Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Книга на завтра < Вы здесь
"Юджин Уан Джин", или Комментарий к Комментарию
Дата публикации:  13 Октября 1999

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Владимир Набоков. Комментарии к "Евгению Онегину" Александра Пушкина. Пер. с англ. под ред. А.Н.Николюкина. - М.: НПК "Интелвак", 1999. - 1004 с., илл; тираж 11 600 экз.; ISBN 5-93264-001-4.

Владимир Набоков. Комментарий к роману А.С.Пушкина "Евгений Онегин". Пер. с англ. под ред. В.П.Старка. - СПб.: Искусство-СПб., Набоковский фонд, 1998. - 928 с.; тираж 5000 экз.; ISBN 5-210-01490-8.

Ну, типа, омментарий к "Евгению Онегину"" стал чуть ли не последним из больших сочинений Набокова (на деле - самым большим!), пришедшим, как это принято говорить, к русскому читателю. Пришествие было предупреждено: сначала публикацией в "Дружбе народов" (Корней Чуковский. Онегин на чужбине // ДН.- 1988, #4), затем, уже в 1989-м и 1996-м - выдержками в "Звезде" и "Нашем наследии". Причем первая статья в общем хоре републикаторской эйфории звучала обидным диссонансом (так что Елена Чуковская посчитала своим долгом оправдаться и за дедушку, и за Набокова, высказавшись в том духе, что, мол, дедушка вообще-то тяготел к диалектическим триадам, и если вначале поругался, то в конце концов обязательно должен был похвалить. Но не успел). На самом деле реакция Чуковского почти совпадала - если не по тону, то по претензиям - со скептической рецензией Эдмунда Уилсона, ставшей, в свою очередь, причиной охлаждения многолетней дружбы. И тот, и другой главным образом брали под сомнение огромный свод западноевропейских источников (якобы источников) пушкинских стихов. И оба были скорее правы, чем не правы. Хотя стреляли мимо.

Если считать набоковский Комментарий комментарием к пушкинскому "Онегину", то три четверти текста способны вызвать по меньшей мере недоумение. И наши издатели (и в Москве, и в Питере) что-то там пытались сокращать (фактически то, что имело непосредственное отношение собственно к переводу, - пассажи о возможностях и невозможностях английского языка, сравнение с другими переводами и т.д.). В принципе история с сокращениями не предполагает иных сюжетов, кроме чисто технических (это такой эвфемизм), во всяком случае московские издатели сократили все, что можно и нельзя, в том числе и занимавшие не так уж много места, но очевидно изъятию никоим образом не подлежавшие "Предисловие" и "Вступление переводчика". Но в этом они были, по крайней мере, последовательны: если выдавать (читай: издавать) Комментарий за свод приложений к пушкинскому тексту, а не к английскому его переводу (как это мыслилось изначально Набоковым и как это выглядит в боллингеновском четырехтомнике), то с какой стати начинать с концептуальных для переводчика разъяснений, отчего он переводит так, а не иначе - прозой, а не стихами (для Набокова здесь ключевой стала пушкинская фраза о Шатобриане "...первый из французских писателей переводит Мильтона слово в слово и объявляет, что подстрочный перевод был бы верхом его искусства, если б только оный был возможен"), а затем в следующей статье объяснять своему английскому читателю подстрочной прозы, что есть такое онегинская строфа и на что это похоже из того, что ему (английскому читателю) может быть знакомо. А заодно и Пушкину было знакомо: здесь Набоков придерживается принципа вполне академического (хоть иногда и увлекается) - приводит вероятные французские источники и английские параллели с тем, чтобы объяснить английскому своему читателю незнакомое через знакомое, непонятное через понятное. Так что вопрос не в том, прав он или не прав (т.е. имел ли в виду Пушкин эти стихи, или не имел, или имел в виду другие), а зачем ему - переводчику и комментатору "Онегина" - это нужно.

А нужно это по двум причинам.

Любой автор знает (предполагает) своего адресата. Набоков - все десять лет, что писал свой Комментарий, - видел этого самого адресата - американского студента. Кажется, общий раздраженный тон Комментария (в свою очередь, раздражающий читателя непредубежденного) происходит по преимуществу из специфической нелюбви к "адресату". (Ср.: "...Он чувствовал отвращение, когда плохо подготовленные студенты оскверняли его родной язык. Унаследованные польский и украинский акценты, бессвязный лепет американских студентов он воспринимал как личное оскорбление"1. Другое дело - имей Набоков перед собой, например, русского студента, - стал бы его тон более доброжелательным? Навряд ли. Однако большая часть разъяснений, очевидно, выглядела бы иначе.

