Русский Журнал
/ Круг чтения / www.russ.ru/krug/20030812_mel.html |
Мы не были на этих войнах Александр Мелихов Дата публикации: 12 Августа 2003 В книжной серии, выпускаемой издательством журнала "Звезда", последний сборник "Мы были на этих войнах" (СПб, 2003), не в обиду предыдущим, читается с наибольшим увлечением. Потому что события, о которых там идет речь, не завершились и поныне. Начавшись, можно сказать, вчера: ведь 90-й год помнится ясно, как вчерашний день, - это же был пик успехов демократии. А уж у офицера тогда еще советской армии Юрия Гирченко все, наверно, просто стоит в глазах. Только вот стоит отнюдь не то, что у нас. Мы опасались исключительно коммунистов, а ему приходилось страшиться совсем другого. Азербайджанский райцентр Агдам, известный по одноименному портвейну, располагался в трех километрах от Нагорно-Карабахской автономной области в двадцати семи километрах от Степанакерта. Он и сейчас располагается там же, только многие соседние объекты поменяли название. Была восстановлена историческая справедливость, считают армяне; была совершена новая историческая несправедливость, убеждены азербайджанцы. Как во всяком серьезном, то есть трагическом, конфликте, были правы обе стороны, а потому обеим сторонам требовалось оружие. Добыть которое можно было лишь в частях советской армии. Ю.Гирченко больше рассказывает об отношениях с Народным фронтом Азербайджана, но только потому, что нес службу именно там (спешу избавить от упреков в одностороннем освещении автора двух первых очерков, а также составителей Я.Гордина и В.Григорьева). Насколько мне помнится, слова "Народный фронт" в ту пору приятно волновали демократический слух своим боевым антикоммунистическим звучанием, а между тем "армянская национальная армия обстреливала из орудий приграничные с НКАО населенные пункты Азербайджана. Азербайджанцы в ответ (хотя кто кому "отвечал" - каждая сторона наверняка была уверена, что только защищается. - А.М.) начали депортацию армян со своей территории. Может, там, в Баку, это и была депортация, но в Агдаме это была настоящая резня. За одну ночь бойцы Народного фронта Азербайджана вырезали всех армян в городе. На следующий день я своими глазами видел десятки трупов, их увозили солдаты ВВ из города. Позже все это мы назвали - "резня по дереву". Юмор тоже хорош. Впрочем, фронтовой юмор всегда черноват, а российские - тьфу, еще советские - войска и сами пребывали в постоянной опасности. Рядовой эпизод: герой-рассказчик едет с женой на машине, его обгоняют "Жигули", из которых бородатый джигит с автоматом начинает их расстреливать. Они переворачиваются, чудом остаются живы - и тут же главу семейства приглашают в особый отдел, где мужчина в штатском очень убедительно просит его запомнить, что это была просто авария: на территории Советского Союза никакие боевые действия не ведутся. А между тем, прапорщики - из местных - работают на своих: со склада пропадают пять с половиной тысяч хабэшных "афганок" - и одновременно местные бойцы Народного фронта начинают щеголять в новеньком обмундировании. Благодаря нарастающему бардаку, у прибывающих солдат появляется возможность приторговывать и оружием: "каждый хоть немного уважающий себя джигит хотел иметь автомат, или, на худой конец, пистолет, и не для защиты семьи, а просто потому, что есть у соседа, а у него самого нет. ...Тем более что и власти на все закрывают глаза". Нет, не совсем, Москва наконец-то решилась распустить все незаконные вооруженные формирования - в ответ на что правительство Азербайджана учредило республиканский ОМОН, куда, собственно, и перетекли боевики упраздненного Народного фронта. На них-то и было возложено поддержание порядка в Карабахе. Армия самообороны Нагорного Карабаха тоже не сидела сложа руки - она тоже по мере сил грабила военные склады и скупала что можно у "нечистоплотных на руку военных чинуш"... А дальше начались различные террористические акты, обстрел автомобильных дорог, захват заложников, депортация населения, как армян, так и азербайджанцев. И было очень трудно разобраться, кто именно стоит за каждым случаем, ОМОН АзССР или Освободительная армия Карабаха, Народный фронт Азербайджана или Армянская национальная армия, а может быть, даже МВД СССР или КГБ СССР"... Ну, конечно, как же без КГБ, ему всегда мало и без него нарастающей лавины стрельбы и крови: ведь природа КГБ и ФСБ заключается в том, чтобы творить зло даже без всякой выгоды, а то и с опасностью для себя. Наверняка, именно по наущению КГБ на агдамском вокзале толпа местных джигитов начала избивать двух демобилизованных солдат, затем одного бросили под проходящий поезд (он остался без обеих ног), а другому отрубили руку. "Просто так, хладнокровно, взяли и топором отрубили руку. Мы искали этих гадов, но - увы". Офицерам же тем временем по месяцам не платили зарплату, и кое-кто подрабатывал себе на жизнь продажей военного