От редакции: Скоро начнется Франкфуртская книжная ярмарка. В этом году Россия - почетный гость ярмарки. В программе участия России заявлено множество "авторских чтений" наших соотечественников. Для того чтобы уяснить степень знакомства европейской публики с нашими писателями, мы предлагаем вашему вниманию перевод статьи из журнала "Die Zeit".

---

"Поэт в России больше, чем поэт? Ах, Евтушенко, старый трепач", - ругаюсь я, мчась по центру Москвы, три раза чудом выскальзывая из-под колес машин. Даже у самого крутого жителя Западной Европы закружится голова от вида всех этих торговых центров и пассажей. Немецкому поэту, чтобы заработать на уик-энд в Москве, нужно получить по крайней мере две Бюхнеровских премии. Как же ухитряется бедный русский коллега быть "больше", чем поэт, в этом столичном мегаполисе?

Но прямо в центре, неподалеку от Красной площади, расположились три последних оплота поэзии: клубы ОГИ (Объединенное Гуманитарное Издательство). Это огромные подвальные помещения с массой столов. Книжная лавка у входа открыта - как и само кафе - 24 часа в сутки! Поэзия, беллетристика, философия, история, психология, религия - все самое свежее. Но в первых рядах, конечно, книжки признанных поэтов, изданные в ОГИ: Мария Звягинцева, Алексей Денисов, Леонид Виноградов, Михаил Гронас. Кроме них, поэтические сборники, вышедшие в других издательствах: стихи Евгения Рейна, Владимира Строчкова, Аркадия Штыпеля, Ирины Ермаковой, Веры Павловой, Инги Кузнецовой, Михаила Айзенберга et cetera et cetera.

В стихотворении важны углы и ребра

Со стопкой только что купленных книг я продвигаюсь в соседний зал. Коньяк уже заказан. Жду, для проверки показываю каким-то девушкам свои приобретения. "Стихи? Проза же гораздо интересней", - поражаются они. Но самое страшное: они не знают ни одного автора. И это в самой цитадели литературы! Опять я падаю на твердую почву фактов.

В других местах люди также пожимают плечами. Поразительно, ведь еще никогда московская литературная жизнь не было такой кипучей, как сейчас. Что же, Россия уже не знает своих поэтов? Этих почти мифических созданий, которые еще совсем недавно играли роль дельфийского оракула? "Самое ужасное, что может произойти с нашей поэзией, это ее маргинализация", - говорит Алексей Алехин, главный редактор самого авторитетного русского журнала поэзии "Арион". "Нельзя, чтобы стихи, как это имеет место на Западе, стали забавой только филологов". Но этого не будет. Ясно, что люди читают теперь стихи меньше, чем прежде, продолжает Алехин. Но высокая значимость поэта - это уже в прошлом; бывают, конечно, исключения. В те годы поэты вынуждены были выполнять функции средств массовой информации. Сегодня же профессиональные поэты заняли свое подлинное место в обществе: место творческой интеллектуальной инстанции. Это не маргиналы, но и не ширпотреб, утверждает издатель. Откуда у него надежда, что читатели не переведутся, спрашиваю его. "После перестройки все занимались экспериментами, вот все читатели и разбежались. Но теперь стихи снова заговорили, их можно понимать", - считает Алехин. Примеры? Пожалуйста: Максим Амелин, Глеб Шульпяков.

Я встречаюсь с ними в ОГИ. Им слегка за тридцать, за плечами превосходное литературное образование, помимо прочего, они еще и тонко чувствующие переводчики. Шульпяков переложил на русский язык Одена, Амелин - Катулла. Знаток поэзии допушкинской поры, Амелин, иронически подмигивая читателю, пользуется усложненными формами и пышными архаизмами. Название сборника его стихов характерно: "Dubia". В области поэтической техники мало кто может потягаться с ним. Напротив, поэзия Шульпякова развивает поэтические традиции Иосифа Бродского и Евгения Рейна. Так он говорит. Но, если честно, то у мэтров он позаимствовал только метод. Его сборник "Щелчок" пронизан тончайшей геометрией, линии которой упорядочивают даже величайший хаос мегаполиса. "Строгость - это реакция на русскую повседневность, - поясняет он. - В нашу парадоксальную эпоху, в которой сталкиваются нищета и богатство, красота и уродство, верлибр выглядит довольно диковато".

