Литературные журналы Украины: в поисках жанра

Инна Булкина

Украинская литературная периодика имеет свою историю, правда, без известной "легендарности". Притом, что всякие исторические построения при неминуемом национально-романтическом пафосе здесь мифологизируются, украинские журналы, кажется, никогда не были "больше чем журналами", никогда не имели баснословных тиражей и не претендовали на некое отдельное и самодостаточное культурное образование (как российские "толстяки"). Соответственно на Украине невозможно вообразить себе дискуссии вроде тех, что так любят "Знамя" или "Новый мир", все эти "круглые столы" о том, что станется с толстыми журналами в третьем тысячелетии, переживут ли они сами себя, системный кризис, конец света и прочие неприятности.

Собственно, весь этот пассаж, призванный объяснить, почему украинские журналы не такие, а другие, имеет смысл по одной простой причине. Мы так привыкли думать, что настоящий литературный журнал - это некий, условно говоря, собирательный "новыймир". Все, что не "новыймир", - отступление от правила, норма задается внутри Садового кольца, а точка отсчета - той самой "московской колокольней", о которой не так давно обмолвилась высокомерная рецензентка украинской прозы1. Короче говоря, Москва привыкла жить в убеждении, что прочий мир - это что-то вроде глобуса Москвы, и та простая мысль, что "новыймир" - и не журнал даже в обычном смысле слова, способна удивить, оскорбить, и, так или иначе, требует специальных пояснений.

Речь пойдет о другом порядке вещей, других журналах и другой литературной ситуации, хотя всякий раз придется начинать с того, почему они "другие", а не такие.

Пару лет назад в программной статье нового украинского журнала ("Критика"), призванного в итоге стать нового порядка официозом, его издатель и главный редактор, гарвардский профессор Григорий Грабович вовсе не случайно указал ориентиры, ему самому привычные и хорошо известные, но абсолютно экзотические и ничего не говорящие предполагаемой аудитории. Это были The New York Review of Books и The Times Literary Supplement. Затем был назван еще один журнал - французская "Культура" - как пример того, что единственный журнал вполне способен иметь "определяющее влияние на свое общество, его ценности и самооценку" ("Критика" #1, с.3). Опыт ближайшего соседа, столь знакомый и очевидный для большинства сотрудников и читателей киевской "Критики", был проигнорирован по вполне понятным причинам. Хотя с другой стороны, для профессора из Гарварда "Novyj mir", должно быть, такая же в своем роде экзота, как "samovar" или "Bolshoj Theatre". Но уже для его киевского зама Николая Рябчука это вовсе не так. В 80-е годы "прогрессивный украинский критик" вполне уютно уживался в т.н. "едином пространстве" (вскоре объявленном здесь "культурным мифом, выдуманным академиком Лихачевым"), как все украинские оппозиционеры, он в свое время в Москве печатался чаще, чем в Киеве. Но сюжет не в том, что "он между нами (вами) жил", а в том, что "Критика" в самом деле выстраивала модель совершенно непривычную здесь - модель журнала-газеты. Характерно, что почти одновременно с украинско-американской "Критикой" предпринявший подобную попытку московский "Пушкин" довольно быстро сошел с дистанции, причем дело здесь, скорее всего, не только и не столько в августовском кризисе. "Пушкина" в солидных московских журналах не ругал разве что ленивый, причем за вещи зачастую прямо противоположные: за светско-глянцевую необязательность (Знамя #2, 1998) и за подозрительную озабоченность новорусской патриотической идеей (НЛО #29). "Пушкин", как его великий патрон, в самом деле стремился сидеть на всех стульях сразу, и в конечном счете обосновался в Сети, отказавшись от традиционных "бумажных носителей". С ролью регулярного "review of books" - плохо ли, хорошо ли - теперь справляется один "НГ-Exlibris", оставаясь газетой без каких бы то ни было журнальных амбиций. Киевская "Критика" между тем жива, вернее, существует. Выходит она с альманашной необязательностью, встретить ее можно лишь в паре-тройке системных библиотек да в киевской "Лавке писателей", реальный тираж ее не превышает тысячи (или двух). Для первоначального пафоса и разговоров об "определяющем влиянии на свое общество" это по меньшей мере несерьезно. Однако в силу необязательности выхода или в силу других причин (о которых - ниже), "Критика" остается журналом по местным понятиям - т.е. никак не "больше, чем журналом", а журналом и только.

