Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / < Вы здесь
Градостроитель Андрей
"Городорог". Париж: Анонимные трудоголики, 2003; составитель Андрей Лебедев

Дата публикации:  19 Ноября 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Это книга, в которую хочешь войти. Стоило ли огород городить? Oui.

На антрацитовой обложке Книги Андрея - темный туннель, в конце которого свет. Это метро. Скромный метраж книги: сто тридцать страниц.

"Площадь Бастилии", "Автово", авторы. В книгу съехались двадцать человек из разных городов, весей, разного веса; принимают участие в обозначенном в подзаголовке "действии мест".

Андрей - хороший ли он селекционист?

Андрей - ситуационист. Он рассказывает, как во время празднования Дня Города прополз, зажав в зубах "Городорог", по улице, шокируя полицейских.

Он говорит: "Париж, пария, палиндром", и достает свою гладкую, стильную книжку. Совет Драгомощенко: "оставь на книге свой след, укуси". На моем экземпляре "Городорога" - следы от зубов. И тут же слоган-крикун: "Город, дорога, дорогой. Палиндром блуждания и вечного возврата. Симметричность смыслов. Новые совпадения".

Город нам дорог, это - город дорог! Ножницы стригут воздух, парадная ленточка упадает на землю, спускаемся в недра книги, в забой. На подбое обложки - Марна, Парана, Падуя, Ватикан. Услужливые ключи к тексту, ключицы текстов, ключи от ворот города, ключевые слова. Текст-офорт Кирилла Кобрина, выполненный серебряной, сухою иглой:

...всадник, кочевник оказывается в городе. Его растерянность, страх, непонимание. Гаучо, впервые попавший в Буэнос-Айрес, три дня не покидает свою комнату на постоялом дворе. Отряд гаучо обходит стороной Монтевидео, ибо они боятся города. Еще одна банда гаучо врывается в аргентинский городок Парана, но всадники не находят ничего лучше, чем прогарцевать по центральной площади и ускакать под улюлюканье осмелевших жителей.

В содержании книги - названия иллюстраций. Топотливые фотографы, топографы Антон Козлов и Владимир Бессон. Город - это не только канализационный слив слов. Город - это зализанный дождем, склеенный клеем коллаж из бензиновых луж, коллекция сценок.

В Париже мы по незнанию попали в самый опасный район - точь-в-точь наш Тендерлойн! В переводе Тендерлойн значит "нежное мясо". Там - самые нежные, самые мясистые проститутки; разгоняющие подзаборников и драг-дилеров отборные, филейные филеры. Заполночный, заполошный Париж. На мне белые брюки, на руке "Ролекс", в кармане - тысяча евро, все кэш. Улицы полны грозных гуляк. Завидя приличную восточно-европейского вида девицу, по-шаргуновски широко ей улыбаюсь. Так может, отель наш неплох и в нем нету блох?

Русоволосая дылда стоит подбоченясь, в руках - ридикюль. У стойки отеля - два негра. Глаза налились рубиновым цветом, черная кожа лоснится, сверкают затекшие кровью белки. Заплатив за номер, ноктюрные негры подходят к заждавшейся их Ридикюльше - одна на двоих. Изгвазданные изюминки города - вот он, городорог!

Наутро в приличном округе Парижа в кафе "Табарен" (заказала choucroute) мы встречаем Градостроителя А. Вместе с ним разглядываем его карманный, прикарманенный, как голубь прикормленный городорог.

Текст самого Андрея, помещенный в сборник, так и называется - "Городорог". Он становится ядром всей книги, ее манифестом (ибо ни предисловия, ни послесловия нет).

Запах дерева, запах чая. Пробелы, пустые квартиры, разные виды пустот. Город сгруппировывается вокруг единственного освещенного окна, за которым сидит Градостроитель Андрей. Мне вспоминается роман другого Андрея - Левкина, в котором повествование слагается из монологов обитателей близнецово-безымянных квартир (в каждой второй взывают к Голему или Богу). Город Градостроителя А - борхесианский сад расходящихся тропок, недаром названье одной из главок - сады. Пробежка по саду, пиццерия, какой-то незнакомый нам, в новом костюме, толстяк. Его любовница Маргарита любит гостей. Насколько новизна костюма, любвеобильность Маргариты важна? Все в городе случайно, мелкие эпизоды, мелочность взгляда, закономерностей нет. Необязательность деталей, незначимость встреченных произвольно людей, непринужденность густо населяющих город гостей.

Вот дельный андреев совет: "книги следует выбирать из тех, что покоятся на тележках только что сданных изданий. Вечер позаботится о том, чтобы нужное оказалось на расстоянии руки". Раз - и на расстоянии руки появляется Тель-Авив. Два - Симферополь или Стамбул. Три - и перед нами Мачу-Пикчу или Москва.

Парижский паштет щедро намазан на хлеб текстов, собранных Градостроителем А (взять хотя бы названия стихотворения Николая Бокова "По берегу Марны приближаясь к Парижу, в слезах" или интервью с композитором Камилем Чалаевым "Гетерофония парижских сирен"). Мне, честно говоря, больше понравилось в Аргентине. А что этот Париж? Станции, стачки, в вагон вваливается бабка с баяном, поет в микрофон. Им не нравятся их европейские пенсии... Лучше про песо.