Другая причина - и главная, как мне представляется: мы имеем дело с комментарием переводчика - прежде всего. Любой, кто переводил, знает, что Словарь - это последняя книга, к которой обращается переводчик. Гораздо важнее определить общий лексический фон, выбрать стиль, определить не словарное, но точное историческое и стилистическое соответствие. В этом смысле весь огромный свод английских стихов (Пушкину, разумеется, неведомых), зачастую даже позднейших, их французские переводы, а также все переводы "Онегина" на доступные этому переводчику языки суть работа профессионала, которая обычно выносится за скобки. Здесь она - работа переводчика - воспроизведена в полной мере, и это безумно интересно. Но, кажется, не "американскому студенту", и не "широкому кругу читателей, учащимся и преподавателям", которым адресуют свои книги наши издатели, а другому профессионалу - филологу и переводчику. Но для этого - единственно реального в нашей ситуации - набоковского читателя и московская, и питерская книжки абсолютно бесполезны. (Хотя амбициозная аннотация питерского издания заявляет, кроме всего прочего, что книга "рассчитана на специалиста"). В самом деле: комментарий к переводу без этого самого перевода теряет маломальский смысл. Т.е. какой-то смысл, конечно, остается, но что для меня абсолютная загадка - зачем питерскому издательству понадобилось прилагать к тексту факсимиле с "Онегина" 1837 года? Так оно, конечно, красивее и дороже получается, но с таким же успехом можно было сканировать английский текст. А уж русского "Онегина" "специалист" как-нибудь раздобудет.

Раз уж речь зашла об издательском сюжете и нужно как-то сравнивать и оценивать небескорыстный подвиг "Интелвака" и питерского "Искусства" (пополам с "Набоковским фондом"), придется признать, что обое - рябое. Т.е. дорого и по большей части бессмысленно. Питерское - безусловно, полнее и по своду текстов - предпочтительнее. Но не по качеству перевода. Издание, "рассчитанное на специалиста", переводилось, похоже, впопыхах, никто из сборной команды переводчиков (включая "научного редактора") не потрудился привести канонические переводы известных цитат: все они - от Вольтера до Стендаля, и от м-м де Сталь до Бульвер-Литтона - воспроизводятся домодельным образом.

В принципе, коль уж мы стали говорить о "модных книжках" и т.н. "интеллектуальных бестселлерах", а заодно - об адресации такого рода изданий, здесь возникает два вопроса, и оба наболели. Один метафизический, другой практический. Вопрос - как мыслят себе наши "интеллектуальные издатели" своего адресата-читателя - чистая метафизика, потому что занимают их совершенно другие материи. Если б они имели что сказать по этому поводу, то ответ звучал бы приблизительно так: "Масоны мы вам какие, что ли, дешевые книжки издавать?"

Помнится, лотмановский "Комментарий к "Онегину" стоил в свое время 75 копеек, разошелся тиражом 400 тыс. экз. и выдержал два издания. "Широкий круг читателей, учащиеся и преподаватели", а также "специалисты" пользуются им по сей день. Что же до новых - дорогих и "мультурных" - изданий того же Лотмана, то они, похоже, украшают совсем другие полки.

А вопрос практический звучит так: кто бы взялся объяснить благородным грантовым организациям, спонсирующим по большей части наши "интеллектуальные бестселлеры", что имеет смысл инспектировать не соответствие издания как такового заявленной смете, а соответствие этой самой сметы заявленной благородной цели?

Но все это и скучно, и грустно - рассуждать о несуществующем адресате наших издателей, гораздо веселее говорить об авторской адресации, о Комментарии tel quel, а не о его издательских версиях.

Об одном очевидном адресате - американском студенте-троечнике - здесь уже говорилось. Местами Комментарий (и это отмечали, похоже, все рецензенты) производит малоприятное впечатление полного соответствия предмета - прагматике, т.е. "троечникам о троечниках". Любимое слово этой книги "посредственность". Набоков с таким удовольствием расставляет "тройки" своим персонажам (в том числе и Пушкину - через два раза на третий), что известная жалоба из письма Уилсону: "...я сыт преподаванием, сыт преподаванием, сыт преподаванием" читается как своего рода диагноз. Ощущение такое, что все великие и невеликие писатели земли русской, французской, английской, немецкой и прочих разных земель стоят здесь в очереди с зачетками, чтоб получить свое если не "посредственно", то "банально", и узнать наконец собственное место в ряду "второстепенных", "третьестепенных" или просто никаких. Резоны того, кто их тут "построил", как однажды выразился он сам, "из тех комментариев, что имеют человеческий интерес". Что же до студента-троечника, то определенный смысл в такой "оценочной" истории литературы безусловно есть. С небожителями, о которых "хорошо или ничего", как-то скучно. Хотя развенчание - не единственный способ гальванизации.