Теперь очевидно, что "Критика" стала в пару с первым из нынешних украинских журналов - "Сучасність", тоже перенесенным, к слову сказать, на украинскую почву не так давно (до известного момента "Сучасність" выходила в диаспоре и была - как и "Критика" - органом гарвардской профессуры). "Сучасність" - не журнал-газета, но журнал в западном смысле слова: регулярный, не слишком "толстый", с глянцевой обложкой, дорогой (респектабельной) полиграфией, одинаково совмещающий популярную политологию с популярной литературой. Местная специфика "Сучаснiсти" - в безусловном идеологическом приоритете, причем, говоря об идеологии, здесь подразумевают национально-государственную идеологию. Литература в "Сучаснiсти" гораздо интереснее политики, по крайней мере она не столь однозначна. "Сучасність" относительно всеядна (как и полагается столичному официозному журналу) - у нее нет очевидно выраженного эстетического направления. Она избегает экстравагантных радикалов (типа харьковских "ультра") и привечает все мало-мальски респектабельные в украинской литературной реальности имена - от В.Дрозда до Ю.Андруховича, и от О.Забужко до В.Шевчука. "Сучасність" - безусловно, "главный" журнал, его столичная принадлежность и неизбежный официоз определяют известный летаргический налет, которым страдают все киевские издания.

Проблема в том, что нынешние украинские культурные движения происходят не в Киеве. До Киева они доходят в последнюю очередь. Киев остался номенклатурным центром, в своем роде некрополем. Живые украинские журналы, большинство украинских книг делается сегодня в т.н. провинции. Украина никогда и не была метропольно-культурным образованием (как Россия или Франция, где все, что происходит, происходит в Москве или Париже). В советской Украине централизация по линии бюрократического официоза была неизбежна, но нынешний мертво-официозный Киев - наследство тех времен. Киевские издательства, киевские журналисты и "пысьменники" ближе к дележке пирога и, разумеется, больше ухватывают. Если судить по статистике, то в Киеве, безусловно, выходит больше журналов, здесь больше издательств, больше грантовых проектов, больше печатной продукции. 3/4 всей этой продукции, как в прежние времена, остается на складах и в библиотеках. Большинство украинских интеллектуалов, как правило, не подозревают, что в Киеве до сих пор, еще с советских времен, регулярно выходят толстые журналы "Вітчизна", "Дніпро", "Київ". Но легендарные "галичанские" "журналы-призраки", выходящие на случайные гранты условным тиражом и доходящие в украинскую столицу случайным образом (ни в магазинах, ни в библиотеках они не появляются), тем не менее у всех на устах. Таковы "Четвер" и "Плерома" (издает Андрухович сотоварищи в Ивано-Франковске), таков львовский "Ї" Тараса Возняка, таков, наконец, как это ни парадоксально, "Кур'єр Кривбаса", издаваемый Григорием Гусейновым в Кривом Роге. Всяк, кто рассказывает очередному неофиту об этом чуде, не устает удивляться: надо же - азербайджанец (?) по происхождению в индустриальном центре издает хороший украинский журнал! Особенность "КК" в его абсолютной демократичности. Если "галичанские" журналы, по негласному признанию, - закрытые и элитарно-тусовочные, то в "КК" можно встретить имена несовместимые: Сверстюка и ...Андруховича, Андруховича и ...Игоря Бондар-Терещенка - главы харьковских ультра.

