Русский Журнал / Круг чтения /
www.russ.ru/krug/20030826_kalash.html

"Я сторонник глубоководного ныряния в русский язык"
Беседовала Елена Калашникова

Валерий Вотрин

Дата публикации:  27 Августа 2003

Вотрин Валерий Генрихович (1974) - прозаик, переводчик с английского. Среди переводов - романы "Лев Воаз-Иахинов и Иахин-Воазов", "Кляйнцайт" Рассела Хобана, новеллы Флэнна О'Брайена.


Русский Журнал: С чего начался интерес к переводу? Какой был импульс?

Валерий Вотрин: Серьезно переводить я начал уже здесь. Наверное, атмосфера другого языка заставила обратиться к своему. Вернее, атмосфера других языков, - в Бельгии одних государственных языков три, не считая брюссельского языкового Вавилона. А до этого был, патетически выражаясь, путь. Сначала английская спецшкола, потом романо-германский факультет Ташкентского госуниверситета, работа переводчиком. Переводить мне хотелось всегда. Причем переводить обязательно что-нибудь великое - я вот, ничтоже сумняшеся, начал с Мервина Пика и наваял-таки порядочно из "Горменгаста", пока не понял, что перевод мой - картонный. Ну, долго я не горевал и принялся за Дансени, такая уж пошла у меня тогда струя. Ничего не закончил, все побросал, зато руку набил. А уже будучи здесь, зашел в библиотеку маленького городка, где сейчас живу, увидел на полке книжку, взял в руки и влюбился. Оказался - "Кляйнцайт" Хобана. Там есть в начале потрясающий диалог: "- Я существую, заявило зеркало. - Ну, а я? - спросил Кляйнцайт. - А это уже не моя печаль, - заявило зеркало". Вот с этого маленького диалога и начался для меня перевод.

РЖ: "Переводить мне хотелось всегда. Причем переводить обязательно что-нибудь великое" - это с какого же возраста? И почему именно великое? От восхищения?

Валерий Вотрин
В.В.: Я начал изучать английский со второго класса. Вот с этого возраста и хотелось переводить. Я и писать начал очень рано. Но, как и с переводом, до зрелого долго не доходило. У меня был такой разгон - я начал с фантастики, чтобы потом перейти на историю, конкретнее - историю папства. Эта тема меня завораживает. То есть фантастика была плацдармом. А теперь, когда я застрял на совершенно других темах (которые меня завораживают не меньше), мои ранние вещи принимают за недавно написанное. Ответственно заявляю: я - сомнамбулический реалист, в прозе и в переводах.

А замахиваться надо на великое. Я не говорю, что Хобан велик, я говорю, что он - великолепен.

РЖ: Расскажите подробнее о своей спецшколе.

В.В.: Это школа #17, в ту пору таких специальных английских школ было в Ташкенте, кажется, всего две. Так что заведение весьма уважаемое. В школе у нас были прекрасные учителя. Мне удалось поймать последние годы цветения старой лингвистической школы. Сейчас почти никого не осталось, разъехались, умерли.

РЖ: Кто ваши родители?

В.В.: Папа долгое время работал гляциологом, альпинист, участвовал в нескольких восхождениях на высочайшие пики страны, потом перешел на работу в Госкомспорт Узбекистана, был тренером сборной СССР по горным лыжам в Узбекистане, затем - начальником Республиканского Центра быстрого реагирования. Мама - профессор, доктор медицинских наук, онкоофтальмолог.

РЖ: В вашем детстве были любимые зарубежные книги?

В.В.: Разумеется, были, но сейчас не упомню, какие именно. Зато прекрасно помню, как я еще в совсем нежном возрасте прочитал Рабле в гениальном переводе Николая Любимова. Я и сейчас перечитываю его, некоторые места просто наизусть помню. У меня такой настольный комплект - Рабле, Джойс и Библия.

РЖ: Как получилось, что вы попали в Бельгию?