С ним не согласен Дмитрий Кузьмин. Издатель альманаха "Вавилон" ценит, как и прежде, литературу андерграунда. Еще рано думать о каком-то каноне, утверждает он, имея в виду Алексея Алехина и его "Арион". Нужны не "хорошо сделанные", "гладкие" стихи, а "углы и ребра, которые торчат из текста и еще требуют своего истолкования". К поэтам, которых выделяет Алехин, он относится с недоверием: "Не спорю, Амелин и Шульпяков - блестящие стилисты. Но тот факт, что их понимает старшее поколение, говорит о том, что это тупик".

Сильно сомневаюсь, что этот вердикт справедлив по отношению к обоим. Но в одном пункте он прав: все больше и больше молодых талантов были до смерти захвалены старшими за последние годы. Недавно Константин Кедров "открыл" Алину Витухновскую и объявил ее гением. Получив статус поэтической Лолиты, юная поэтесса, однако, вскоре сделала ставку исключительно на нелитературные средства (особенно на свои аресты по обвинению в торговле наркотиками) и приобрела этим некоторую известность - в ущерб языку. С той поры в рамках современной русской поэзии максимум, на что она может рассчитывать, это на роль подростка - пугала обывателей. Схожая судьба у Дмитрия Воденникова, выступившего в середине 90-х годов с брошюрой "Репей" (содержавшей всего 11 стихотворений!) и прославленного как новый мессия. Его поздние тонкие книжечки, написанные занудным тоном избалованного юнца, разочаровывают.

Современная поэзия это гигантский Вавилон

По этой причине Кузьмин не без оснований избегает зажигать новые звезды на поэтическом небосводе. В его альманахе поразительное многообразие голосов различного достоинства. В конце концов, замечает он, современная поэзия - это ведь гигантское смешение голосов, Вавилон. Причем не только в столицах. Изданная им в 2001 г. антология нестоличной поэзии включает произведения 162 авторов!

В отличие от этого, "Арион" предлагает небольшую, но изысканную смесь именитых и только что открытых авторов, молодых и не очень. Ведь и среди поэтов других поколений встречаются такие, чей творческий дух не уступает более молодым. Самый изобретательный и значительный из них - Генрих Сапгир - умер всего несколько лет назад. Но сюрпризы преподносят и Владимир Строчков и Аркадий Штыпель, оба - авторы "Ариона", обоим скоро шестьдесят. Первый придумал термин "полисемантика", довольно точно улавливающий суть его текстов. В них возникает мир тревожной многозначности, развивающийся (подобно некой шахматной партии) по логическим законам. В 1994 г. увидел свет 400-страничный том его стихов "Глаголы несовершенного времени", одна из самых интересных публикаций послеперестроечного периода. В отличие от него, книжечка Штыпеля "В гостях у Евклида", вышедшая как итог многолетнего труда в том же "Арионе", содержит только 55 стихотворений. В его лирике школы Осипа Мандельштама и Эдуарда Багрицкого чересчур много загадок и игрового начала. "Стихи должны вызревать медленно", - не без кокетства сообщает он.

Посредником между фронтами - "Ариона" и "Вавилона" - выступает Елена Пахомова. Вдова трагически погибшего поэта и издателя Руслана Элинина, она как наследница взяла на себя ответственную роль куратора основанного ими литературного салона "Классики XXI века" в Библиотеке им. Чехова. В роскошном зале библиотеки, расположенной неподалеку от памятника Пушкину, каждый четверг авторы читают свои произведения. Издательскую деятельность Пахомовой можно назвать подвижнической: за последние годы она издала сотни поэтических сборников. К каждому чтению в салоне печатается маленький, изящно изданный на радость библиофилам томик тиражом 100 экземпляров, который полностью распродается за вечер.