имущества. А некоторые даже за определенную мзду выезжали на БМП пострелять "по врагу" - по тому, за которого заплатят. "Сразу хочу сказать, - спешит оговориться автор, - что этим занимались далеко не все. Многие и не подозревали в то время о происходящем". И вместе с тем - "жить как?.. Как?". А что же в это время делало начальство? Политического руководства из военного городка было совсем не видать, но военное было довольно близко. И - известное дело - оно стремилось уйти от ответственности. То есть вело себя совсем не так, как мы вели бы себя на его месте. Но - роковой закон: нам, чтобы действовать бесстрашно и самоотверженно, всегда не хватает двух - трех - десяти ступенек социальной лестницы, а на своей ступеньке, конечно ж, приходится мириться с могущественным злом: "Жить как?... Как?". Мы, маленькие люди, должны быть снисходительны к себе - кто нас еще пожалеет? Ведь начальству нет до нас дела - самое возмутительное в нем то, что оно на своем месте ведет себя так же, как мы на своем. А мы, заранее уверенные, что оно в тысячу раз хуже нас, требуем, чтобы оно было в тысячу раз лучше. Пребывая среди вооруженного, агрессивно настроенного населения, следить за порядком, но огня не открывать, на провокации не поддаваться; охранять территорию части от нападений, но оружия не применять, - разумеется, генералы не хуже лейтенантов понимали, что отдают взаимоисключающие приказы, но брать на себя ответственность за возможное начало войны никто не хотел. Да и не имел права. "А в Москве не торопились с принятием решения. Поэтому приказ был только один: "Ждать дальнейших указаний!". А тут похищают командира батальона, избивают, отрезают ему уши: "Все русские свиньи, а свиньям уши резать надо!" - требуют у него оружие, военную технику. Начинается массовое дезертирство. Для умиротворения приезжает полковник из штаба округа и первым делом велит сдать на склад все личное оружие: хватит крови, все можно решить мирным путем. И немедленно оказывается - с помощью все тех же прапорщиков - взятым в заложники вместе с прочим им же обезоруженным составом, к тому же с простреленной за дерзость ногой. И кто же становится виноватым - и в том, что сдана часть, и в том, что пострадали "невинные люди"? Да те же, кто был брошен на произвол судьбы и лишен возможности защищаться, - низовая армейщина. Раненый же полковник-миротворец - он всего лишь выполнял инструкции своего начальства. "А высшему начальству было глубоко на нас напревать. Возможно, начальство преследовало какие-то свои, непонятные нам цели". Признать, что у начальства могут быть какие-то иные цели, кроме заботы о нашем благополучии, - это уже выход из политического младенчества. Так не попытаться ли тогда уж и разгадать эти таинственные цели, поднявшись сразу к высшим лицам страны, к Горбачеву и его окружению? И первое, что приходит в голову - подумаешь, бином Ньютона! - это их страх большого взрыва, гасить который уже не избежать танками, пушками и самолетами. И это в ту пору, когда вся демократическая общественность, абсолютно безразличная к ручьям и лужам крови, проливаемой безответственными силами, с удесятеренной зоркостью следит, чтобы ни единой капельки не пролило государство, неукоснительно - и, увы, не без оснований... - подозреваемое в тоталитарных наклонностях. (А отношения с "республиками"?.. А облик Союза на Западе?.. Ведь подавлять бы пришлось сразу два национальных меньшинства, покуситься сразу на две святыни...) Мало того, что полное замирение потребовало бы полномасштабной войны, так это была бы еще и война, которую невозможно выиграть, не покончив предварительно с демократией. Поэтому руководство и вооружилось кутузовским терпением, дабы тянуть, покуда можно, а там, авось, что-нибудь да выручит. И выручило - удалось-таки унести ноги без большой крови. Правда, с потерей военной техники, которую обе стороны поспешили использовать друг против друга, но если исходить из политической целесообразности, то есть национального шкурничества, то можно сказать, что Россия отделалась еще довольно легко. Мы-то с вами, конечно, уладили бы все гораздо лучше, но для таких ослов, какими только и могут быть наши с вами правители, все устроилось не худшим образом. А как же слезинка офицера и солдата? Нравственно ли для достижения общенациональных целей (и сбережения слез и крови тысяч и тысяч людей) выставлять перед собой ничего не понимающую армейщину и приказывать: выкручивайтесь как хотите, но защищаться не смейте? Для власти это элементарный пункт ее служебных обязанностей - жертвовать частью, чтобы спасти целое, - что с них взять, с этих циников по долгу службы. А вот как же мы, идеалисты, не попытались вступиться за униженных и оскорбленных в военной форме? Да что взять и с нас, политических младенцев, которые замечали лишь то, на что укажут духовные вожди, представлявшиеся взрослыми дядями, за то что видели насквозь все