И.П.Смирнов. Человек человеку - философ. - СПб.: Алетейя, 1999.

Профессор Констанцского университета Игорь Павлович Смирнов известен своими литературоведческими работами. Однако данная книга посвящена не филологии, а философии, которая нынче оказалась в тупиковой - постмодернистской - ситуации.

Перечень претензий Смирнова к постмодернизму велик. Постмодернизм "восстановил в правах самосознание, но реабилитировал его так, что оно оказалось отчужденным от человека, отданным продукту, заместившему продуцента, - тексту, который сам себя пишет". Он "создал философию, не вступающую в контакт с фактической действительностью": философию бессилия. Он призывает к отказу от субъекта и объекта, логоса и фаллоса, формируя постный мир political correctness. Он не в состоянии объяснить возникновение нового (а манифестация нового - скандал - превращена им в рутину). Он "не умеет представить себе будущее, которое было бы иным, чем постмодернистская эпоха". Для тоталитаризма другое существует хотя бы как враг, а постмодернизм вбирает другое в себя, уничтожая его полностью. Теории о невозможности теорий самопротиворечивы. Философия Фуко, стирающая грань между безумием и не-безумием, или шизосубъект Делеза и Гваттари напоминают советскую психиатрию с ее знаменитым диагнозом "вялотекущая шизофрения"...

Но предлагаемая автором книги альтернатива - "признать философскую потенцию за человеком как таковым", "раскрыть природу человека-философа" - не слишком впечатляет. Потому что "природа" у Смирнова говорит старым языком психоанализа, хотя и уделяет первостепенное внимание не сперме, а иным выделениям. "Психическое поднимается в нас снизу - в нас мочащихся и испражняющихся... Рациональность достигает своего пика (в логике), когда берет за прообраз работу кишечника и мочевого пузыря".

В новейшей российской практике уже применялась кодификация всего и вся в терминах производительных сил и производственных отношений. Теперь можно переписать все в терминах выделений. Но зачем? Появится всего лишь очередной язык, сводящий многообразие мира к готовым ответам. "Из припоминания первосна выводимо все". (Не потому ли Смирнов так нападает на Деррида, что тот принадлежит к наиболее острым критикам психоанализа?)

Одним из основных достижений постмодернизма стала констатация того факта, что определяющий философию интерес к всеобщему ответствен за характерное для авторитарных режимов пренебрежение частным и отдельным. "Философия стремится к конечной власти, к совершенной метакратии, будучи увлеченной поисками такого руководящего принципа, который абсолютно преобладает над всеми прочими". Трудно более точно сформулировать тоталитарную сущность философии. Но постмодернизм как система идей как раз и стремится вывести философию из этого дурного поиска. Другое дело, что многие конкретные философы-постмодернисты не избежали соблазна конвертировать идеи во власть (хотя бы на университетском уровне): слаб человек и подвержен искушениям.

Смирнов говорит, что философия стремится свести действительность к минимуму. И сам же так поступает, сводя человеческое к смеху и слезам, а их редуцирует еще радикальнее: "Смех делает анальность оральной, придает потугам кишечника лицезримость, ритмически выталкивает воздух из легких, пародируя ритмичность стулоотделения". Автор не может простить постмодернизму того, что тот отбрасывает "редукционизм, сводимость действительности к простым началам" - по его мнению, это не дает человеку работать со смыслом. Но ведь смысл, получаемый в результате подобного сведения, крайне беден. Потому что смысл - это не только простота под сложностью, но и многообразие связей. И постмодернизм стремится сохранить для познания это многообразие, требует не забывать о сложности мира при работе со смыслами. Кстати, Смирнов очень часто сам подчеркивает эту сложность, подчеркивает, что история - одновременно и генезис, и бытийная длительность, что образ детства - то идеализация, то пугающее воспоминание о наказаниях, что взаимоотношения женщины и мужчины не биполярны, "позиция женщины в "символическом порядке" не является раз и навсегда зафиксированной". Ничто не кратно единице или двум - но кратно большим (причем неизвестно, насколько большим) числам.