Наконец, это "академическое" сочинение написано было человеком от литературы. Профессорский тон предполагает прежде всего академическое беспристрастие, - "смерть автора", иными словами. Чего не происходит, а происходит совсем наоборот. Набоков - главный персонаж этой книги, равно как и прочих своих книг, он здесь более чем узнаваем со всеми своими врагами, родственниками и детскими воспоминаниями. С присущим своему раз и навсегда установленному возрасту подростковым нигилизмом он более всего озабочен тем, чтобы как следует "натянуть нос" "этим чижевским". Так что имеет смысл вспомнить о другом адресате: статусной университетской славистике, отказавшей в свое время автору "Лолиты" в гарвардской кафедре. Будто бы Якобсон тогда высказался в том духе, что "слон, мол, тоже крупное животное, так что ж ему теперь - учебник зоологии писать".

Кажется, все же самые благодарные адресаты этой книги - поклонники писателя Набокова-Сирина. Однажды было сказано (чуть ли не Б.В.Томашевским - одним из немногих персонажей Комментария, о ком Набоков отзывается с неизменным почтением, что у каждого пушкиниста Пушкин похож на него самого. Пушкин из набоковского Комментария более всего похож на писателя Сирина. Не там, где он склонен "переоценивать" своих "посредственных и незначительных" приятелей (всех этих баратынских, вяземских, катениных и пр.), и не там, где он позволяет себе "вялые строфы", бедные рифмы и банальные сравнения. Там он как раз, по выражению другого известного "оценщика", "недостоин сам себя". Но в построении романа, его прихотливой структуры (которую Комментатор уподобляет "отраженному эху" или Даггеровой диораме, где "многообразие пространственного эффекта достигается сочетанием прозрачных и непрозрачных картин при прямом и отраженном свете, а также использованием экранов и заслонок в качестве приспособлений"). Пушкин-Сирин увлечен путешествиями слов - из языка в язык и из главы в главу: ср. замечательный комментарий к кругу чтения Ленского (2,VI), заканчивающийся цитатой из м-м де Сталь о значении "идеала" у Канта и далее: "Существительное "идеал" станет последним словом последнего стихотворения, за которым бедняга Ленский заснет в последний раз перед свой дуэлью в главе Шестой. Любопытно, что это слово - главное в последней строфе последней главы "ЕО". Читатель Сирина оценит наблюдения над оттенками пурпура во французском и английском (по поводу пушкинского "багрянца") с характерной оговоркой "у нас" - в смысле в английской поэзии. Наконец, все эти параллели, что "... не имеют никакого отношения к Пушкину и касаются только измученного переводчика", когда пушкинское "странно" вызывает ассоциации с кэролловской "Алисой", а Татьяна предстает одной из героинь Джейн Остин, что на самом деле очень верно, хотя опять же "никакого отношения" к пушкинскому источниковедению не имеет.

Соблазнительно было бы, конечно, объявить набоковского "Юджина уан Джина" забавной параллелью нашумевшему "Онегину - английскому пациенту", но, кажется, будет точнее сравнить его со стильными английскими экранизациями Джейн Остин. Что само по себе необязательно, но коль уж возник такой сюжет - искать необязательные английские параллели к русским стихам...

Примечания:

1. Морис Бишоп. Набоков в Корнельском университете // Звезда. - ╧4, 1999. - С.153. Публикатор приводит там же реакцию Набокова: "Мой друг замечает, что на лекциях о Пушкине мне докучали несведущие студенты. Вовсе нет. А вот неадекватность системы научной лингвистики в Корнелле действительно докучала и раздражала". Как бы там ни было, Набоков был раздраженным лектором.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Дмитрий Эссеринг, Аргентинские прозрения /13.10/
Эрнесто Сабато. О героях и могилах.
Михаил Визель, Билеты в гамбургский трактир. Честность - лучший товар? /11.10/
Вышел первый номер журнала "Со-Общение".
Анатолий Барзах, Происшествие текста: "Поэзия русского футуризма" /07.10/
Следует констатировать, что, несмотря на отмеченное выше сравнительное обилие публикаций, связанных с футуризмом, именно данный том знаменует собой, по-видимому, его окончательную институциональную интеграцию.
Владимир Тучков, Прогулки с Курицыным по неофициальной Москве /06.10/
Туризм - чрезвычайно прибыльный бизнес. Особенно в России, где незначительные капиталовложения на приобретение валенок, медведей на цепи, балалаек, сарафанов, сковородок для блинов и граненых стаканов приносят нешуточную прибыль.
Влад Бурьян, Сергей Ануфриев, Павел Пепперштейн. Мифогенная любовь каст /05.10/
А еще мне понравилось, что после этой книги мы с моей младшей сестренкой Гулей стали придумывать, как наш Электроник тоже пошел на войну и победил фашистского Терминатора, а еще Незнайка полетел на Луну и оттуда ударил ракетой по фашистскому штабу и победил, а потом у него тоже был секс.
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Книга на завтра' на Subscribe.ru