козни КГБ (направленные, разумеется, исключительно против нас). Но ведь среди нас были и закаленные бойцы, привыкшие, не дожидаясь ничьих указаний, бесстрашно устремляться всюду, где попираются права человека?!. Шутите, какая же благородная личность станет защищать права человека в форме! Сатрапа и слугу сатрапов. Мы, благородные образованные люди, способны мыслить широко; мы готовы понять даже убийцу - но не человека, обошедшего нас по социальной лестнице. И не того, кто ему служит. Пусть, по крайней мере, они будут плохие, а мы хорошие. Нет ничего страшнее зависти, выдающей себя за справедливость. Интеллигенция умеет это делать с недосягаемым мастерством. Можно, конечно, сказать, что страдания и унижения наших солдат на джигитских окраинах - приемлемая плата за то, чтобы избавиться от власти коммунистов. Но тот, кто решится заявить это, немедленно сделается таким же "плохим", каким в известной (заранее неизвестной) мере обязан быть каждый взрослый, то есть ответственный человек. Карабаху посвящена только треть сборника, остальное отводится Чечне. И пишут большей частью тоже сатрапы. Воспоминания "Я был на этой войне" капитана Миронова (что-то знакомо звучит... а! "Капитанская дочка"!) отличаются известного сорта бравадой "бывалого человека" (и впрямь, впрочем, прошедшего все горячие точки): "Чеченка вылетела птичкой с крыши девятиэтажного дома, а по пути к земле ее разнес на куски взрыв гранаты", - так описывается казнь женщины-снайпера ("около тридцати человек потеряла бригада на снайперах, и к ним у нас особый счет"). В еще более ернической манере автор описывает, как добываются полезные сведения у пленных: можно снимать эмаль у него с зубов посредством напильника, а можно "убеждать" его и электрическим током. "Но это для эстетов. На боевых позициях все гораздо проще - из автомата отстреливают по очереди пальцы на ногах". И тут же полуистерический наезд на нас, тыловых крыс: "Что, читатель, воротит? А ты в это время праздновал Новый год, ходил в гости, катался с детишками, полупьяный, с горки, а не шел на площадь и не протестовал, требуя спасти наших бойцов, не собирал теплые вещи, не давал денег тем русским, которые бежали из Чечни, не отдавал часть пропитых тобой денег на сигареты для солдат. Так что не вороти нос, а слушай сермяжную правду войны".
На причины войны капитан Миронов смотрит с таким цинизмом, даже тени которого не встретишь во всем корпусе кавказских мемуаров XIX века - все, мол, из-за бабок: чеченец "наивно думает, что сражается за свою сраную независимость, и не подозревает, идиот, что мы с ним просто участники каких-то разборок, обычных воровских разборок по сути своей, правда, очень крутых. Один местный паханенок решил "кинуть" московского пахана и основать свое дело, вот пахан и послал свою братву - российскую армию - на разборки. А паханенок, не будь дурак, завизжал о независимости, и его "быки" тоже поднялись". Но причин уклоняться от боя автор даже в этом не видит. Есть долг: "Не выполнишь - пошлют других". Есть месть: "Ну ладно, мы тоже будем мстить вам. Вот и получается замкнутый круг. Каждый сражается, на его взгляд, за правое, святое дело". То воровские разборки, то святое дело - средним итогом, судя по всему, не пахнет. Другие офицеры выглядят более уравновешенными. Майор Магаданского ОМОНа Валерий Горбань сильнее всего озабочен сохранностью своего отряда, который прибыл отдежурить полтора месяца на грозненских блок-постах весной 95-го (в перерыве между двумя войнами). Цинизма в его дневнике нет ни пятнышка, зато есть - стихи, не слишком умелые, но от души. Недостаток интеллигентности больше сказывается в том, что он и о начальстве старается судить справедливо. Вот командир сводного отряда - "матерый вояка, начинал еще с Осетии. В Грозном почти с первых дней. Нахлебался крови, дерьма, чесотки и вшей по самые гланды. Простой мужик, но очень жесткий. Главный мотив всех его бесед: берегите ребят". Берегите ребят... Странно как-то - ведь генералы только о том и думают, чтобы положить их побольше... А у этого майора даже командующий, генерал-полковник похож на человека: он говорит, что это "грязная, продажная, никому не нужная война. Политики нас подставляют на каждом шагу. "Поэтому требую главные усилия сосредоточить на сохранении личного состава". (Представляю, что сказали бы о таких напутствиях Ермолов и Воронцов!) Что еще неинтеллигентно в этом дневнике - к "своим", русским, его автор относится заметно лучше, чем к противнику, тогда как сердиться на тех, кто тебя ненавидит и пытается убить, имеем право только мы, передовые образованные люди. Майор же о страданиях чеченцев говорит как правило общими словами, а о страданиях и обидах "своих" - гораздо более детально. В упоминаниях же об агрессии, жестокости пропорция обратная: к "своим" снисхождения заметно больше. Впрочем, судите сами, я не поленюсь сделать довольно обширные выписки.