В Буэнос-Айресе истосковавшийся по действу буйный, беспокойный, так похожий на русский, народ швырял на пороги банков всякую гадость. Пробежит на полусогнутых старушенция, подскочит к дверям, которые защищают медными грудями, толоконными лбами мордовороты в фуражках, - и ловко метнет содержимое из мешка на порог. Летит по воздуху целлофан, сгноенные помидоры, стекло. Город - это мусор, огромная свалка. Впрочем, подобных текстов в сборнике "Городорог" нет.

Зато там есть рассказы про то, как Дима Челябинский, живущий в Бавильске, очутился в местном метро и его описал. Или текст обитающего в Сан-Франциско Андрея Устинова про "Огни большого города", знаменитый книжный магазин Лоуренса Ферлингетти. Или текст только-только заявляющего о себе нового автора, ньюйоркца Вадима Темирова. Вот как он, например, благоволит к бездомным: "Лежат в преддверье парадных, на скамейках, в парках, в садах - им оранжад я покупаю медно, кумекаю - сколько намедни мелочи истолок". Приятно, что в книге соседствует юный зубренок вместе с зубастым метром метро!

Андрей Левкин в посвященном Аркадию Драгомощенко тексте описал свой Киев-красавец, обозначив его "городом К." Упомянутый Устинов описал "Фланирующий Париж", заполоненный таксистами, которые непременно оказываются газдановыми, или русскими генералами, или маленькими поэтессами с большими бантами - на выбор. Кстати, не Одоевцевой ли (а может, Берберовой) принадлежит гениальный рассказ о целой орде передвигающихся по ночному Парижу, со специфическим шумом, инвалидов в колясках?

Тот же Устинов предоставил в распоряжение сборника "Городорог" стихи Георгия Иванова, Анны Присмановой, Максимилиана Волошина, Бориса Поплавского, Бориса Божнева, Довида Кнута и других ("В городе дождь. Маленькая парижская антология"). Поэт Владимир Аристов пишет прозу про двойственность городов, озаглавив свой текст по-цоевски круто - "Окурок на рукаве". Сергей Зхус пишет про Падую. Евгения Абрамова пишет про Краков. Есть и переводы с других языков - например, известный австралийский пиит Лес Маррей.

В отличие от борхесовских гаучо, авторам Книги Андрея город слишком знаком. Он слишком им по плечу - и они похлопывают его по спине. Почти ни у кого из авторов сборника, за исключением, пожалуй, лишь Кобрина, Лебедева, Левкина, Аристова, загорающаяся над козырьком метро буква "М" не обращается Мистикой, которую сулит нам обложка.

Лучо рассказывает нам про астроархеологию - совокупность городов сверху выглядит как силуэты животных. Куско построен в виде пумы. Священная Долина инков параллельна Млечному пути. Оллантайтамбо выстроен в форме альпаки.

Город Андрея внепланов, после дождичка в четверг он вырос как гриб. Авторы напоминают случайных прохожих - один, не оглянувшись, пройдет, а другой вдруг распахнет щедро куртку, и ты сразу увидишь, чем он торгует, - и долго потом будешь сожалеть, что не купил. Но в этом и заключается прелесть этой непосредственной книги, которой, как мне кажется, чуть-чуть не хватает обоснования, не хватает фундамента, не достает философских эссе. Город Андрея напоминает дом Сары Винчестер в близком мне Сан-Хосе. Двери в Mystery House ведут в никуда, потолок обращается полом, понастроены безо всякой логики комнаты. Сара Винчестер боялась, что за ней придут духи людей, убитых из запатентованных ее мужем винтовок, и поэтому не прекращала выстраивать лабиринт. Она надеялась, что духи в нем заплутают и никогда ее не найдут. Но трогательный, неуклюжий, любовно обихоженный город Андрея нам дорог, и мы вместе с духами пускаемся в путь.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Татьяна Милова, Московские расчеты /19.11/
Премия "Московский счет" - поэтический Оскар российской столицы. Когда тебе предлагают стать действующим лицом премиального сюжета и при этом отказывают в базисной, самой что ни на есть легальной в подобных случаях информации, поневоле начинаешь искать скрытые пружины действа.
Дмитрий Кузьмин, "Вавилон" будет торжественно закрыт в феврале 2004 года" /18.11/
Издательские проекты просто сдуваются, словно воздушный шарик. Мы (я имею в виду некоторый круг "вавилонских" авторов, готовых идентифицировать себя с проектом) поняли: настанет время, когда смысл существования "Вавилона" будет исчерпан.
Устные мемуары (2) /17.11/
Мы его переживем, - сказал я Ильфу, - и нужно будет писать воспоминания, я это никогда не сумею сделать.
Александр Агеев, Голод 89 /17.11/
Нынешний книжный бум скорее разделяет: рынок богат и потому разводит людей по разным своим закоулкам, и когда-то благородная страсть понижена в тонусе, потому что легко удовлетворяется.
Роман Арбитман, Тень Гарри, или Возможны варианты /14.11/
Что толку в проданных тиражах переводов одной Джоан Ролинг, если англичанка-перфекционистка пишет медленно, а потребитель так прикипел к конкретному сюжету, что даже на злостные новоделы вроде "Тани Гроттер" уже почти не реагирует? Рынку нужен богатый ассортимент.
предыдущая в начало следующая
Маргарита Меклина
Маргарита
МЕКЛИНА

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100