Например, идея, что человек пока еще не стал человеком, справедливо критикуется Смирновым как ведущая к тоталитаризму. Однако ведь верно и обратное: полностью стало, завершилось мертвое, а живое всегда "пока еще не". Дело здесь в выборе меры, в оглядке на пути становления, возможно, не столь чреватые тоталитарностью. Смирнов же продолжает мыслить жесткими оппозициями. Прав либо Деррида, либо художник Ю.Альберт. Либо Лиотар, либо "внутренняя икона" Захарьева-Росса. Однако Деррида предлагает концепцию "видящего слепого" лишь как один из возможных вариантов. И рядом с его игрой произведения московских концептуалистов, целиком сводящиеся к тем или иным концепциям, выглядят одномерными. Впрочем, даже лента Ордена Ленина, закрывающая горизонт на картине Эрика Булатова, может быть интерпретирована нестандартно - например, как переакценированные витязи "Красной конницы" Малевича; тогда слеп (по логике картины) не Булатов, а Малевич, полагавший, что видит "великую революцию и гениальность истории".

Смирнов лучше всех что-либо сказавших знает, что они хотели сказать. "Когда Диоген Синопский, продаваемый с молотка как раб, предложил себя в господа своему будущему господину, он хотел подчеркнуть, что социальное не обладает всей полнотой власти". Смирнов серьезен - как допостмодернистский философ. Для него комизм - приговор, к смеховому аспекту игры (у того же Деррида) он невосприимчив.

И.П.Смирнов - глубоко эрудированный ученый (на основе ссылок, которые содержатся в его книгах, можно составлять библиографии по проблеме), мученик науки (прочитавший множество соцреалистических романов), автор интереснейших наблюдений над человеческим в его крайних проявлениях - младенчество, война, безумие, тяга к безвластию, скандал, радикализм. Над тоталитарным режимом, в рамках которого человеку запрещают быть человеком (и потому каждый заведомо виновен и чужд самому себе), отменено правое и левое (после чисток правой и левой оппозиций), господствует идея безответного дара (и создается Музей подарков Сталину, который и так обладатель всего). Точных замечаний о том, что Сталин и Вл.Соловьев сходятся в восхищении самопожертвованием и добровольным подчинением индивидуума массе. О связи Малевича с анархизмом (одна из возможных интерпретаций "Черного квадрата" - черное знамя анархии). О том, что "слезы взрослых случаются там, где у ребенка они прекращаются, - при мысли о том, что нам не избежать родовой зависимости, обращения нашей отдельности". Очень интересны замечания Смирнова о паре "философ-безумец" в русской литературе, его анализ чеховских "Черного монаха" и "Палаты # 6" Благодарные тексты вообще уводят Смирнова дальше, чем ему хотелось бы. "Там, где философия натыкается на непреодолимое препятствие, приходит черед литературы... Писатель партиципирует свой предмет, занимает ту же, что и он, позицию. Поэтому литература (вместе со всем искусством) может быть адекватной явлениям, которые в ней затрагиваются, в том числе и безумию" - а ведь перевоплощение философии в литературу Смирнов прямо называет опасностью и осуждает у Деррида.

Впрочем, и ограниченность допостмодернистской философии Смирнов видит прекрасно. "Поскольку все обстающие нас предметы имеют для философии одно и то же содержание, постольку философский текст может быть свернут к одному и только одному понятию, господствующему над остальными... скажем, к Фихтеву "я", к Марксовой "прибавочной стоимости"... Философия напоминает тех простолюдинов, которые... обходились одним непристойным словом, о чем бы они ни заводили речь".

А вот выявленная Смирновым альтернатива философских дискурсов по отношению к войне. "Нежелание философов быть индивидуумами среди других таких же толкает их на легитимацию войны, сокрушающей индивидуумов". Но тогда против кого направлено требование устранить индивидуальное как причину войны "всех против всех"? Смирнов намерен критиковать постмодернизм, но получается у него критика философии как таковой.

И в чем все-таки разница между философом-профессионалом и человеком-философом, о котором говорит Смирнов? Может быть, в тоталитарных неприятностях, доставляемых человеку философией, виноват (каждый) другой человек? Человек человеку - волк, человек человеку - философ... Но постмодернизм как раз и пытается найти какие-то выходы из этого тупика. "Деконструктивизм ставит себе задачей демистифицировать философию. Подобного рода цель достижима лишь при условии, если деконструктивисты не были бы людьми". Деконструктивисты - люди и потому достигнут своей цели не полностью. Но чего-то все же достигнут. Отступить на пятьдесят лет назад у них уже не получится. Они станут другими. Усомнятся в собственном скептицизме. Безогляднее откроются новому. Ведь замечания Игоря Павловича Смирнова им тоже придется учесть.