Русский Журнал
/ Круг чтения / www.russ.ru/krug/20030724_skuz.html |
В конце туннеля Старое и новое. Выпуск 19 Сергей Кузнецов Дата публикации: 24 Июля 2003 Конечно, этой статьей я нарушаю почти все правила, введенные самим мной для самого себя. Книжка, про которую я сейчас напишу, совсем не старая и все-таки не совсем новая: она вышла полгода назад. Более того, РЖ уже напечатал на нее рецензию в исполнении одного их наиболее любимых мной авторов. Все давно прочли ее и обсудили. Но мне что-то не дает покоя - и потому, нарушая собственные правила, я пишу рецензию на роман Питера Хега "Условно пригодные". Единственным оправданием служит то, что я уверен, что это одна из лучших книг, вышедших на русском языке за последний год. Временной разрыв между выходом книги и написанием рецензии позволяет мне сделать вид, что все читатели знают, что роман Хега - про школу-интернат начала семидесятых, в которой трое детей - Питер, Катерина и Август - пытаются понять природу времени и смысл того, что происходит в самой школе. Спустя много лет Питер, вырвавшийся из мира сиротских приютов и школ-интернатов, вспоминает об этом и все еще пытается понять: что такое время? Все знают, что это роман о времени - потому что Хег не пожалел полсотни страниц в третьей части, чтобы пересказать нам общие места европейской философии на тему времени. Читатели РЖ знают также, что это роман о любви. Специалист-психолог скажет, что это рассказ о том, как репрессивный характер традиционной педагогики привел к провалу одного из первых экспериментов по созданию интегративной школы. Читатели антилиберальной направленности расскажут про то, что роман посвящен критике идей политкорректности, а читатели либеральной - что он обличает тоталитаризм и обратят внимание на параллели с "1984" Оруэлла. С них и начнем. Конечно, главный эпизод, заставляющий вспомнить "1984", это момент, когда Катерина передает письмо Питеру, первое письмо в его жизни, написанное от руки. Она передает его тайком, так, чтобы никто не мог этого увидеть. Все это - прямые параллели к эпизоду, когда Джулия передает свою записку Уинстону. Получив ее, Уинстон уверен, что там находится призыв к свержению власти Большого Брата или что-то подобное. Но там написано всего лишь "Я люблю тебя". В записке, которую Катерина передала Питеру, написано: "Почему они забрали своих собственных детей?" В этом месте я испытал приступ паники. Я почувствовал острый соблазн закрыть эту книгу и никогда больше не открывать. Во мне возникло ощущение, что мне хотят рассказать историю, которой мне лучше не знать. Иными словами, что где-то дальше в этой книге прячется самая страшная вещь на свете, то самое, что ждало Уинстона в 101-й комнате. Через две страницы я прочел историю Акселя, сына учителя Фредхоя, вскоре после случая с которым всех детей учителей и забрали из школы:
В 101-й комнате, где Уинстона ждали крысы, О'Брайен рассказал ему, что они прогрызают щеку и съедают язык. Девочка, которая увидела Акселя, молча вернулась на место, села за парту и отложила ключи в сторону. После этого ее вырвало. Моя жена сказала, что это и есть самое страшное - что она даже не закричала, а вернулась молча. Словно ей вырезали язык. Почему родители-учителя забрали своих детей из школы? Трое лишенных родителей героев романа - Питер, Август и Катерина - пытаются найти ответ на этот вопрос. Из них троих только Катерина знает, что такое родительская любовь. Именно она задает этот вопрос. Который - как и записка Джулии - оказывается вопросом о любви. Это родительская любовь, которой не знал Питер, и которую он пытается постигнуть, глядя на Августа, которого он представляет своим сыном, и - спустя много лет - глядя на безымянного для читателя ребенка, который, вероятно, является его дочерью. В одном из своих снов Уинстон увидел, как мать закрывает его руками и проснулся с твердым пониманием того, что он убил ее. Чтобы вспомнить это, ему понадобился дневник и Джулия. Август не может вспомнить, как он убил своих родителей, издевавшихся над ним. В романе Хега, где так много сказано о циклическом и линейном времени, о переживании вневременного настоящего, почти ничего нет о недостижимости прошлого. О том, что для того, кто живет в настоящем, прошлое не существует. Люди, читавшие роман Оруэлла давно твердо убеждены, что это роман о тоталитаризме. Между тем, "1984" - роман о любви и времени: не случайно часы упомянуты в первой же его фразе. Первая фраза романа Хега: "Что такое время?" Когда вопрос задан так прямо, читатель должен быть готов, что он скрывает другой, невысказанный, вопрос. Так оно и есть: потому что пока герои пытаются понять, что такое время, я снова и снова пытался понять, что такое любовь. Роман о времени никогда не был бы столь щемящим, если бы он не был одновременно романом о любви. Любовь - это когда другой стал под холодный душ, чтобы ты мог подольше постоять под горячим. Любовь - это когда ты смотришь на спящих женщину и ребенка. Любовь - это когда ты не можешь уйти один. Когда не можешь уйти. Любовь связана со временем сильнее, чем принято думать. В момент любви ты замираешь в настоящем, словно дети, раскачивающиеся на тарзанке перед неизбежно приближающимся поездом. Линейное время запускается осознанием неизбежности и необратимости собственной смерти - аналогом чего и является второй закон термодинамики. Любовь на мгновение дарит тебе чувство, что обещание, данное святому Иоанну, сбылось прямо сейчас: времени уже нет. В мгновении любви, когда ты зависаешь в воздухе перед лицом собственной смерти, приближающейся, как паровоз, невозможно действовать. Любовь не находит выхода - именно потому, что существует вне времени, а выход - временное понятие. Питер, остро чувствующий время во всех его ипостасях, так же остро обречен чувствовать бессилие любви. Смотреть на женщину и ребенка, на Катерину и Августа, потом - на безымянных женщину и ребенка, вспоминая исчезнувшую Катерину и погибшего Августа. И этот взгляд, это чувство нежности и бессилия, сливающихся воедино, и заставляют почувствовать себя неприспособленным к этой жизни, условно пригодным, неспособным вывести по туннелям времени тех, кого ты любишь, к яркому свету - потому что в конце каждого туннеля неотвратимо приближающийся поезд, яркая вспышка газа, темнота, разрезанный язык, молчание. |