). Тот, кто интересуется феноменом юродства и своеобразным языком народной мистики, может найти в книге интересные детали и описания7.

Когда советская власть ополчилась на религию, тут уж раскрылись безобразия и бездны массовой истерии: соседи стали следить и наушничать. По доносу выслали престарелого "отца Григория"8. В 1933 году забрали старшую сестру, Анисию, а через несколько лет младших - и все по доносу "своих же "верующих", что в те годы было не редкостью".

Составитель вполне справедливо считает, что годы заключения "окончательно сформировали внутренний мир сестер". При этом он не делает усилий, чтобы узнать состав "дела" и не вникает во внутреннюю сторону происходившего с гонимыми крестьянами. Архивы им не исследованы9, а из опроса свидетелей он не смог выстроить реальной картины случившегося. Факт красноречивый, ибо говорит о непонимании самого подвига сестер. Вроде бы они просто жили "по-христиански", проповедью не занимались, храмы не защищали, "не стремились сами открыто исповедывать свою веру"10. Получается, что забрали просто так. Ну, может быть, за "частную" молитву, за то, что не скрывали свою религиозность. Только не укладывается в этот ряд замечание, что Анисию приговорили поначалу к расстрелу (заменив его потом "десяткой")11. Как и то, что Матрону с Агафией забрали прямо из храма, который они убирали к Пасхе, и что по делу с ними шли две их же двоюродные сестры (это уже получается целая "контрреволюционная организация")12. Значит, были-таки девицы Петрины защитниками и веры и отечества, существенность которого сохраняли своей самоотверженной жизнью.

Дальнейшее действие проходит в сибирских лагерях, в казахстанской степной ссылке. Характерная подробность. Составитель хочет подчеркнуть, что узницы приняли испытание в "простоте", не рассуждая: "Они не задавались вопросом: за что Господь попускает им такие испытания"13. Так он старается проиллюстрировать силу патриархальной невинности, "бесхитростной души", которая якобы сильнее "мудрых", мучающихся "проклятыми" вопросами. В свое время мне пришлось беседовать и порой тесно общаться не с одним десятком старых верующих (сверстников сестер Петриных), также прошедших сквозь мясорубку ГУЛАГа. И вот ни один из них не ушел от личного разрешения этого рокового вопроса: за что? Ответ нашел каждый, и ответы эти были очень серьезным внутренним опытом.

В казахстанской ссылке Матрона и Агафия живут в общаге, товарки по комнате с насмешкой относятся к их убеждениям, курят, пьют напропалую, балуются "любовью" и каждое второе слово смешивают с матерком. Постепенно, без споров, без раздражения, мягко, как виртуозные психологи, сестры кардинально влияют на настроение соседей, и те "приходят в память". Так вести себя может только тот, кто нашел ответы на "роковые" вопросы. Еще парадокс: добросовестным (каторжным) трудом они завоевывают расположение лагерных начальников (тех к тому же подкупала безусловная честность верующих), получают премию продуктами и умудряются из неволи помогать близким, жестоко голодающим в колхозах.

После войны сестры возвращаются на родину, начинается "служение" (так называется заключительная, вторая, часть книги). Эти мудрые, закаленные в испытаниях женщины пришли домой свободными внутренне (внешне же, скорее всего, находились под административным надзором). Они никого не боялись ("кроме Бога"). Свой гражданский долг видели в том, чтобы поступать всегда по совести. Это были своего рода новейшей формации сельские колонизаторы-миссионеры, начавшие вспахивать пустыню, в которую превратилась "малая" родина. Составитель, сообразно своему, как он считает, "каноническому" представлению о благочестии рисует сестер нищими, убогими и всегда в окружении колоритной толпы, словно вышедшей из допетровской Руси. Он подчеркивает патриархальность церковных идеалов, невольно выставляя Петриных маргиналами.

Напротив, насколько можно судить из приводимых в книге фактов, сестры были людьми "центральными" и глубоко современными. Ибо современность и "прогрессивность" заключаются не в модной внешности, а во взаимодействии с духовными задачами эпохи. В этом отношении их образ жизни предельно актуален и до сегодняшнего дня. Они искали возможности воплощения личного человеческого начала среди безжалостных агрессивных форм технократической цивилизации, осуществляемой в СССР тоталитарными методами.

В начале "оттепели" появился роман Федора Абрамова "Братья и сестры" (1958), описывавший жизнь глухой архангельской деревни в военном лихолетье. "Трудовой фронт", скрепы низовой действительности держались на подвиге крестьянок. Тогда это казалось откровением: герои показаны не в лице парторга или стахановца, а облике обычных баб, чья человечность смягчала невыносимую реальность. Но "деревенская литература", намекая на "запрещенную" веру народа, не могла ее описать не только в силу цензурных запретов. Деревенщики, досконально зная быт, не понимали религиозного мира деревни.