В.В.: Я закончил магистратуру Брюссельского университета. По специальности - эколог. Еще в Ташкенте много работал по экологическим проектам, только специального образования не было. А теперь вот Бог дал бодливой корове рога...

РЖ: Что для вас перевод?

В.В.: Есть в этом что-то от чувства того человека, который, сидя на мачте, первым видит землю. Ее потом и другие увидят, но сначала услышат его крик. Переводчик открывает новые земли. Правда, бывает иной раз так, что его не слышат, и тогда кажется, что мачта - в пустыне...Но обязательно быть первым.

РЖ: Интересное сравнение... Но при этом открывающий новые земли, наверное, чувствует большую ответственность? А вы?

В.В.: А чем Земля Франца-Иосифа отличается от Земли Райнера Марии? В моем случае это был, правда, остров святого Брандана. И не всякого же человека посадят на марс, а только очень ответственного.

РЖ: "...Наваял-таки порядочно из "Горменгаста", пока не понял, что перевод мой - картонный". Что для вас хороший перевод, а что "картонный"?

В.В.: Это я так называю - картонный. Наверное, неубедительный. Такой, из-под которого, как говорил Топоров, просвечивает текст. Только в этом случае текст прямо-таки выпирал оттуда, как из-под пятницы суббота. Эти огрехи надо было выправлять. А как, если ты своим языком только говорить научился?

РЖ: Когда вы переводите, вы ориентируетесь на русскую литературу? Ищете какие-то аналоги? Ведь проблема многих непереводимых произведений именно в том, что у них нет аналогов в русской литературе. Хотя прорывы возможны. Например, "Поминки по Финнегану" непереводимы, кроме всего прочего, еще и потому, что их в первую очередь надо понять. Это роман об Ирландии. О совершенно специфической культурной ситуации, в которой оказывается Ирландия по отношению к Англии и остальному миру.

В.В.: Для меня очень важны лексические опыты Ремизова и гениального Сергея Петрова. Я вообще сторонник глубоководного ныряния в русский язык, в самые архаические его слои. Это не значит, что я перевожу произведения современных писателей языком протопопа Аввакума. Просто иногда выныриваешь с чем-то совершенно чудесным и запасаешь его впрок - авось, пригодится. Это как Набоков в "Других берегах" умиляется слову "ольял".

Другой кладезь - Библия. Ее я читаю и дома, и на работе, и по пути на работу. Сколько ко мне уже подсаживалось разных свидетелей, и пятисотников, и бапвентистов, думая, что учуяли родственную душу. А тут человек предается греху филологии. Вот и Джойс им грешил. Да, ко всему прочему, привнес и национальный компонент. Думаю, перевести "Поминки..." можно, но уши заболят от ныряния, глубина большая. Ведь роман об Ирландии перевести можно. А ирландский акцент - нет.

У Хобана есть роман "Риддли Уокер", такая сюжетно обыкновенная антиутопия, опять мир после атомной катастрофы, человечество откатилось назад, воюет с громадными псами-мутантами. Все очень хорошо и довольно неново. Но написано это все жутким, искореженным языком, внешне смахивающим на валлийский: "Seeing that boars face in my mynd that morning in the aulders and seeing it in my mynd now I have the same thot I had then: If you cud even jus see 1 thing clear the woal of whats in it you cud see every thing clear. But you never wil get to see the woal of any thing youre all ways in the middl of it living it or moving thru it. Never mynd". Понимаешь, что это английский, только когда читаешь его вслух. Потрясная вещь, но нужно исказить русский до подобной же чудесной неузнаваемости.

РЖ: Почему заинтересовались Хобаном?

В.В.: Это был мой произвол - вытащить на русский божий свет этого нелюдима. Самое смешное, что предки его - из украинского местечка Острог, на Волыни, и звались они первоначально Хохбаны. И в Остроге же Иван Федоров печатал свои книги. Так что Хобан - наш изначально, только сам этого не знает. Я хотел ему об этом написать, но еще, чего доброго, обидится. Он ведь таперича американский писатель...

