Новый журнал, да еще литературно-художественный - экзотика нашего литературного рациона. Усопшие "толстые журналы" давно перестали быть знаковым отличием человека с в/о. Прежний самый читающий читатель углубился в узкоспециализированные издания по вкусам - программирование, автомобили, кулинария. А ходячий анахронизм, пожирающий в метро не помесь всемирной любви со всемирной коррупцией, а - ! - томик из "Всемирной литературы", почему-то не пользуется знакомыми лично мне линиями метро. Потому, листая в Ленинке старые подшивки "Юности" и "Нового мира", начинаешь ощущать себя в положении филологического Фирса. Будет ли на нашей улице праздник? Этим вопросом всерьез задалась редакция нового общественно-литературного журнала, однозначно решив его своим девизом: будет! Была бы улица. И протянула эту самую "нашу улицу" на 200 с гаком метров-страниц, на которых можно обнаружить в примерно одинаковой пропорции взносы всех жителей, от юных работников транспорта до фронтовиков.

Поищем в меню знакомые ингредиенты. На обложке, отражающей, как полагается, символику идеи, видим дом, улицу, фонари.. и птицу-чайку. Блок и Чехов. Обреченный дом-Титаник русской литературы и ее Надежда (из прошлого). А также МХАТ - и Олег Ефремов. Его цитата и стала слоганом пилотного номера. "Меняется воздух времени", господа... товарищи. Этот монолог матерого актера и человека составляет рубрику "Из всех искусств...", заявив, пожалуй, о самом уязвимом из них, о театре, нераздельно спаянном с театром жизни, на главной сцене которого гастролирует в данное время театр военных действий. Кто виноват, что делать со всем этим, спихнуть ли все на конец века / конец тысячелетия? Человек скорее склонен спихивать все на ближнего; новоявленный христианин - на жида, жид - на мусульманина, нацмена. "Человек больше всего устает от ответственности" и успешно перекладывает ее на соседа по квартире-стране. Мэтр заканчивает многоточием, что тоже является отражением времени. Распутье не-времени, меж-времени.

Демонстрация истерии межтысячелетия, приходящегося на 2000 год и выражающегося в трех нулях и повальном убеждении в наступлении нового века, - звучит как продолжение темы в статье Вл. Новикова. Не конец света, а приведение многочлена к нулю, обнуление, выход пузатой цифры вперед - превалирование отношений рубля и доллара над отношениями людей, спонсоров над культурой, критики над литературой. Но решение на более "человеческом" уровне - не презирать, а принять. "Быть понятными и нужными" этой жизни-дурочке, сданной нами добровольно в опекунство Главной Кукле, нулю, оказавшемуся без палочки, только рассеялся путчевый смог. Эти размышления-расчеты Вл. Новикова, входящего, кстати, в редколлегию журнала, сыграли роль вступительной статьи, призывающей работать на производительность, в частности - "повышать качество и калорийность духовной пищи". Возделывать свой сад.

В ухоженном саду полагается быть оранжерее с растениями редкостными - вымирающими или вымершими по варварству человека или климата. Рубрика "И кнут, и пряник", с зачинающей статьей-агиткой про настоящее "обнуление", предъявляет нам персонажей уникальной судьбы. "Я был последним советским поэтом", - заявил советский по паспорту гражданин мира Евтушенко. Окружающий его климат был не то что неблагоприятным - противопоказанным. Его звезда, полет которой прослеживает астроном литературного небосклона Лев Аннинский, продиралась сквозь такую любовь-ненависть современников, что только определение важнейшей и мощнейшей ее особенности помогает объяснить беспомощность современных ему ждановых. Эта звезда - явление природы своей эпохи. Неподдающийся. "Небалованный". А поэт Юшин, питающий "и вечный дух, и временную плоть", не балованный грандиозным успехом, но разлившийся пандеистски по душе народа в любимых песнях, сделал по-русски непредсказуемую карьеру с по-русски же обрубленным концом. Это лекало - так строгайте свои вкусы, отсекайте лишнее, отсекайте. Гордитесь, что живете (жили) с ними на одной улице.