Почему новорожденные статусные киевские издания (вроде той же "Критики") автоматически становятся мертворожденными, понять несложно. Отчасти - неизбежный genius loci, отчасти - отбывание номера (гранта): так сам Грабович, ведя промежуточное существование, своим гомункулусом занимается "между делом". Его киевский зам - Николай Рябчук - когда-то обещал стать лучшим украинским критиком. Помешало быстрое вхождение в номенклатуру и обживание киевских номенклатурных постов (сразу многих): Рябчук сегодня входит в редколлегии и общественные советы слишком многих изданий и начинаний, чтобы всерьез заниматься каким бы то ни было из них. По крайней мере в собственной "Критике" он не считает зазорным перепечатывать статьи из того же "КК" (в том числе и свои собственные). Официозный налет на "Критике" был замечен довольно быстро, и реакция последовала незамедлительно. Харьковские ультра (или панки? - сами они иногда именуют себя "фашистами") стали делать собственную газету под названием "Гігієна" - фактически в оппозицию новому киевскому официозу. "Здоровоприпис" Игоря Бондар-Терещенка и Сергея Жадана выглядит как "боевой листок", дешевая полиграфия здесь удачно обыгрывается как принцип (в пику респектабельному киевскому официозу и элегантному галичанскому "шармерству").

Собственной эпатажностью харьковские "борцы за чистоту" озабочены до последней степени. Для начала распугав пенсионеров из "Лiтературной України" скандальной стилизацией "листування" Шевченко и Кулиша, затем решили разобраться с мастодонтами из СПУ. И вот во втором номере "Гiгiєни" на первом же развороте находим одного из лидеров Руха (а заодно и СПУ, что одно и то же) Ивана Драча. В лучших традициях "Литературной-правды- Украины", с доброй улыбкой, под "шапкой" "Вiрю в українську молодь!" "клясик" и "громадський дiяч" делится здесь откровениями вроде: "... Я панкiв любив. "Секс Пiстолз". ... Було, дiтей до школи, а сам транзистор у руки i бiжимо - я, Дмитро2, Вова Дрозд за спiлчанськi гаражi. Наб'ємо косяки, дьорнемо дурi, потiм по парi-трiйцi "Жигулiвського" i поїхали...". Характерен в смысле самоидентификации харьковских "гигиенистов" гостевой монолог Александра Кривенко "Харкове, вибач!". Украинские литераторы в Харькове, по мысли их львовско-киевского коллеги, исключительно из чувства самосохранения ("украинское гетто") должны ощущать себя святее Папы Римского. "Анемiчний українець у Харковi заслуговує на щире спiвчуття та допомогу. Такий саме тип у Львовi - хiба на поблажливу посмiшку та дистанцiювання вiд серйозного товариства". Видимо, комплекс гетто в самом деле объясняет излишнюю агрессию харьковчан, галичане относятся к ним снисходительно, они платят приблизительно тем же. Если выстраивать модель сегодняшней украинской культуры с центром в Ивано-Франковске (что похоже на правду), то Киев, вероятно, будет оппозицией справа (или сверху, или из глубины веков, но в любом случае - в силу "трупного запаха" - не берется во внимание), а Харьков - слева, с ультра: с точки зрения тех же Жадана и Бондар-Терещенка, Андрухович - попса, "такий собі кундера", Издрик - имитирует Беккета, а то, что "Гігієна рекомендує" и от чего "віє незбагненним ароматом справжньої поезії", звучит приблизительно так: "Коли добродій хоче срати, він танцювать не годен вальс" (Юрко Позаяк. Шедеври).