РЖ: Ваш интерес к ирландцу Флэнну О'Брайену, который считается вторым Джойсом - тот ведь одобрил его первую книжку, - не связан с любовью к самому Джойсу?

В.В.: Еще как связана. О'Брайеном я заболел через Джойса, старина Флэнн был его литературным секретарем. У этих двоих были довольно сложные отношения, Джойс, видите ли, никак не мог смириться с тем, что его секретарь - самостоятельная личность, со своими литературными претензиями. От этого и пошло мнение, что О'Брайен - эпигон Джойса. Однако это совершенно потрясающий художник, и джойсовского в нем - чуть. Зато больше, что называется, ирландскости, которую роднит с русскостью то, что ирландцы тоже большие мастаки посмеяться над собой и своей ирландскостью и тоже здорово перегибают в этом палку. Украинское издание "Третьего полицейского" в переводе Панасьева было очень хорошим, задорный перевод, прекрасно отражающий смеховую стихию романа. Кстати, только недавно вышел в свет русский перевод ирландской книги О'Брайена, An Beal Bocht, "Поющие Лазаря" на русском. Совершенно бурлескная вещь. Я перевел несколько его новелл. Вообще люблю авторов малоизвестных даже на родине.

Кстати, с именем О'Брайена связан у меня небольшой эпизод. Мне приснился сон, в котором некий голос произнес: "Что ты все - английский, английский... Ирландский надо учить!" Это было откровение, во сне все остро воспринимается. Все, думаю, начну учить ирландский. Вот по О'Брайену и поучил немножко. Хотя какие мои годы, ирландский вон он, через пролив видно...

РЖ: Больше не было у вас подобных странных снов?

В.В.: О, всегда.

РЖ: У вас, наверное, большой опыт "межнационального" общения. С кем вам легче, интереснее общаться?

В.В.: Я человек довольно необщительный. Однако работа заставляет. Легче и интереснее мне общаться на темы, очень далекие от писательства и перевода, причем неважно, какой человек национальности. Вот, к примеру, моя магистерская диссертация посвящена проблеме трансграничных водных споров в Центральной Азии. Весьма уважаемая и достойная вдумчивой беседы тема. Люблю людей из Еврокомиссии, народ там подобрался интеллектуальный, и говорить с ними всегда интересно.

РЖ: Есть переводчики, за работами которых вы следите? Читаете их новые работы?

В.В.: Наверное, большинство вашего каталога. На некоторых реагирую подсознательно, как на брэнд, - Голышев, Гаспаров, Апт, Микушевич... Из стихотворцев - Витковский, Прокопьев, Седакова, Гелескул... Называть можно долго. Из соседей - в Лувене работает замечательная переводчица с нидерландского Ольга Гришина, в ее переводах выходят книги Тоона Теллегена. Очень ценю переводы фантастики Владимира Баканова. Сейчас дочитываю "Александрийский квартет" - великолепная работа переводчика Вадима Михайлина. Хороши работы издательства "Фантом-Пресс".

РЖ: Или предпочитаете оригиналы?

В.В.: Смотря чего. Однозначно - Джойс и Библия. Борхес, кажется, говорил, что Библия короля Иакова - лучшее, что он читал на английском. И это правда.

РЖ: Думаете, можно говорить о том, что в последнее время в России изменился подход к переводимому тексту? По-вашему, явление, о котором говорил в интервью В.Л.Топоров, существует?

В.В.: Я не думаю, что установка у продвинутой молодежи именно на плохой перевод. Просто что читает продвинутая молодежь? Она читает Мураками Харуки и Мураками Рю. Смотрит разные фильмы. Вот и получается продвинутый, не на многое способный язык. Для издательства заполучить такого "продвинутого" переводчика, конечно, беда. Но и Кирилл Медведев прав - переводить современных молодежных авторов иным языком не получится, нужен именно такой язык, со всеми штампами и словечками.

РЖ: Переводимые вещи как-то влияют на вашу собственную манеру письма?

