Татьяна Риздвенко. Личный воздух. Стихотворения. - М.: Глобус, 1999. - 64 с.; тираж 500 экз.; ISBN 5-8155-0014-3.

Татьяна Риздвенко принадлежит к поколению, которое активно тусуется в Объединении молодых литераторов "Вавилон". Правда, это вовсе не объединение, а нечто подобное союзу писателей в хорошем смысле этого словосочетания, которое возникает тогда, когда не надо делить квартиры и переделкинские дачи. Это сообщество людей, объединенных взаимной приязнью и поколенческим рефлексом коллективной самоидентификации, которое самым естественным и вполне цивилизованным образом пропагандирует свою "новую волну".

Риздвенко в силу неизвестных причин в "Вавилон" не входит, а потому ее зрелое имя, достойное всяческого обожания, в нынешних литературных кругах не пропагандируется и произносится нечасто. И это несправедливо.

Поэтому начнем с обильного цитирования, дабы привередливый потребитель поэтических текстов остановился на бегу, вчитался и проникся.

Читая братьев Карамазовых,
глубоких и неодноразовых -
как жизнь твоя встает на цыпки,
на цыпках дышит и живет!..
Но как моменты эти зыбки...

...Вот груша - плод полузапретный:
бедраст, фигурист, золотист.
Чу! сладкий дух ее конфетный
тебе предсказывал дантист.
Читая братьев окаянных,
жалеешь всех больных и пьяных,
старуху на одной ноге
и эту жизнь на букву "г".
Так и живи, читая братьев,
все двери в мир законопатив,
и слыша вопль из-за стены -
не верь подначкам сатаны,
а верь печатному листу...
Чу! Русью пахнет за версту -
здесь русский дух, здесь Русью пахнет.
Проезжий проститутку трахнет,
Забравшись с нею под перрон -
а ты не верь, все это сон.
Все это пакостное чтиво,
а жизнь - возвышенно-учтива,
в обложке черно-золотой
под теплой литерой литой.

Это ли не хорошо? Пойдем дальше (как приговаривает Рубинштейн, перелистывая свои карточки):

За что случился с нами этот пир
средь посторонних дев, дерев и дыма?
Сначала выпивали, онемев,
затем плясали, радовались мнимо.
Потом уже не помню - обнима-
лись лев и козерог, лиса и заяц.
Я помню удивление свое
внезапное - что это? - цирк? вокзалец?
Диковинная всякая еда
то булькала, то нежно золотилась.
Заплакали - за что нам и когда
закончиться, и только бы продлилось.
Безумье - вот точнейшее из слов.
Мы приглядели маленького фавна
в очках, как помню, темных и речах,
звучавших обольстительно и плавно.
И только бы не думать о вчера
и завтра, и в гремучую воронку
со смехом усвистеть, теряя все -
ключи, бумажник, хрящик, перепонку.

Мимоходом отметив, что фавн в очках - это уж точно Лев Семеныч Рубинштейн, мы должны констатировать, что все события своих стихов (которые, как известно, являются плодом галлюцинирующего поэтического сознания) Татьяна Риздвенко не то что "по правде" переживает, но приватизирует, захватывает, не намереваясь ни с кем этим делиться. Каждое стихотворение экспрессивно кричит: "Это мое!" Что, впрочем, не запрещает постороннему человеку, именуемому читателем, искать в книге совпадения со своими прожитыми чувствами и настроениями. Однако такие находки будут ложными, поскольку поэзия не типизирует, подобно прозе дурного тона, а вычленяет из мира неповторимое и невоспроизводимое.

С формальной точки зрения, Риздвенко работает в постмодернистской поэтике, которая для ее поколения уже именуется традицией, чуть ли не обветшавшей и заплесневелой. (Говорят, уже придумали какой-то УР-реализм, апологеты которого скоро будут вешать всех не-УР-реалистов). Экзальтация лирической героини, которая сродни серебряному веку, в ее стихах передается барочным словоплетением с вкраплением элементов обэриутской несуразности. Все эти "а я смотрю и думаю в уме", "разнообразным всяческим глаголом", "вокруг же дома происходит день", "питать ненужный организм", "бери за это денег", "открываю древних книг", "здесь все мужские люди", если пластически интерпретировать тексты, сродни элементам модерн-данса, когда танцовщица при помощи рискованных движений вызывает в зрителе недоуменное изумление по поводу неведомых степеней эстетической свободы.

Следуя и дальше такой интерпретации, необходимо признать, что Риздвенко встает на пуанты лишь для того, чтобы тут же резко опуститься на ступню. Не ноги не держат (с техникой у автора как раз все в порядке), а таков нынче язык реального искусства, стиль времени, который автор чутко улавливает. (Отметим, что она еще и дизайнер отменный). Соединение "высокого" и "низкого", а точнее - "живого" и "мертвого" в стихах Татьяны Риздвенко происходит естественно. Она опытным путем нашла, в каких пропорциях их необходимо смешивать, чтобы получилось, что называется, в жилу. Ее лирическая героиня постоянно рефлектирует, наблюдая себя как бы со стороны. И когда начинает заносить, когда возникает опасность впасть в высокопарную банальность, то одергивает себя при помощи иронии и псевдостервозности.

То есть срабатывает чутье, чувство меры и вкуса. И мы завороженно следим, "как смертен человек, как хрупок,// как много в нем прозрачных трубок,// в которых жидкости кипят" в интерпретации Татьяны Риздвенко, которую после прочтения "Личного воздуха" уже невозможно ни с кем спутать. Яркая индивидуальность, однако!