Славный, по-моему, мужик. Но и для него, увы, свой раздолбай и полупреступный сержант с гранатометом ближе, чем честные чужие боевики и даже собственные "депутаты-трепачи". И в армии, пока она воюет, вряд ли бывает иначе: "свои" должны быть на "нашей" стороне. Примерно так же смотрит на вещи и майор Александр Агалаков, занятый на Кавказе охраной железный дорог - тыловые миротворцы вызывают у него в лучшем случае иронию: "Среди самих чеченцев нет единства. В этот разноголосый хор вносят свою лепту дисгармонии разного рода эмиссары - Ковалев, Боровой и т.д. Кто тут только не побывал с претензиями на разрешение конфликта". И этот майор очень далек от идеи культурного релятивизма, которая в данном случае требовала бы уважения к такому народному обычаю, как ограблением поездов: "Возле Старогладковской леса подступают к железной дороге совсем близко. Совершенно бандитское место. Так оно и было во времена дудаевской Ичкерии. Виктор помнит, как вдоль края леса стояли грузовики и автобусы, арбы и телеги, запряженные лошадьми и ослами. Вооруженные автоматами люди оригинально останавливали грузовой состав. На пути клали камазовские покрышки. Когда поезд наезжал на них, покрышки мялись под вагонами, рвали воздухопроводы - срабатывали тормоза. Поезд останавливался. Один бандит оставался перед локомотивом, а остальные, жители окрестных сел, включая женщин и детей, прорубали топорами контейнеры, громили товарные вагоны, выгребая все подчистую". Размышления его возвращаются к "Запискам" генерала Ермолова: "Чечню можно справедливо назвать гнездом всех разбойников". Следовательно - "вахтовый метод наведения порядка РФ в этой горячей точке, пожалуй, единственное средство ввести в мирные рамки жизнь местного населения. Пахать, сеять, пасти скот многие аборигены разучились. Поскольку в течение пяти лет "трофеи", добытые путем вооруженных грабежей и разбоев, с лихвой перекрывали их потребности", - к тем, кто продолжает держаться за оружие, отношение очень простое: "Террористам и бандитам никогда не будет предоставлена возможность спокойно уходить от возмездия. И потому они хорошие только мертвые". Ощущать свою правоту настолько более отчетливо, чем чужую, очень нехорошо и для мыслителя, и для судьи какого-нибудь надмирного трибунала. Но для солдата, которого ненавидят и в которого целятся, это, скорее всего, нормально. Возможно даже, что это в той или иной степени необходимо для каждого, кто хочет не только понимать, но и действовать, ибо в этом мире правы все. Поэтому стать на сторону некой надмирной справедливости, судя по всему, просто-напросто невозможно, можно лишь принять ту или иную сторону. И та сторона, на которую становится солдат, определена не только его служебным долгом, но и необходимостью выжить. Его чувства, как и чувства любого из нас, определены доминирующими потребностями. Этих же чувств он ждет и от тех, кого считает "своими". Поэтому воспитывать его, сидя в тылу или, тем более, в окопе противника, дело, по-видимому, безнадежное. Нет, собирать против него компромат может быть занятием вполне перспективным - но лишь в том случае, если апеллировать с этим компроматом к какой-то посторонней силе, способной призвать его к порядку, в нем же самом подобные апелляции не способны вызвать ничего, кроме озлобления. Записки людей военных духовного мира чеченцев практически не касаются, им почти неизвестны идеологические конструкции и коллективные фантомы, которыми те воодушевляются и утешаются. "Поездка в Чечню" тюменского писателя Александра Аханова в этом отношении заметно более богата, хотя тоже очень фрагментарна. Вот несколько выписок, показавшихся мне наиболее интересными (события относятся к 2000-му году). Следует учесть, что вращался он в основном среди гантамировцев.
Снова приходится повторить, что коллективные фантомы принадлежат к числу важнейших движущих сил истории. И очень жаль, что в книге так мало говорится о сказках, владеющих умами в современной Чечне. Это понятно, что составители были ограничены наличествующим материалом, но, может быть, пока не поздно, нужно еще и стимулировать новые исследования - ведь этнопсихологов у нас вроде бы хватает? Правда, к подобным советам следовало бы присоединять и финансовый ресурс... Но ведь аппетиту не прикажешь. |