В книге о сестрах Петриных можно разглядеть, как и кем сохранялась тысячелетняя культурная традиция. К сожалению, составитель мало сообщает сведений о послевоенном периоде их жизни. Он всячески избегает говорить о гонениях на религию в этот период (хотя это следует из некоторых фактов). Сестры, по-видимому, не вступали в колхоз, занимаясь ремеслом (стегали одеяла, лили свечи, "убирали" иконы). Главная их работа - в душевном ободрении крестьян, в психологической помощи, которую они могли оказать, в умении подсказать выход из сложных житейских обстоятельств. Они становятся духовными наставниками сотен людей, "духовной опорой верующих Шацкого района".

Община Петриных существовала как реальность, альтернативная советской. Только так можно было сохранить свое лицо, только в независимо устроенном мире могла сберегаться традиция, и только там могли формироваться начатки гражданского общества. В своих действиях сестры были "совершенно независимы и свободны от мнения внешних людей" и обстоятельств. "Власти уже более не трогали девиц, предоставив им жить так, как те посчитают нужным для себя. Находясь в советском государстве, Анисия, Матрона и Агафия внешне почти никак от этого государства не зависели. И это было чудо..."14.

Жизнь ставила перед ними новые задачи. Как в условиях враждебного к религии государства спасать души (когда храмы закрыты, а женских монастырей на территории РСФСР вообще не осталось)? Вскоре после возвращения из ссылки сестры решают строить новый дом (взамен разваливавшейся старой хаты). В этом скромном, но добротно поставленном доме, они принимали людей, устраивали молитвенные собрания, пригревали нищих и больных. К ним стекаются большие денежные пожертвования, которые они направляли в монастыри и в больницы (в частности, долгие годы материально помогали психиатрической больнице, расположенной в бывшей Вышенской пустыне). Многим бедным семьям и отчаявшимся обессиленным одиночкам по инициативе Петриных и с их помощью были построены новые избы, оказана бытовая и денежная поддержка. Что же это, как не активная благотворительная миссия, осуществляемая на благо общества без поддержки западных и прочих фондов?

Надо помнить, что эта явленная независимая и достойная действительность осуществлялась в эпоху колхозного порабощения. И была обязана своим существованием христианской традиции. В "простонародной" России она сохранялась благодаря средневековой культуре благочестия. В России Средневековье не окончилось, оно оборвалось по воле Петра I и в городах отчасти заменилось насаждаемым сверху Новым временем. Возрождение у нас не состоялось.

По академику Н.И.Конраду, Возрождение начиналось в тех странах, где деревенская культура уступала место культуре городской. Но в России, в результате болезненных разломов ее исторического развития, разрыва между властью и обществом, образованными сословиями и "простонародьем", деревенский мир жил обособленно, со своим собственным языком и понятиями, вплоть до совсем недавнего времени. В церковно-народной среде, связанной тысячами нитей с селом, сохранялось во многом средневековое мировидение.

Сейчас, в начале третьего тысячелетия, мы знаем, что в сознательной крестьянской среде (а таковая идейно существовала в измерениях "благочестия") было развитое "экологическое" сознание, живое нравственное чувство, понимание своей ответственности за ход исторического развития. В таких выдающихся людях, как сестры Петрины, происходило частное Возрождение: "в отдельно взятых" личностях. Но и всей нашей стране необходим опыт подобного Возрождения, личностного возмужания в христианских координатах бытия.

В середине XIV столетия, когда средневековая Россия готовилась к преодолению иноземного нашествия, в обществе создалась культурная ситуация, позже охарактеризованная как Предвозрождение (термин Д.С.Лихачева). Она выковывалась в тиши монастырей, в молитвенных кельях, в работе летописцев, в иконописных мастерских. А что происходит в монастырях сейчас, когда отступил тоталитаризм и настало время поработать для общенародного Возрождения?

Разбираемая книга издана известной монашеской обителью. Но бросается в глаза отсутствие у составителя просвещенного культурного кругозора, ему не достает трезвого понимания явлений народной духовной жизни. Не свободен он и от увлечения магической стихией, с воодушевлением трактуя символический язык подвижниц с точки зрения чуть ли не языческого волхвования15. Брезгливое отстранение от мира "неверных" соседствует с равнодушием к историческим проблематикам современности. В результате в тексте совершенно отсутствует анализ мировоззрения сестер, зато отмечено, что они не пользовались электричеством, не имели паспортов, не получали пенсий16.