Прием здесь находят даже такие оригиналы, как Владимир Климов - для "Ариона" слишком мудреный, для "Вавилона" слишком старый. "Я - авангардист!" - с гордостью заявляет он. В самом деле, кажется, что в этом лукавом бородаче воскресли все гении футуризма. Он прямо-таки живет в атмосфере модернизма. Брошюры Климова - пестрые, радующие глаз - издаются тиражом 30 экземпляров; выходящие теперь с рисунками художника Виктора Гоппе, они стоят недешево. Но самые первые его книжки печатались еще в серии Елены Пахомовой. "Может быть, я второстепенная фигура на сегодняшней русской сцене, но все же без меня не обойтись!" - смеется он. В своей крошечной квартирке он разместил частный "Музей Брехта". В 70-е годы Климов начал собирать газетные вырезки, книги и предметы, так или иначе связанные с Брехтом. Он показывает мне гору папок и даже оригинал письма мэтра. "Для меня Брехт - символ авангарда", - говорит он и признается, что не знает ни слова по-немецки.

Климов не единственный "авангардист", но, видимо, прав Алехин, утверждая, что возвращается "новая понятность". Вот и Евгений Рейн - сегодня самый уважаемый поэт в России - уже давно наблюдает появление неоклассицизма высокой поэтической пробы. Рейн, друг и наставник Бродского, выделяет прежде всего старшее поколение: это Татьяна Бек, Инна Лиснянская, Ирина Ермакова, петербургская поэтесса Елена Шварц, поэт Олег Чухонцев, Сергей Стратановский, Бахыт Кенжеев, покойный Семен Липкин и живущий в Америке Лев Лосев. "Все эти поэты переработали опыт авангарда и ушли от него, вернувшись к содержанию", - говорит он и с достоинством читает мне свои новые стихотворения. В одном из них такая строчка: "Я водку наливал Ахматовой!". Бог его знает, наверное, так оно и было. Несмотря ни на что, он не утратил еще своей юношеской лихости.

"Почему же в Германии игнорируют все эти имена?" - спрашивают меня поэты и издатели, с которыми я встречаюсь в Москве. "Кого из наших людей, вообще, там знают?" - "Геннадия Айги, Ольгу Седакову и концептуалистов", - отвечаю. Все в недоумении. "Да, есть такие, но они вот уже двадцать лет ничего не могут сказать действительно нового". Что на это возразить? Ведь даже русский модернизм представлен в Германии только горсткой авторов, не так ли? Может быть, самых лучших. Но тогда почему в этом каноне отсутствуют как раз те, с кем перекликаются сегодня многие лирики: Иннокентий Анненский, Владислав Ходасевич, Михаил Кузьмин, Георгий Иванов, Эдуард Багрицкий?

Такой же односторонностью и нереалистичностью страдает и новый немецкий пантеон русских поэтов. Бросается в глаза, что основной упор делается на направление, а не на поэтическую субстанцию. И все же: "Если концептуалист Лев Рубинштейн за десять лет не написал ни одного поэтического текста, то это еще одно доказательство того, что данный вид поэзии основан не на языковом содержании, а на трюкачестве, - полагает Алексей Алехин. - А оно быстро приедается".

Но немногих немецко-русских посредников в области поэзии это, видимо, не смущает. До сих пор их прельщают формалистические эксперименты. Значительные имена - Вера Павлова, к примеру, - им неизвестны.

Но вернемся в ОГИ. На сей раз с Сергеем Нещеретовым и Германом Гецевичем. Мне повезло: сегодня нет никаких чтений и можно будет отлично поговорить. Дед Нещеретова, Михаил Зенкевич, - один из пяти легендарных акмеистов, соратник Гумилева, Ахматовой и Мандельштама! Внук Зенкевича, сам поэт, переводчик и издатель, с детства впитывал высокую культуру русского модернизма. Он лучше всех знаком с московским поэтическим миром, с ним охотно общается и стар и млад. Гецевич - конструктивист экстракласса и не гнушается даже детскими стишками.

За разговором мы разгорячились. Да еще вино подняло градус беседы. И когда Нещеретов рассказал о совместном ужине с Евгением Рейном, за который его именитому сотрапезнику не пришлось платить, потому что его узнал владелец ресторана, я засомневался: "Евтушенко! Ты хоть и старый трепач, но наверное ты все-таки прав".

---

Александр Ницберг, поэт и переводчик, родился в 1969 г. в Москве. Живет в Дюссельдорфе (ФРГ).

Перевел А.Б.Григорьев

(c) DIE ZEIT 25.09.2003 Nr.40