В.В.: Это, скорее всего, моя манера письма влияет на перевод.

РЖ: У ваших переводов и прозы много читателей, я имею в виду тех, кого вы знаете? Кто они?

В.В.: Учитывая глубину моей кроличьей норы, откликов до меня не доходит. Друзьям и родственникам нравится, но на то они друзья и родственники. Я даже не знаю, есть ли у меня свой читатель. Собственно, и судить не по чему, ведь публикации мои очень разбросаны, в Интернете есть не все. Вот, надеюсь, выйдет книжка, тогда о чем-то и говорить можно будет.

РЖ: Кто из "профессионалов" говорил вам что-нибудь о ваших работах? Я знаю, их высоко ценят Е.В.Витковский, О.В.Морозова...

В.В.: Я благодарен Евгению Владимировичу и Ольге Васильевне за их высокую оценку. Мнение других профессионалов, видимо, еще впереди.

РЖ: Какой дальше видите свою жизнь?

В.В.: Такой же двойной, какова она сейчас. Мне всегда лучше работалось под прессингом, чтобы над головой висел какой-нибудь проект по наращиванию потенциала устойчивого развития или чего-нибудь в этом роде. Сейчас вот подал документы на докторантуру, если хватит терпения (на три-то года!), буду изучать устойчивое развитие в арктической зоне. Вообще, очень интересно жить в Брюсселе сейчас, в канун расширения ЕС. Можно встретить виды, просто-таки занесенные в Красную книгу, - например, аргентинца эстонского происхождения, прекрасно говорящего по-нидерландски.

РЖ: Вам интересно то, что пишут ваши сверстники и шире - тридцатилетние?

В.В.: Дело в том, что из одной литературной дыры я попал в другую. Я не жалуюсь, мне лично всегда хорошо работалось в литературных дырах. Но иногда это доставляет неудобства. К примеру, я лишь приблизительно знаю, что пишут тридцатилетние. Более того, из того, что знаю, о чем и как пишут тридцатилетние, мне лично то, что они, тридцатилетние, пишут, абсолютно не нравится. Внутрипоколенческое отталкивание.

Отдельного разговора заслуживают так называемые "толстые" журналы. Я частенько захожу в Журнальный зал, и знаете, умиляюсь тому, как это у них так получается - вроде и фамилии у людей разные, и биографии, и возраст, а пишут все одним и тем же языком. Недавно открыл одну повесть, начинающуюся словами: "Старый хер...". А, думаю, поперла молодежь. Но глянул на фамилию автора и вздрогнул - Маканин. Вот ведь и не думал, что он такие слова знает...

РЖ: Что касается современной зарубежной литературы - в переводе, оригинале - у вас были в последнее время открытия?

В.В.: Да, я прочел "Часы" Каннингема, сначала в оригинале, потом в переводе, да еще посмотрел фильм, - неделю после этого болел. Невероятная книга. Несомненная переводческая удача Дмитрия Веденяпина. Потрясающий фильм.

РЖ: Какие авторы вам неблизки, вызывают раздражение?

В.В.: Зарубежный автор у меня вызвать раздражение не может. Срабатывает защитный барьер иностранного языка. А вот перевод - запросто. И наши современные авторы - очень часто.

Еще очень раздражает непомерная публичность. Авторы, кажется, забыли, что литература - дело темное, сродни алхимии. Что занятий ею вообще надо стыдиться, чтобы окружающие лучше относились. Поэтому мне всегда легче было с мертвыми. От них знаешь, чего ждать.

РЖ: Раз легче с мертвыми... Переводите сейчас что-нибудь или пока не встретилась книга, подобная "Кляйнцайту", чтобы сразу влюбиться?..

В.В.: У меня есть на примете авторы, которые подходят под все мои критерии. К примеру, Уильям Герхарди, автор романа "Полиглоты" о судьбе английской семьи в Сибири в годы гражданской войны, на родине, в Англии, совершенно забытый. Но им займусь, когда будет время. Я ведь перевожу, когда не пишу своего.