Собственно литературный раздел открывает писатель и главный редактор, Юрий Кувалдин, сборником рассказов "за жизнь". Очень жизненные истории о недавнем прошлом и настоящем, по-разному, но продажным и купленным со скидкой, где действуют "маленькие" - удаленькие и не очень. Страшилки для взрослых, давно усвоивших, что подобные сюжеты - плод не больной фантазии, а больной реальности. Эта форма рассказа-притчи с мрачной концовкой - недоношенный плод русской литературы девяностых, по крайней мере, общедоступной. "Изба-читальня" нашей улицы предлагает их целую россыпь, пять наборов историй, из которых один - дамский, что говорит о принципе равенства полов и равенства масштабов авторов. Рассказы эти о времени и в основном о СЕБЕ, поэтому такой краткой и недолговечной предстает биография каждого героя-винтика разобранной махины постсоветского Слова. И еще более урезанные образцы мысли предстают в виде афоризмов (что характерно - в разных рубриках), как атомы распадающейся вселенной, элементы ценные, но только элементы. Это не упрек - досада по подтверждению тенденции. А поэтический "прицеп", что по текстовой массе действительно скромен, отличается большим разновкусием, чем литературный локомотив. Мемуары, посвящения, признания, сатира и экзерсисы находятся примерно в равной пропорции и, как во все трудные времена (а они всегда трудные) - просто сосуществуют.

Выступает по всем видам словесного многоборья и племя молодое, практически незнакомое. Почти ровесники, ребята 75-79-го годов рождения знают про цензуру мысли лишь "поначитке", что и обеспечивает такой разброс тематики и стиля. Маленькие триллеры Кирилла Третьякова соседствуют с римейком Романа Семушкина на тему "Живет такой парень", с рассказом об одном дне наследного болельщика и с заполняющей целую рубрику словесно-изобразительной "Выставкой" Александра Трифонова. Каждый молодец хочет высказаться отличительно, на что имеет полное право, и публикация, как осуществление этого права, - не только их общее достижение, но и следствие главного достижения их старших коллег: превращения публикации из милости в это самое право. На равных возможностях.

Настораживает одно: несовпадение наличных произведений и статей с задачей, заявленной в обращении к читателю, помещенном, словно P.S., в самый конец журнала. "Журнал является альтернативой ортодоксальной периодике со стандартным умозрением". Бросьте, не считая подпольных листков какого-нибудь верного черносотенца, таковой периодики больше нет, поскольку любой уважающий себя литератор - а за ним и продвинутый читатель-недоучка - считает унизительным обращение к себе как к стандартному и нормальному, считая это синонимом "лоховости" что ли. Выбирать приходится между "МК" и "Птючем", говоря о полюсах молодежного чтива. Так что первый номер этого издания больше похож на почку мощного ствола пресловутых "толстушек". Хочется надеяться, что не только первый, а в этом есть сомнения. "Отдавать предпочтение молодым авторам", в том числе непрофессионалам - "учащимся ПТУ... курсантам военных училищ" - оно, конечно, благородно. Но стоит ли сразу задаваться столь узкой целью - предпочитать, то есть плодить непрофессионалов и графоманов от больших амбиций? Разборчивость способствует качеству переваривания той духовной пищи, о которой тоскует один из упомянутых авторов. Даешь истинно равные возможности! - и пэтэушникам, и эмгэушникам. Дальше - страшно: "...заговорить языком улицы. Как в свое время Пушкин". Но разве этот язык молчит? И кого считать современными Державиными? Поэтов-песенников с виршами про "Ах, какую женщину"? На пушкинском же "диалекте" говорят только учителя литературы, и то на уроках. Плюс многочисленные... записи по телеканалу "Культура". Слава Аполлону, в том номере, что я держу в руках, не слышно того, что обычно подразумевается под фольклором и дворово-блатной песней. Зато слышно под окном. Давайте лучше - неужели? - роман с продолжением. Именно это имеет все шансы на аншлаг - все забыли, с чем это едят. А про что - дело писательское. Скажу словами другого автора выпуска: важно не то, "про что" говорится, а то, "что" говорится." И еще: "обновлять" язык, как своеобразный строительный объект - хорошо, когда объект выметен, очищен. Пачкотное дело, да отступать уже некуда...А замах на Пушкина - это красиво. Не "промахнуться" бы чайке. Как Икару.

• Книга на вчера
• Полный список книжных обзоров