Что касается собственно ивано-франковского, или, как сейчас в Киеве принято говорить, "станиславського феномена", то остроумнее всех его в свое время объяснил "невблаганний" (русский эквивалент, наверное, - "неистовый") Игорь Бондар-Терещенко: если короля играет свита, то Юрий Андрухович - за неимением таковой - сам "играет" свою свиту, порождая ее из ничего, из ближайших соседей, из "друзей и знакомых Кролика". Во всяком случае новый украинский "бестселлер", самая шумная украинская книга последнего года (и самая известная украинская книга в Москве - только "НГ-Exlibris" рецензировал ее дважды) "Плерома-3, или Возвращение демиургов" производит впечатление, мягко говоря, странное. Роскошно изданный третий номер журнала "Плерома" (несколько лет до этого не выходившего - видимо, все деньги и силы ушли сюда, или, как здесь говорят, "весь творог в один вареник") являет собою очередной опыт ПМ-энциклопедии. Это не шутка, "Плерома" в самом деле имеет подзаголовок "Мала українська енциклопедія актуальної літератури", причем "Плерома" - не первый опыт в этом жанре. За год до нее приблизительно столько же шума наделала "Енциклопедія нашого українознавства" Владимира Павлива и Александра Кривенко, но та была в несчастном жанре "преждевременных воспоминаний", хотя нехитрый словарь "новых украинских энциклопедистов" напоминал "Глоссарий" Владимира Ешкилева - главного редактора и "упорядника" "Плеромы". Похоже, правда, что Ешкилев прочитал на одну книжку Ролана Барта больше, - по крайней мере нечто под названием "архитекст" (видимо, гибрид "архетипа" и "гипертекста") из "энциклопедии" Кривенко-Павлива перекочевало в "Плерому". Но Ешкилев, надо отдать ему должное, пишет "архетекст". Тоже невесть что, но уже без аллюзий на ленинские маргиналии.

"Плерома" пытается представить "станиславский феномен" в меру своих скромных сил: 3/4 из заявленной в "Глоссарии" "актуальной украинской литературы" так или иначе связаны с ивано-франковским ареалом. Из "актуальной литературы", проживающей за границами Ивано-Франковска, "упоряднику" тоже ведомы несколько писателей, как то: Борхес, Кундера, Павич и Пелевин. Остальным не повезло.

Ради справедливости нужно сказать, что, кроме анекдотического ешкилевского "Глоссария", в "Плерому" вошла и составленная Юрием Андруховичем "Хрестоматия" "актуальной украинской литературы". Она столь же субъективна, но это другого порядка субъективность - все антологии субъективны: "Для меня все дело было в удовольствии - удовольствии от перечитывания, отбора и размещения, а иногда - собственноручного переписывания текстов, которые появились в нашей литературе на протяжении последних 25 лет и которые стали моими любимыми или просто - мне нравятся".

Безусловно, "Плерома-3" и не журнал вовсе - в привычном смысле слова. "Плерома-3" - то, что принято называть "проект". Если строить журнальную политику на грантодобыче, то подобные мутации неизбежны. В конечном счете, если мы попытаемся различать украинские журналы не по региональному принципу, а по способу финансирования, мы получим приблизительно ту же картинку. С одной стороны относительно благополучный (как то "ласкове теля, що двох маток сосе" - т.е. фонды + государственные дотации), хоть и полумертвый, киевский официоз, с другой - очень дешевые и обалдевающие от собственной "самостийности" регионалы. Наконец, галичанские "призраки", редко, но метко ухватывающие случайные гранты.

Надо думать, способ существования литературных журналов в новой ситуации - проблема общая для всех (не украинская только). Журнал - издание периодическое и регулярное. Таково главное условие жанра. Гранты - вещь приятная, но одноразовая, и это тоже условие жанра. Меценаты - как погода, рассчитывать на их постоянство как-то странно. Каким образом при всем при том остаться журналом - т.е. изданием периодическим и регулярным? Между тем "украинская журнальная парадигма" - плохо ли, хорошо ли, - но существует. Пусть в той "смешанной технике", что здесь описана, тем не менее это - где-то лабораторная, где-то домодельная, где-то трупно-официозная, - но вполне работающая система. Иное дело - русские журналы Украины. В случае с ними система не работает в принципе, но это - уже совсем другая история. Так что окончание следует.


Примечания:


Вернуться1
Анна Бражкина. Ще не вмерла ... // Пушкин # 4


Вернуться2
Здесь - Дмитро Павлычко, "пысьменник" и депутат.

Предыдущий выпуск