Но все эти недостатки в какой-то степени возмещаются одним положительным качеством. На каждой странице ощущается серьезный интерес к миру поступков, к их внутреннему - "таинственному" - измерению. Интерес этот не праздный, а вполне коренной, за ним стоит понимание того, что надежность в этом мире дает только "красивое" внутреннее устроение человека. Как по Достоевскому: красота спасет мир. Трепетное отношение к живительной силе человеческой доброты, к его сверхъестественной природе является невольным свидетельством этой книги о нашем времени. Такого серьезного желания научиться достойному поступку уже нет у современной светской литературы. Она занята воспеванием братков и игрой в бисер из советского ретро и западного постмодернизма.

Но для преодоления общих болезней движение должно быть двусторонним: в кельи должна прийти культура, а социо-гуманитарная наука должна изучать опыт народного самостояния. Может, тогда, находясь на пороге новой исторической эпохи, мы обретем свое Возрождение, иначе, боюсь, нас ждут срывы и обвалы в очередное безвременье.


Примечания:


Вернуться1
Сестры: Очерк жизни сестер Анисии, Матроны и Агафии, подвизавшихся и почивших в селе Ялтуново Шацкого района Рязанской епархии. М.: Издание Новоспасского монастыря, 2003. 220 с., илл. Издание 2-е, исправленное. Тираж 10000. (Первое издание: М., 2001.)

В московских церковных лавках и магазинах книга продается за 85-100 рублей, что для современных православных читателей, людей, как правило, ниже среднего достатка, немало.


Вернуться2
Автор не указан, но так как копирайт на "составление" принадлежит Новоспасскому монастырю, то в дальнейшем безымянного автора обозначаю как "составитель".


Вернуться3
О т. н. литературе благочестия, ее проблематике и отличии от древних "житий" см.: Проценко П. К читателю // Варнава (Беляев), епископ. Тернистым путем к небу. О многоплачевной и зело поучительной, подвижнической во Христе жизни старца Седмиезерной и Спасо-Елеазаровой пустыни схиархимандрита о. Гавриила / Составитель Проценко П. Г. М.: Паломник, 1996. С. 8-10.


Вернуться4
Сестры... С. 45. Курсив мой. - П. П.


Вернуться5
Надо все же отметить, что после войны сестры обращались за духовным руководством и к двум пастырям в священном сане, но оба к тому времени прошли через испытания концлагерями.


Вернуться6
Сестры... С. 52.


Вернуться7
Но только если читатель готов пробиться сквозь расслабляющую стилистику и многословные рассуждения составителя.


Вернуться8
Для характеристики культурного уровня подобных книг и отсутствия в них элементарной рассудительности стоит сказать, что составитель вполне серьезно считает, что старец Григорий Томчин прожил 130 лет. Причем выслан он был якобы в возрасте 104 лет.


Вернуться9
Сестры... С. 218. Это не сделано ни в первом, ни во втором издании, "исправления" в котором отыскать затруднительно.


Вернуться10
Там же. С. 58.


Вернуться11
После войны успела получить и второй срок, но "небольшой": "за весь мир", как она сама определила ("десятку" же отбыла "за себя").


Вернуться12
Непроясненная деталь. Когда их везли по селу, за телегой бежали односельчане и кричали конвойным: "Мы тоже верующие, возьмите и нас". А те в ответ - кнутами: "Вы нам не нужны". Откуда такое "горячее" настроение у тех, кто еще недавно оскорблял старших Петриных за их религиозный энтузиазм? Здесь уже видно срастание мифа с фактом.


Вернуться13
Сестры...С. 65.


Вернуться14
Там же. С. 107-108.


Вернуться15
См., к примеру, сюжет на с. 35-36.


Вернуться16
Кстати, попытки осмысления подобных фактов также не сделано. Составитель в данном случае ограничивается многозначительными намеками. Что это как не кликушество? При этом сестра Анисия часто летала самолетами, а значит, цивилизацию в каком-то положительном измерении принимала.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Сергей Кузнецов, В конце туннеля /24.07/
Старое и новое. Выпуск 19. Роман Питера Хега "Условно пригодные" - одна из лучших книг, вышедших на русском языке за последний год.
Валентина Сумарокова, "Нужно поддержать желание творить" /23.07/
Издательство Томского государственного университета существует с 1955 года. В последние четыре-пять лет оно достигло уровня выпуска ста тридцати книг в год.
Лев Соболев, Уважаемые товарищи потомки! /23.07/
Маяковский пришел в литературу с бунтом, неприятием мира. И это не академически отмеченная черта его мироощущения, отличающая его от Пастернака, например, но основа его поэтического мира.
Станислав Львовский, В двух кликах отсюда /23.07/
Разноплановая, подвижная, никогда не прекращающаяся катастрофа на верхней кромке "респектабельных финансово-политических изданий". Мучения непорочных и хохот убийц.
Никита Елисеев, Хорошее чтение в плохую погоду /22.07/
Плохая погода существует для того, чтобы можно было интересные книги читать, и не обязательно про великие несчастья.
предыдущая в начало следующая
Павел Проценко
Павел
ПРОЦЕНКО

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100