Русский Журнал
/ Круг чтения / www.russ.ru/krug/20030908_akuz.html |
Живые стихи Водяные знаки. Выпуск 25 Анна Кузнецова Дата публикации: 8 Сентября 2003 От периода времени "после 1985" много чего осталось, в том числе и стихи. Все они так или иначе характерны для эпохи - чего и требует от стихов непременное для современности условие: стихи должны быть живыми. Живые стихи - это как раз те, что передают напор и направление быстротекущего времени, а значит - умирающие с наступлением другой эпохи... Такая вот палка о двух концах, когда качество является сразу достоинством и недостатком. Странное все же было время. Хотя бы потому, что живыми стихами перестроечной эпохи принято считать головные, вычисленные, концептуальные вещи, расчлененные смыслы, окропленные мертвой водой интеллекта, - от мертвой воды в волшебных сказках срастаются раны на мертвом теле, а в поэзии 90-х рубинштейновские картотеки обретают смысловую цельность. Такими стихами мы насладились сполна - и вовремя с ними расстались. Теперь до нас доходят более медленные книги о том, что пришло тогда процвесть и умереть, передающие все тот же перестроечный пейзаж при помощи старых испытанных средств: интонации, краски, детали. Или портрет, в котором портретируемый - живой, ничем кропить не надо:
Эту банду опухших каналий Как летят, крылышкуя рублями, ................................................ И не в терапевтическом шоке У лирика Ильи Фаликова была эпическая позиция наблюдателя в потоке перестроечного бытия. Его лирическое "я" не стало частью хаоса, оставаясь вещью-в-себе - так, название его книги стихов "Книга лирики. 1989-2002" (М.: Предлог, ММIII. - 208 с.) выросло из подзаголовков предыдущих книжек, что показательно: менялись темы, менялся мир вокруг, оставалась суть - сопереживание живому (На шею ребенка ужасно смотреть - / адамово яблочко хрупко), находимому в потоке безличного, безликого... Безликого? Если у времени и есть лицо, рисуется оно вот так: 1989 - 2002. Цифрами. Остальные черты обобщаются:
........................................................................ Рим победил. Не уйти из афганского плена Стихи, написанные за долгий период лоскутного времени должны быть, наверное, разными - такие они и есть: наряду с живыми реалиями, с конкретными событиями времени и места в них вдруг высказывается что-то хтоническое, младенческие страхи самой поэзии:
А в чем моя вина? Жующее жует, На что ему моя фигура? Что ему ............................................................... Но есть и точки стяжения, делающие книгу - книгой, цельностью с внутренним сюжетом, с динамикой его развития - а не сборником стихотворений. Во-первых, сразу видно, из какого сора... Эта книга лирики вырастает из эпического сора легендарной истории, находимого на мусорных кучах истории актуальной. Почему так? Ощущение тогдашней реальности, хаоса, явившегося не по нашему невезению, а по какой-то извечной закономерности, передано очень точно: ............................................ Во-вторых - болевая сосредоточенность на этом потоке: больно от чего-нибудь в нем - значит, это настоящее. Остальное пусть себе кучкуется и протекает, пропадает пропадом... И, значит, в этой аномийной действительности, не позволяющей себя опознать, мы действительно есть - поэтому возможны сопутствующие вопросы:
Кучи и потоки, в которые собирается движущаяся реальность перестроечной эпохи, передаются растерянным сознанием наивно, миметически - а потому с фотографической достоверностью: через кучи и потоки слов - длинные перечисления, нагромождения - прием действительно не новый ("Я прекрасно понимаю, что стихи мои, написанные в начале 90-х, слишком привязаны к предшествующему времени стиха, - я не вижу здесь ничего постыдного. Это время - было. Оно просто прошло. Не факт, что бесплодно. Потом, к середине 90-х, в мой - и не только мой - стих вошло нечто другое. Точнее, укрепилось то, что прежде было не столь отчетливо. По видимости неновое. Дело в пропорциях и сочетаниях свойств"), но своевременный, уместный, акцентирующий точки статики, те самые пункты А и Б на пути из - в:
запарка, и стоит содом вселенной, В куче можно найти и Мамая на Курском вокзале, и АНТ со сноской "фирма А.Тарасова, ныне забытого", Валгаллу, Тартар и толпы у ЦУМа... Эклектика вполне типичная для поэзии того времени - есть однако нечто, отличающее эти кучи слов от "живых" - тех же рубинштейновских. Это семантическая определенность: ряды перечислений подобраны тщательно, обдуманно, со вкусом и толком - даже если сам поэт не тратил на это времени, его классицистически вышколенная муза, как ни старается, не может забыть гаммы. Портрет бича-апреля у нее выходит несколько салонным - просто мода салонная нынче такая, передвижническая: ........................................................ Муза, однако, отдельно - а поэт отдельно: то самое константное лирическое я то и дело заглядывает в зеркало стиха: романсовый надрыв ("Когда исчезну, только алкаши / нальются за помин моей души. / Я сам лакал из лужи непотребной, / я сам себя давно видал в гробу. / Рыдай, рванина. Музыкой волшебной / я заплатил за русскую судьбу"), блатной мотивчик ("По Волге летят скоростные суда, / и тучка находит на птичку. / А в майском саду отыграл навсегда / мальчишка припадочный в тычку"), жаргонные словечки (Баю-баю, милый, топай баиньки. / На халяву стопку опрокинуть, / в омут кануть, кокнуться на боинге / или на катке коньки откинуть), усмешка над самим собой:
И идентификация себя живого во времени - прошедшем:
Что мы пели и где бывали, Нетипично для поэтического времени, которое охватывает книга, и полное отсутствие иронии, глубокая серьезность, с которой поэт идет на поиск пути истинного в обнажившиеся под селевым потоком развалины Критского лабиринта. Серьезность, делающая человека совершенно беззащитным, - позиция сильная и симпатичная. Поэтому легко прощается единственное защитное движение - автопредисловие, прогноз констатаций как ложный выпад: "Некоторая закрытость, упор на внутристиховые задачи, уход (почти бесполезный) от социальной сиюминутности, ставка на звук, равный смыслу (и наоборот), подземный гул опущенных звеньев, нечаянная метафизика и неизбежная метафорика (...)" Вторым предисловием становится первое стихотворение, поясняющее, почему эта муза хорошо играет гаммы:
волчий вой, кулачная потеха, - Образ стукача, которым это стихотворение кончается: "ежели поэт на пишмашинке / на себя Вселенной настучит" - как раз примета того мертвого времени, о котором в предисловии сказано, что оно просто прошло, и не факт, что бесплодно: теперь и машинки не стучат, и люди, кажется, расстались с этой бедой. Понимание феномена эпохи не дает поэту осуждать ее - только обсуждать, помещая в свое лирическое время: в книге нет точной хронологии - не стоят даты под стихами; мало точных примет, отличающих 1989 год от 1990, а эти два - от 1999. Лирическое время протекает как-то иначе, чем физическое - почему-то останавливает взгляд то, как поэт подписал прозаический текст предисловия к книге стихов: 2003, март, Москва. |